Глава 4 Демократия vs. горячий секс

Глава 4

Демократия vs. горячий секс

Желание и равноправие играют по разным правилам

Любой билль о сексуальных правах – ничто по сравнению с необузданным, неуправляемым эротическим воображением.

Дафна Меркин[16]

Несколько лет назад я участвовала в крупной конференции, и один из выступающих рассказывал о паре, которая обратилась к психотерапевту, когда, помимо прочих неприятностей, еще и их сексуальная жизнь резко пошла на спад. Раньше они любили воплощать разные фантазии на темы доминирования и подчинения. Теперь же, после рождения второго ребенка, жена хотела более традиционных сексуальных отношений. А муж требовал, чтобы все оставалось как прежде, и они никак не могли разрешить это противоречие. Выступающий предположил, что для решения проблемы этой пары придется поработать с эмоциональной динамикой в контексте истории семейной жизни и изменений, произошедших с появлением детей. Но в ходе последующего обсуждения оказалось, что участники конференции гораздо меньше интересуются отношениями партнеров, чем любопытными деталями про доминирование и подчинение в их эротической жизни.

Несколько присутствующих даже спросили: что же за патология может заставить мужчину делать из жены объект для сексуальных утех, а женщину соглашаться на наручники и все остальное? Возможно, рассуждали некоторые, материнство привело ее в норму и восстановило чувство собственного достоинства, поэтому теперь она и отказывалась от всех этих унижений. Другие выдвигали предположения, что причина нынешней безвыходной ситуации – в различиях полов: мужчины стремятся к независимости, хотят власти и контроля, а женщинам важнее любовная привязанность и контакт. Кто-то уверенно говорил, что подобным парам нужно научиться сочувствовать друг другу, чтобы противостоять странной тяге к безусловно недостойным отношениям, основанным на насилии. Все эти реплики довольно типичны: многие считают, что подобные сексуальные практики по определению унижают женщину – а ведь такой подход полностью противоречит концепции равноправия полов и не оставляет паре и шанса на здоровые отношения.

Проговорив о сексе часа два, участники ни разу не сказали ничего ни об эротизме, ни об удовольствии, поэтому в конце концов я тоже решила высказаться. Я сказала: любопытно, только ли я заметила, что все эти аспекты полностью выпали из поля зрения. Секс ведь имел место исключительно по взаимному согласию. Возможно, женщина не хотела больше, чтобы муж ее связывал, просто потому, что у нее теперь грудной ребенок, и это связывает ее надежнее любых веревок. Неужели у сидящих в аудитории нет собственных сексуальных предпочтений, которые им не хочется ни объяснять, ни оправдывать? Зачем же автоматически считать, что в отношениях и эротических играх этой пары должно присутствовать нечто унижающее и патологическое? И ближе к теме: тот факт, что женщина соглашалась выступать сабмиссивом[17], слишком сложно принять тем, кто стремится к максимальной корректности в отношении женских прав и равноправия. Возможно, признать, что сильная и уверенная в себе женщина, играя роль сабмиссива, реализует свои сексуальные фантазии – слишком небезопасно? Или принятие этого факта уменьшит моральный авторитет женщины? Или участники конференции опасаются, что если они позволят женщине открыто выражать подобные желания, то их могут счесть в некотором смысле ответственными за одобрение мужского доминирования в мире в целом: в бизнесе, в профессии, в политике и экономике? Возможно, сама идея сексуального подчинения и доминирования (независимо от того, кто из партнеров какую роль выбирает) не сочетается с идеалами справедливости, компромисса и равенства, лежащими в основе современного брака?

Будучи в некотором смысле аутсайдером этого социума, я предполагала, что все многообразие мнений, услышанных мной в этом обсуждении, отражает глубинные культурные особенности. Действительно ли собравшиеся специалисты считают, что сексуальные практики этой пары, хотя и добровольные и совершенно не предполагающие насилия, были слишком дикими и эксцентричными, а потому недопустимыми и безответственными в отношении серьезного дела, каковым является брак и создание семьи? Как будто сексуальное удовольствие и эротизм, даже если в них больше фантазии и игры, чем это обычно бывает, да еще и игры с агрессией и силой, недопустимы в жизни ответственных взрослых людей, находящихся в серьезных отношениях, основанных на любви.

После конференции я говорила со многими занимающимися семейными парами психотерапевтами из Южной Америки, Европы и с Ближнего Востока. Мы все чувствовали себя в некоторой дисгармонии с принятыми в Америке сексуальными нормами, но определить, в чем же именно заключается различие, было не так просто. Тема выражения сексуальности настолько перегружена табу, что обобщения опасны. Но если бы я позволила себе лишь одно замечание, я бы сказала, что американской культуре присущи уравниловка, прямолинейность, прагматизм и это неизбежно влияет на наши мысли и ощущения в отношении любви и секса. С другой стороны, взгляд жителей Латинской Америки и Европы на любовь отражает иные культурные ценности: людей там не пугают попытки обольщения, акцент делается на чувственности, допускается идея взаимной дополняемости (партнеры разные, но равные), и никто не требует полного уничтожения различий.