I. История вопроса. основные понятия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

I. История вопроса. основные понятия

В своей книжке, посвященной научному истолкованию так называемых «таинственных явлений» человеческой психики[1], автор уже имел случай рассказать читателям о словесном внушении и об удивительных явлениях, внушением вызываемых. Многократным повторением слов: «Засыпайте, засыпайте! Спите! Спите глубже, спокойнее!» тому, кто внушает, удаётся погружать некоторых испытуемых в гипнотический сон. Особенности этого сна были подробно изучены в нашей стране В. М. Бехтеревым, а его физиологическая основа вскрыта опытами И. П. Павлова, его учением о высшей нервной деятельности. В гипнотическом сне чрезвычайно повышается внушаемость. Благодаря этому гипнотикам удаётся словесно внушить очень многое: разного рода движения, те или иные поступки, иногда очень сложные; различные ощущения, иллюзии, даже галлюцинации; и более того, создаётся возможность воздействовать словом на физиологические отправления организма, казалось бы, вовсе не управляемые волей, психикой испытуемого. Например, вызвать у него внушённый ожог.

Некоторые из этих явлений удаётся в ослабленном виде вызывать словесным внушением и у неусыплённых испытуемых, если только им свойственна уже в бодрственном состоянии повышенная «сверхнормальная» внушаемость.

Подобного рода факты были в какой-то мере известны ещё греческим и римским врачам, но прошли столетия, прежде чем гипноз и внушение были признаны окончательно установленными и составили содержание особой науки — гипнологии.

В той же книжке, в главе, посвящённой вопросу о том, существует ли мозговое радио, автор уже коснулся темы данной брошюры: непременно ли внушение должно быть словесным, т. е. вызываться понятными испытуемому словами? Возможно ли ещё и «бессловесное», «мысленное» внушение, такое, когда экспериментатор внушает что-либо не произносимыми вслух словами, а всего лишь мысленно повторяемым приказом, находясь иногда на значительном расстоянии от испытуемого?

Мысленное внушение принадлежит к таким вопросам, которые в течение столетий то овладевают вниманием учёных, то выбрасываются в мусорный ящик псевдонаучных исканий человеческого ума (в истории науки их было не мало) то снова всплывают на поверхность, обогащённые новыми наблюдениями, и опять забываются на многие годы.

В зарубежных странах, особенно в США, Англии, Франции, Голландии, Индии, Аргентине, а также в некоторых социалистических странах Исследованию названного явления уделяют большое внимание. В капиталистических государствах имеются институты, лаборатории, даже университетские кафедры (например, в Утрехте), занимающиеся исследованием мысленного внушения и других связанных с ним «парапсихических» явлений[2].

Время от времени из-за рубежа проникают к нам сведения о сенсационных опытах и открытиях в области изучения мозга и психики. Так, например, в декабре 1959 г. и феврале 1960 г. во французских научно-популярных журналах появились статьи с описанием сенсационного опыта, якобы проведённого летом 1959 г. на борту американской атомной подводной лодки «Наутилус». Лодка с находившимся на ней участником опыта (А) на 16 суток погрузилась на дно Атлантического океана. Другой участник опыта (В), остававшийся на берегу, два раза в день, в строго определённое время, мысленно внушал испытуемому А одну из пяти фигур: круг, квадрат, крест, звезда, волнистые линии. Многочисленные карточки с изображением этих фигур автоматически перемешивались особым прибором, который через равные интервалы времени выбрасывал эти карточки одну за другой. Точно в то же самое время испытуемый А на расстоянии многих сотен километров, через толщу морской воды и герметически замкнутую металлическую обшивку лодки пытался воспринять эти мысленно передаваемые сигналы и записывал их на бумаге. Опыт проводился в условиях безупречного, по всей видимости, контроля за участниками опыта, продолжался 16 дней и дал результат, более чем в 3 раза превосходящий тот результат, какой можно было ожидать по теории вероятностей: свыше 70 % правильных ответов вместо ожидаемых 20 %[3].

Мы, конечно, вправе верить или не верить подобным сведениям, приходящим из-за рубежа, признавать или не признавать явления мысленного внушения установленным фактом, однако полное отрицание и игнорирование их вряд ли можно считать благоразумным. Надо быть в курсе того, что уже сделано и что делается по данному вопросу в капиталистических странах, не говоря уже о том, что надо всему этому дать правильное, материалистическое объяснение. Вот почему в Физиологическом институте Ленинградского университета в 1960 г. под руководством автора этих строк была организована первая в Советском Союзе лаборатория для изучения мысленного внушения[4].

Прежде всего нужно было ознакомиться с обширной литературой, накопившейся за последние два-три десятилетия. В некоторой степени это удалось сделать и частично использовать изученную литературу при написании этой брошюры.

Начнём с изложения истории вопроса о мысленном внушении. Читатель, наверное, захочет узнать, кто и когда впервые отважился отнестись к мысленному внушению не как к суеверию или досужей выдумке, а как к предмету, достойному внимания и серьёзного изучения.

С давних времён в биографиях и автобиографиях выдающихся людей, в мемуарной литературе, в журнальных и газетных статьях приводились разнообразные, поражающие своей загадочностью случаи, почерпнутые из повседневной жизни. В общей форме они могут быть выражены такими словами: если некто А в данный момент умирает, подвергается опасности или с ним происходит какое-нибудь важное, волнующее событие, то случается, что другое лицо (назовем его Б), связанное с первым узами родства, любви или дружбы, в это же самое время на расстоянии (иногда очень большом) переживает психическое состояние (чувство, зрительный образ), которое так или иначе отражает событие, происходящее с лицом А.

Часто это происходит во сне, в виде сновидения, а у нервно больных людей в период обострения психической восприимчивости; но такие случаи бывают и у вполне здоровых лиц в состоянии полного бодрствования. Приведу два примера, заимствованных из надёжных литературных источников.

В предисловии к первому посмертному академическому изданию сочинений М. В. Ломоносова (1765 г.) содержится рассказ его друга академика Штолина, записанный им со слов самого Михаила Васильевича в следующих выражениях[5]:

«На возвратном пути морем в отечество (из Германии. — Л. В.) единожды приснилось ему, что видит выброшенного, по разбитии корабля, отца своего на необитаемый остров в Ледяном море, к которому в молодости своей, бывал некогда с ним принесён бурею. Сия мечта впечатлелась в его мыслях. Прибыв в Петербург, первое его попечение было наведаться от Архангелогородцев и Холмогорцев об отце своём. Нашёл там родного своего брата и, услышав от него, что отец их того же года, по первом вскрытии вод, отправился, по обыкновению своему, в море на рыбный промысел; что минуло уже тому четыре месяца, и ни он, ниже кто другой из его артели, поехавших с ним, ещё не воротились. Сказанный сон и братние слова наполнили его крайним беспокойством. Принял намерение проситься в отпуск, ехать искать отца на тот самый остров, который видел во сне, чтоб похоронить его с достодолжною честию, если подлинно найдёт там тело его. Но обстоятельства не позволили ему произвесть намерения своего в действо. Принуждён был послать брата своего, дав ему на дорогу денег, в Холмогоры, с письмом к тамошней артели рыбаков, усильно их в оном прося, чтобы, при первом выезде на промысел, заехали к острову, коего положение и вид берегов точно и подробно им писал; обыскали бы по всем местам, и если найдут тело отца его, так бы предали земле. Люди сии не отреклись исполнить просьбы его, и в ту же осень нашли подлинно тело Василия Ломоносова точно на том пустом острове, и погребли, возложив на могилу большой камень. Наступившею зимою был он (М. В. Ломоносов) о всём оном извещён».

За давностью лет трудно судить о том, имел ли этот случай характер мысленного внушения и от кого это внушение исходило. Но вот другой, более отчётливый случай, записанный всем известным критиком музыкальных и художественных произведений В. В. Стасовым[6].

«У моей сестры был в конце 40-х годов жених, блестящий гвардейский офицер, служивший в конной артиллерии, очень образованный и светский. Приближалась помолвка, свадьба казалась близкой и совершенно несомненной. И этот жених вдруг её покинул и почти мгновенно женился на другой (по требованию отца)… Моя сестра сошла с ума. Это было страшное, мучительное время в нашем семействе. Все мы жили одним только общим несчастьем, никуда не ходили и ни с кем не виделись. Страшная трагедия целый день шла в доме… Но тут-то нам довелось быть свидетелями невообразимых чудес. Наш доктор, тогда один из выдающихся врачей Петербурга, решил лечить нашу сестру магнетизмом (т. е. гипнотическими сеансами. — Л.В.).

У него были чёрные проницательные глаза, и перед нами прошли сцены, которым мы все никогда не поверили бы, если бы нам рассказывали их другие, а не сами их видели. Мы никогда не верили ни верчению столов, ни вызываниям духов, ни прочим модным забавам и затеям, но что мы тут увидали, тому нельзя было не поверить.

Усыплённая глазами доктора и магнетическими повеваниями его рук или надетым ей на руку намагнетизированным кольцом, моя сестра сама начинала приказывать, чем её лечить, и мы, стоявшие кругом её постели братья и сёстры, записывали, что тогда ею говорилось и приказывалось. У нас до сих пор сохранились тетради с нашими записями. Всего поразительнее было то, как иногда среди своей тихой, медленной речи, каким-то гробовым голосом она вдруг вскрикивала, словно кто больно уколол её булавкой: „Он едет!“ Мы бросались к отворённому балкону — и в самом деле видели из-за занавесок, что он, беззаботный равнодушный и жестокий, проезжал мимо.

Её перевезли (по её приказу) в Парголово, где никто из нас до тех пор не бывал, и лечение продолжалось. Под конец лета, среди магнетического сна, она однажды вскрикнула: „Он в парке“, и скоро потом пришла домой наша тётя, от обедни в первом Парголове, и рассказывала, что в парке встретила его с молодой женой. Это был второй или третий день их свадьбы; они приехали вдвоём погулять за городом и конечно не подозревали, что наше семейство именно в этих краях теперь живёт. К осени Надя стала поправляться, и мы вздохнули свободно».

В 1882 г. в Лондоне было основано «Общество для изучения загадочных явлений психики». Его основная задача состояла в собирании и строжайшей проверке достоверности случаев, подобных тем, которые только что были нами приведены. В этом деле приняли участие крупные английские учёные — психологи, физиологи, физики. Трое из них — Гернеи, Майерс и Подмор в 1886 г. опубликовали результаты этих исследований в объёмистой книге[7] и ввели в обращение сохранившийся до сих пор греческий термин «телепатия» (дословно — чувствование на расстоянии). Они же подразделили телепатические явления на «спонтанные» (происходящие самопроизвольно в обыденной жизни) и «экспериментальные» (преднамеренно вызываемые экспериментатором у испытуемых лиц посредством специально поставленных для этого опытов).

Надо сказать, что телепатические опыты впервые начали производить магнетизёры, последователи австрийского врача Месмера, предшественники современных гипнологов. В 1850 г. профессор физиологии и вместе с тем врач-магнетизёр англичанин Майо писал: «Замагнетизированное лицо, утратившее способность собственного осязания, или вкуса, или обоняния, осязает, вкушает и обоняет всё то, что воспринимается внешними чувствами магнетизёра»[8]. Это называлось тогда «общностью ощущений», объяснялось передачей «флюида» (иначе «животного магнетизма») от магнетизёра к магнетизируемому и вместе с «магнетической теорией» было отвергнуто и предано забвению[9].

Однако четверть века спустя крупный английский физик Баррэт возобновил опыты такого рода. Ему случилось экспериментировать с деревенскими детьми, погружая их в гипнотический сон. Одна девочка оказалась исключительно чувствительной не только к обычному словесному внушению, но и к внушению бессловесному — мысленному. Вот как описывает свои опыты сам автор.

«Я перенёс кое-что из кладовой для съестных припасов на стол около себя и, стоя позади девочки, глаза которой я тщательно завязал, взял немного соли и положил себе в рот; моментально она сплюнула и воскликнула: — Почему вы кладёте мне в рот соль? Затем я отведал сахар; она сказала: — Это лучше! На вопрос, на что это похоже, она отвечала: — Это сладкое! Потом я попробовал горчицу, перец, имбирь и т. п. и всё девочка называла и ощущала, по-видимому, на вкус, когда я клал пряности в свой рот. Я положил руку на зажжённую свечу и слегка обжёгся; девочка продолжала сидеть ко мне спиной с завязанными глазами и, однако, в тот же момент закричала, что обожгла руку, причём обнаружила явное страдание»[10].

В 1876 г. проф. Баррэт решился доложить свои удивительные наблюдения на собрании Британской ассоциации для распространения наук, выдвинув при этом гипотезу непосредственной передачи мысли от мозга к мозгу. Это был первый научный доклад на данную тему; как и следовало ожидать, успеха он не имел[11]. Но мало-помалу подобные опыты стали производить и другие учёные, в том числе знаменитый французский физиолог Шарль Рише, лауреат Нобелевской премии. Особенно чувствительные к мысленному внушению испытуемые, подобные девочке проф. Баррэта, встречаются очень редко. Поэтому Рише начал ставить сотни и тысячи опытов на обычных (специально для опытов не отобранных) испытуемых, оставляя их в бодрственном состоянии. Чтобы определить степень достоверности получаемых результатов, Рише стал обрабатывать их методами статистики. По его данным, число правильных угадываний задуманных игральных карт обычно превышает число случайных угадываний, указываемых теорией вероятностей, но это превышение не всегда бывает достоверным. И опять-таки только у некоторых редко встречающихся испытуемых (их стали называть «сенситивами») получаются более убедительные результаты. Заслуга Рише состоит, таким образом, в том, что он первый стал применять количественные методы изучения телепатических явлений, дающие результаты, пригодные для математического анализа. Ему же принадлежит и общепринятый теперь термин — мысленное внушение[12].

Стоит отметить, что этот выдающийся физиолог имел в своей жизни факты спонтанного проявления парапсихических способностей, подкреплявшие его убеждение в реальном существовании этих явлений. Ученик и последователь Рише, д-р Жан Ру, передаёт в одной из своих статей следующий рассказ учителя.

«В 1907 г. около 8 часов утра я ещё довольно глубоко спал. Мне снилось, что я нахожусь в обществе г-жи Шарко[13], с которой я не был знаком, никогда не разговаривал, которую никогда не видел. Мы ехали, с нею в автомобиле по платановой аллее. Она вела машину и так быстро, что я опасался несчастного случая. Мой сон был прерван почтальоном, доставившим мне заказное письмо. Когда я взял это письмо, мне сейчас же представилось (почему? — это очень странно), что существует какая-то связь между письмом и моим сновидением… И действительно, письмо было послано моим другом полковником Шав, который просил в нём моей рекомендации для Жана Шарко, сына профессора и г-жи Шарко. Жан Шарко, которого я также не знал, должен был через несколько недель приехать на своей яхте на Азорские острова, где я тогда находился»[14].

Совпадения такого рода имеют чрезвычайно малую вероятность, граничащую с невероятностью. Поэтому они поражают и часто убеждают в существовании мысленного внушения тех, кому доводилось иметь их в своём жизненном опыте. В новейшее время нечто подобное произошло и с другим знаменитым учёным — Гансом Бергером, основателем электроэнцефалографии (регистрации биотоков коры головного мозга с помощью осциллографа). После лично пережитых случаев спонтанной телепатии Бергер стал усердным исследователем мысленного внушения и написал на эту тему небольшую монографию, изданную в 1940 г.[15] То же самое можно сказать и о некоторых всем известных писателях. Например, авторами научных статей и экспериментальных исследований по мысленному внушению были Марк Твен[16] и Эптон Синклер[17]. Яркие описания подобных явлений встречаются в художественных произведениях таких писателей, которых менее всего можно заподозрить в пристрастии к мистике: Эмиля Золя (роман «Париж»), Ромена Роллана («Жан Кристоф»), В. Г; Короленко (рассказ «Федор Бесприютный»), Куприна («Олеся», «Молох»), Константина Симонова (повесть «Дни и ночи»).

Теперь мы можем точнее определить основные понятия и термины, общие как для спонтанной, так и экспериментальной телепатии. Это пригодится нам в дальнейшем изложении вопроса.

Телепатия — это особая форма информации или общения живых существ, выражающаяся в непосредственном (т. е. без посредства известных нам органов чувств) влиянии нервно-психических процессов одного существа на нервно-психические процессы другого существа. Из этого определения видно, что в каждом случае телепатии участвуют по крайней мере два существа («телепатическая пара») — то, у которого первично возник данный нервно-психический процесс, и то, у которого в связи с этим возник такой же или более или менее сходный нервно-психический процесс. Лицо, оказывающее на другое лицо телепатическое влияние, передающее ему телепатическую информацию, принято называть «телепатическим индуктором», или «агентом». Лицо, которое непосредствено на расстоянии воспринимает такое влияние или информацию, называют «телепатическим перципиентом». Процесс, который происходит в нервно-психической сфере индуктора, обозначают словами «телепатическая индукция», а процесс, который происходит в нервно-психической сфере перципиента, называют «телепатической перцепцией». Само содержание телепатической индукции и перцепции принято называть «телепатемой». То, что телепатически воспринимает перципиент, далеко не всегда в точности соответствует тому, что было телепатически послано индуктором. Поэтому необходимо различать два понятия — «телепатема индуктора» и «телепатема перципиента». Старинное слово «телепатема» теперь часто заменяется выражением «телепатическая информация».

В начальный период изучения телепатии Баррэт, Майерс и многие другие пионеры парапсихологии усматривали в телепатических явлениях подтверждение своим идеалистическим воззрениям и даже религиозным верованиям. Они верили, что души умерших могут телепатически влиять на живых с целью доказать им свою «самоличность», своё существование после смерти. Телепатия оказалась, таким образом, на службе у модного тогда спиритизма — веры в духов. Эта мистическая романтика на многие десятилетия скомпрометировала исследования телепатических явлений в глазах трезво мыслящих учёных. Скомпрометирован был и самый термин «телепатия»[18], да и вся зародившаяся тогда парапсихология.

На дальнейшую судьбу парапсихологических исследований решающее влияние оказала борьба двух извечно противоположных философских воззрений, которая с особой силой развернулась в те годы в области психологии. Психологи-идеалисты, составлявшие большинство, упорно держались за старое: дух первичен, материя вторична, всего лишь производное — духа; материя подчинена принципу причинности, категориям времени и пространства; дух же свободен, он не знает причинной зависимости, действует вне времени и пространства. Психологи-материалисты отстаивали обратное: дух, душа — производное мозга, его функция; психические явления неразрывно связаны с мозговыми физиологическими процессами и вместе с ними строго детерминированы, протекают во времени и в пространстве. Чаша весов в этом великом споре стала склоняться на сторону психологов-материалистов лишь после того, как им на помощь выступили ведущие физиологи, вооружённые экспериментальными методами исследования мозговых функций: в России — И. М. Сеченов, во Франции — Шарль Рише, затем В. М. Бехтерев и, наконец, И. П. Павлов — творец физиологии высшей нервной деятельности[19].

Тот же путь проходит теперь и парапсихология. Изучая самые сокровенные, по большей части идущие из подсознательной сферы, уклоняющиеся от повседневной нормы — «паранормальные» — проявления психики, парапсихология, естественно, отстаёт в своём развитии от других разделов психологической науки. В ней и сейчас очень сильны идеалистические тенденции, стремления видеть в телепатических и других подобных им явлениях нечто свободное от причинной зависимости, протекающее вне времени и пространства. К этому мы ещё вернёмся в заключительных главах. Теперь же остановимся лишь на одном типичном примере — высказываниях по данному вопросу видного современного физика и вместе с тем парапсихолога Паскуаля Иордана. Здесь уже нет бьющего в глаза спиритуализма Баррэта и Майерса. На идеалистические по существу тенденции наброшен покров, сотканный из далеко идущих, крайних положений современной физики.

В статье, озаглавленной «Парапсихологический смысл исследования в атомной физике»[20], этот автор пытается провести некоторые аналогии в развитии этих двух, казалось бы, столь различных научных направлений. Опираясь на высказывания авторитетнейших физиков Нильса Бора и Вернера Гейзенберга, он утверждает, что общепризнанная в настоящее время квантовая теория явилась опровержением принципа причинности в области атомной физики. «Внутри самих вещей, — утверждает Иордан, — мы должны признать существование присущей им, подлинной, объективной индетерминированности (indeterminancy)».

Далее на нескольких примерах (на наш взгляд неубедительных) автор стремится показать, что этот «принцип атомной физики» применим и к проблеме причинности в биологии, психологии, особенно же парапсихологии. Ни слова не сказав о достижениях Сеченова, Павлова и других, установивших принцип детерминизма (причинной обусловленности) в физиологии высшей нервной деятельности и психологии, Иордан возрождает обветшавшее учение о свободе воли. «По существу невозможно, — пишет он по этому поводу, — предсказать, подсчитать заранее или предопределить акты решений живого существа. Невозможность сделать это не обусловлена современным состоянием знания, но вытекает в основном из самой природы вещей».

Что касается явлений парапсихологического порядка, то Иордан не только отказывается признать их причинно обусловленными, но и считает, что они протекают вне воспринимаемого нами трёхмерного пространства и вне времени. Упоминая о случаях телепатии, наблюдавшихся при очень больших расстояниях между индуктором и перципиентом, Иордан считает необходимым раз и навсегда отказаться от попыток объяснить такие явления передачей какой-либо энергии «в трёхмерной раме нашей действительности». То, что далеко отстоит в трёхмерном пространстве, может оказаться рядом в пространстве высших измерений. Это поясняется примером: «две точки на листе бумаги, находящиеся далеко друг от друга, могут сблизиться как только мы сложим лист вдвое» (т. е. от двухмерного пространства перейдём к трёхмерному).

Наконец, Иордан вслед за проф. Алоизом Венцлем допускает «возможность восприятия двухмерного времени», что якобы тоже может иметь значение для понимания некоторых парапсихических явлений. Надо отказаться от обычного понимания времени, пространства, причинности, чтобы уяснить себе сущность парапсихических явлений — вот что предлагает Иордан[21].

Воинствующими идеалистами выявляют себя и ведущие современные парапсихологи-экспериментаторы Рейн и Соул. Менее заражены духом философского идеализма французские парапсихологи, последователи Рише. Более всего склонные к позитивизму, они стремятся «очистить» парапсихологию от какой бы то ни было философии, а тем более религии. Таков, например, в своих высказываниях Роберт Амаду, автор обстоятельно написанной монографии, трактующей о происхождении и современном состоянии парапсихологии. По его мнению, как защитники, так и противники этой науки должны руководствоваться словами великого исследователя Пастера: «Здесь нет ни религии, ни философии, ни атеизма, ни материализма, ни спиритуализма. Это вопрос фактов и только фактов»[22]. Очень редки за рубежом парапсихологи-материалисты. К их числу, как мне кажется, можно причислить Рафаэля Херумьяна; хорошо владея русским языком, разбираясь в исследованиях Павлова, Введенского, Ухтомского, Быкова, он прилагает усилия к тому, чтобы парапсихические явления осмыслить физиологически, в духе материалистической философии[23].

Перед советскими учёными стоит нелёгкая задача критически рассмотреть все утверждения современной зарубежной парапсихологии. В исследовании парапсихических явлений, и в первую очередь телепатии, участвуют наряду с психологами физики и физиологи. Это — пограничная, весьма сложная область знания, требующая комплексного изучения.

Соответственно этому в предлагаемой брошюре сперва предоставляется слово психологам (главы II, III, IV, V, VI, VII), затем проблема телепатии рассматривается в биологическом (главы VIII, IX) и далее в физическом аспекте (главы X, XI). В заключительной главе (XII) говорится о теоретическом, философском значении данной проблемы и о её возможном практическом применении.