Самые распространенные причины детской лжи

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Самые распространенные причины детской лжи

Как мы наверняка уже поняли и сами, по поводу хороших, приятных маме поступков нашему чаду врать незачем – напротив, такими действиями не грех и похвастаться… Поэтому необходимость скрывать с помощью лжи поступки, преимущественно, неблаговидные проистекает из самой ее сути – приема, с помощью которого кто-то пытается скрыть истину от остальных. Поэтому ясно, что, если истина нуждается в сокрытии, наверняка хорошего в ней мало!.. Впрочем, не все так просто. Как и взрослые, дети быстро учатся лгать наполовину (привирать) или лгать в целях не всегда таких уж «плохих», «преступных» и прочих.

Напомним, что врать мы обучаем детей сами – причем, сопровождая это обучение заверениями, что так делать нехорошо. Фактически, мы создаем в их головах изрядную путаницу, где стремление подражать родителям и увиденные результаты обманов между взрослыми говорят чаду о том, что врать зачастую выгодно, необходимо и даже правильно. Одновременно, наши запреты утверждают обратное и, более того, намекают ему на неотвратимость наказания. В то же время неправда в исполнении родителей всегда остается безнаказанной – ведь взрослые не будут наказывать сами себя при ребенке!.. Да и лгут они всегда так, чтобы по возможности не быть пойманными на «горячем» никогда… И что в конце концов должен думать по поводу всего этого наш юный сорвиголова?..

Обычно дети быстро выбирают сторону лжи, проводят с нею ряд экспериментов и в итоге становятся такими же умелыми «врунишками», как и мы сами. Подтвердить, что большинство детей со временем перестает видеть во лжи что-то плохое, очень легко – для этого достаточно спросить себя, много ли на своем веку мы встречали правдивых взрослых… Понятно, что все эти взрослые когда-то были детьми, так что пример достаточно показателен. Увы, наше чадо тоже научится – ему просто нужно для этого немного времени, смекалки и наблюдательности. И от нас в данной ситуации требуется только перестать ставить его в неловкое положение, прибегая к обману и наказаниям за обман и при этом утверждая, что все это – «очень плохо». Другими словами, основной задачей родителей в период, когда ребенок учится говорить неправду, состоит в том, чтобы:

1) научить его, когда ложь является делом благим, а когда – может испортить очень многое в жизни;

2) создать такие личные взаимоотношения с ним, чтобы именно с нами он хотел быть и был всегда откровенен – не прибегал к этому распространенному методу взаимодействия с другими людьми в семейном кругу.

Пытающийся пройти этот путь самостоятельно ребенок может наделать, так сказать, в дороге массу ошибок. Например, многие уже уверенные в своих навыках врунишки прибегают к обману банально из ложного чувства чести – чтобы выгородить друзей, взяв их вину на себя по их наущению или нет. А вина эта не всегда бывает такой уж мелкой – в подростковом возрасте она может иметь отношение даже к статьям административного и уголовного кодекса!.. На начальных же этапах склонность ко лживости или особенности темы, выбранной для вранья, могут рассказать очень многое о конфликтах в семьях, даже если они скрытые. Кроме того, они не менее красноречиво повествуют о сути проблем, мучающих ребенка, являющихся для него, что называется, «самым наболевшим». Одним словом, особенности детской лжи – это очень интересно, но часто также и опасно. Причем дело не только в создаваемых ложью ребенка проблемах для родителей.

Один из таких неумелых экспериментов может принести самому лжецу куда больше неприятностей, чем его взрослым защитникам – отцу и матери. Поэтому постараемся не судить о мотивах сгоряча. Понятно, что нам в момент вскрытия истины станет и стыдно, и очень обидно – скорее всего, нас даже охватит такой гнев, что «руки зачешутся» сами и сильно… Тем не менее, возможно, наш малыш соврал из побуждений не столь уж, так сказать, греховных. И наказывать его за вранье хоть каким-то из пришедших нам на ум способов ни в коем случае нельзя, так как мы рискуем получить неисправимого в дальнейшем лжеца – профессионала. Итак…

1. Обычно дети врут из желания скрыть поступок, который не будет одобрен родителями – то есть поступок из числа тех, за которые родители ранее уже подвергали его наказанию, выражали свое недовольство. В таких случаях ложь призвана полностью скрыть этот факт или выгородить лжеца в глазах родителей – изменить долю его участия или роль в случившемся. Например, из этой серии случаи с потерянными («украденными собакой») варежками и шапочками, съеденными без разрешения («съеденными котом») вкусностями, а также случайно сломанными («потерянными» или «подаренными друзьям») игрушками и др. С возрастом ложь этого типа становится все более распространенной, так как именно на нее родители, пока шалости в общем безобидны, «не обращают внимания» чаще, чем на ложь по поводу проступков более серьезных. Узнав о таких мелочах, родители безошибочно чувствуют, что ребенок солгал из страха быть наказанным, поэтому предпочитают сделать вид, будто до сих пор ничего не знают.

Львиная доля таких шалостей происходит сама с малышней подвижной, всегда любопытной, азартной и не удержимой ни в какой узде запретов – безо всякого их желания или по чистой случайности. Так что вину самого ребенка можно проследить лишь в небольшой части случаев. Скажем, «состав преступления» налицо, когда он тайком ест запретные сласти или берет «поиграться» (считай, разобрать на мелкие запчасти) вещи, которые его уже просили не трогать. Но даже если жертвой детского любопытства на сей раз стал хороший мобильный телефон или планшет, родителям для детей все равно не жалко ничего. Поэтому в глубине души они готовы вздыхать над грудкой запчастей, в которую превратились папины наручные часы, молча, сообщив малышу, максимум, что эта «штучка» была очень дорогой/любимой, и потеря их огорчает…

Что же касается порванных курточек или, тем более, съеденного без спросу печенья, такие мелочи мы прощаем еще легче, чем поломку предметов с высокой стоимостью. С другой стороны, ложь из-за таких невинных в общем проказ должна заставить нас задуматься вот над чем: если наш малыш запуган до такой степени, чтобы бояться прямо сказать, что он упал и порвал брючки совершенно случайно (или его толкнули), не слишком ли мы с ним строги?.. Во всяком случае, боязнь признаться даже в таких пустяках, показательна. Она означает, что ребенок больше боится нас, чем уважает, поскольку он готов лгать до последнего и по поводу каждой провинности, лишь бы не получить в очередной раз наказание. Наверняка он настолько запуган не из-за собственной робости, и истинной причиной его лживости является именно преувеличенный страх перед нами.

2. Впрочем, детские страхи бывают и другими, но они тоже подталкивают ко вранью. Например, ребенок может банально испугаться в момент какого-то события, повести себя в результате неправильно, а после – устыдиться, что он и испугался, и не остановил всего, что последовало за его ступором. Скажем, такое сплошь и рядом имеет место в ситуациях действительно небезопасных – когда что-то съестное у ребенка и в самом деле отбирает крупное бродячее животное. Нередко потом наше благородное чадо боится указать на одну конкретную собаку из опасений, что мы можем учинить с нею что-нибудь в отместку за нападение… В таком случае он может солгать, что съел все сам, лишь бы не показывать родителям, что он испугался, и не указывать на голодное животное, которое может от этого пострадать. Аналогично дети лгут «он сам упал!», когда они не смогли удержать падающего с дерева товарища – или, что еще хуже, подтолкнули его к падению, решив, что это будет забавно, а товарищ ударился неожиданно сильно.

Ну, а самым распространенным враньем такого типа являются постыдные результаты типичных детских страхов по ночам. В частности, из этой серии уже упомянутый случай, когда ребенок боится ходить по темным комнатам и в результате опорожняется по ночам в постель, хотя днем уже уверенно пользуется указанными родителями местами – скажем, горшком или уборной. Считать это провинностью не совсем верно – малыш просто боится темноты, что для его возраста вполне нормально. А запрещенное действие, осуществляемое в постели, здесь является только следствием страхов, а не изначальным намерением поступить назло родителям. Но мы о столь сложном сочетании мотивов (когда он оказывается шкодником и лгуном как бы поневоле) часто даже не подозреваем. И, следовательно, наверняка накажем его за очередной проступок просто по привычке.

3. Самые забавные случаи вранья у детей обычно связаны с растущей неудовлетворенностью уровнем жизни или социальным статусом – своим или всей семьи. Именно ложь такого типа звучит почти исключительно для других – когда ребенок находится вне дома и за пределами родительского надзора. Она, как правило, носит характер обмана длительного – родители выясняют, что они «космонавты», «тайные агенты» и другие «известные», «влиятельные», «знаменитые» личности, почти всегда случайно, по прошествии некоторого периода времени. В большинстве случаев, содержание таких рассказов производит в момент раскрытия обмана эффект, скорее, комический, чем трагический. О таких случаях и говорят: «Наврал с три короба». Родителям остается лишь посмеяться, пожать плечами, остановиться подробнее на истинном положении вещей и увести красное, как рак, от стыда дитятко домой для объяснений…

К такого рода «головокружительной карьере», придуманной для них отпрыском, родители относятся даже без обид, поскольку видят в рассказах чада даже нечто схожее с комплиментом – попытку малыша лучше показать то, как он гордится своими родителями и любит их. Словом, единственная нотка, которая портит им в таких случаях веселье, состоит разве что в горечи, что на самом деле папа вовсе не меценат и не космонавт, а рядовой служащий… Тем не менее нужно учитывать (в том числе при беседе на эту тему с малышом), что едва ли ребенок приписал своим родителям или себе (дети часто ставят в таких фантазиях себя на роль глав семьи) столь длинный список «заслуг» просто так. По систематическим обманам такого рода хорошо видны их основные, не изменяющиеся от раза к разу подробности. То есть, если, например, малыш однажды сказал, что его папа (на самом деле, допустим, инженер) является директором завода, в дальнейшем он будет придерживаться именно этой версии. Точно так же впредь он не забудет и другие значимые подробности – вроде жизни всей семьи в трехэтажном особняке вместо «хрущевки», количества машин в семье и др. Некоторые части такой «легенды» изменяться уже не будут. А прекрасная память на сделанные ранее утверждения, согласимся, не может не настораживать – особенно с учетом общего непостоянства, характерного для детей, их забывчивости и не слишком высокой внимательности.

В самом деле, разум ребенка непрерывно учится новому, интерпретирует подмеченное и пр. Все психические и физиологические процессы у ребенка протекают в несколько раз быстрее, чем у взрослого. Поэтому детям так свойственно быстро отвлекаться, забывать обиды, менять настроение. В норме для них такая четкая память на основные подробности фантазий нехарактерна – в противном случае они лучше бы учились и не придумывали бы каждый раз новые версии старых игр… Эта неожиданно хорошая способность запоминать краеугольные подробности обмана говорит о том, что ребенок, по сути, давно придумал себе «параллельную реальность». В данном случае он уже нарисовал себе полноценную воображаемую жизнь своей семьи, во всех подробностях. Если эта желаемая жизнь постоянно мельтешит у него перед глазами так же настойчиво, как и жизнь реальная, додумывать на ходу новые детали и четко помнить прежние ему легко – он видит их перед собой, словно наяву! И в таком описании мы уже понимаем, что здесь ненормального, не так ли?..

Совершенно очевидно, что, будь перед нами взрослый, мы уже сочли бы его не вполне адекватным, близким к помешательству, так как галлюциногенные фантазии свойственны многим расстройствам психики. Но не стоит пугаться больше, чем нужно, да еще раньше времени! Такие состояния у детей, как правило, безопасны для деятельности коры мозга и не говорят о ее нарушении. Дети вообще отличаются бурной фантазией и игрой воображения – им легко поверить в собственную выдумку и представить ее, словно наяву. Конечно, длительное и непрерывное нахождение всецело в одной такой «фантазии» нездраво и говорит о многом. Но о помешательстве оно не говорит точно, а все остальное, в принципе, решаемо.

Такие фантазии у детей становятся постоянными потому, что постоянной является их неудовлетворенность текущим положением дел. Например, дети добавляют себе «важности» в случаях, когда отношение к ним со стороны родителей больше всего похоже на игнорирование, невнимание, отсутствие заботы. Если ребенок добавляет «статуса» своим родителям, его наверняка не устраивает собственное материальное положение как отражение положения всей семьи. Другими словами, он обделен таким количеством чисто материальных признаков благополучия (игрушек, красивых бантиков и курточек), какими могут похвастать его сверстники. Таким образом, папа-«начальник» вместо простого служащего появляется в историях этого типа как «человек значительный» вместо «человека состоятельного». При этом очевидно, что проблемы такого рода (изъяны в отношениях родителей или материальном положении семьи) носят длительный характер. То есть их невозможно изменить и исправить в течение нескольких недель даже при большом желании…

Аналогично дети могут врать о несуществующем статусе родителей из-за неуверенности в себе – особенно в большом и чужом коллективе (скажем, в детсадовской группе), при самостоятельном (ведь родителей здесь нет!) общении со взрослыми (воспитателями). В таком случае нашего ребенка эти самые воспитатели дополнительно могут охарактеризовать как заносчивого, не слишком общительного и, возможно, агрессивного.

4. У случаев «социальной» лжи, кстати, имеется и одна из наиболее опасных разновидностей. Она обычно связана с острыми семейными конфликтами, драмами – например, разводами, смертями близких, случаями насилия, наркотической/алкогольной/игровой зависимости и др. Правда, в большинстве случаев этот обман вскрывается быстро, поскольку дети в таких случаях могут рассказывать истории самые разные, подчас – откровенно пугающие. В частности, при очевидном конфликте с одним из родителей (побои, скандалы – как с другими членами семьи, так и с ребенком) малыш может компенсировать невозможность изменить эту ситуацию в реальности возможностью изменить ее в своем воображении. В такие моменты и появляются приводящие посторонних в ужас рассказы «моя мама умерла», «наш дом сгорел», «папа сбежал с другой тетей на Канары» и пр.

Это тоже ложь, но ложь на темы страшные. Она в равной степени четко отражает реальное положение дел и глубину наносимой (нанесенной, если событие было единичным, как чья-то смерть) малышу травмы. Нередко обороты вроде «умерла», «убили» и др. по отношению к живым, но отнюдь не любимым домочадцам звучат в устах фантазирующих в этом направлении детей как пожелание – то есть как словесная реализация того, что малыш хотел бы на деле… Однако на столь шокирующие россказни иногда способны и дети из семей внешне благополучных, но – только внешне.

Склонность врать об «умерших» родственниках, об ужасных случаях с ними или знакомыми родителей характерна для детей, остро неудовлетворенных отношениями в семье – в частности, отношением именно к нему. Кроме того, ею страдают дети, склонные к социопатии – опасной особенности воспитания, которая взращивает в ребенке ненависть и презрение к любым правилам комфортного сосуществования, принятым в обществе. В самом общем виде, социопатия формируется в условиях подмены родительской любви вседозволенностью. Социопаты любят провоцировать окружающих именно за счет шокирующих, запрещенных поступков – отсюда и название патологии. Точно в том же ключе они и лгут – рассказывают «страшные истории», поскольку они действительно пугают окружающих…

Наконец, как единичный случай (разово, не на постоянной основе) ребенок может брякнуть нечто подобное и сгоряча. Фактически, только потому, что он, подобно социопату, надеется впечатлить «аудиторию» по-настоящему, а опыт подсказывает ему, что смерть и иные похожие несчастья впечатляют сильнее других. Так что, в последнем случае ребенок как бы «шалит» – с той же целью, с которой затевается и обычная шалость… А его вранье, пусть оно и может серьезно напугать окружающих, задумывается с целью безобидной – хотя бы временно привлечь к себе повышенное внимание взрослых.

5. Многие в остальном послушные (что называется, шелковые) дети с годами превращаются в неисправимых врунов только по одной причине. А именно по той, что их обычное послушание, которому не могли нарадоваться родители, было следствием безответности – неспособности отказывать в чем-либо кому-либо. В сущности, ложь, к которой прибегают дети с таким характером, звучит всегда с той же целью, что и у взрослых. Иными словами, таким способом ребенок, которому по ряду причин сложно или невозможно сказать обычное «нет», говорит это же «нет» другими словами. В данном случае так, чтобы избежать самого отказа или оправдать его аргументами более весомыми, чем его личное нежелание.

Вообще нормально сформированному характеру безответность несвойственна – дети от природы достаточно решительны и инициативны, чтобы быстро обучаться использованию слова «нет». Но, во-первых, это касается лишь большинства детей, а не их всех. А во-вторых, ребенка, в отличие от взрослого, значительно проще запугать до состояния безответности – притом в самом начале жизни. К тому же изначально ребенок находится в не самом лучшем положении для частых отказов, так как он любит родителей и стремится быть «хорошим» для них. То есть родители являются для него безусловным авторитетом, и он боится навлечь на себя их недовольство.

Период, когда личное мнение у нашего чада отсутствует настолько, что полностью подменяется родительским, достаточно длителен – минимум от первых месяцев жизни до 3 лет. В это время все решения за ребенка принимает кто-то другой – причем не обязательно папа и мама. Наше чадо еще долго будет подчиняться авторитарному тону любого, даже незнакомого, взрослого. И родители обычно учитывают это свойство детской психики, обучая своих чад «не разговаривать с чужими людьми и не слушаться их». Однако усвоит ребенок этот совет или нет – для нас пока не главное. Важнее то, что его собственное мнение сформировано недостаточно четко, поэтому ребенок даже нуждается в подмене своих решений родительскими, и эта подмена до некоторых пор проходит безболезненно. А уже по мере оформления его психики, выделения в ней слоев, которые психология условно называет «Я», «Сверх-Я» и др., разница сказывается все заметнее. И, следовательно, ребенку становится все проще отказывать другим в просьбах/приказах.

Так вот, у одних детей способность говорить «нет» проявляется быстрее и сильнее, у других – позже и слабее. На степень самостоятельности детской личности можно заметно повлиять с помощью воспитания. Поэтому многие дети, чьи родители нетерпимы к возражениям и по жизни, и в семье, вырастают безответными, послушными, тихими. Их способность отказывать еще в детстве сталкивается с превосходящим ее многократно сопротивлением. Ведь папа или мама – уже сложившиеся люди, и они куда лучше ребенка поднаторели в деле настояния на своем!.. Вследствие систематических попыток подавить волю ребенка, она сильно замедляется в развитии.

Своеобразной расплатой за воспитание, подавляющее всякую личную волю чада, для таких родителей становится систематическая ложь этих чад в ответ. Ее эпизоды повторяются чаще от месяца к месяцу – по мере того как у ребенка оформляются собственные интересы и цели и он стремится сделать растущие разногласия с родителями незаметными для них. Обычно, «законченный враль» формируется из такого ребенка уже к 7–10 годам. Причем нужно заметить, изощренная наблюдательность и дотошность родителя с таким «стервозным» характером учит ребенка и еще кое-чему, помимо безответности. В частности, ложь детей, выросших среди таких взрослых, всегда невероятно правдоподобна. Они постигают суть и назначение вранья слишком рано и слишком глубоко, а неудачные пробы обходятся им слишком дорого, чтобы навык лгать убедительно формировался у них подолгу… Поэтому такие дети всегда поразительно расчетливы в мелочах своей «легенды», рассчитывают ее в зависимости от конкретного адресата, предполагают сразу несколько возможных последствий («что будет, если скажу то или это») лжи. В том числе их расчет касается поступков родителя в ответ на то или иное сообщение… Одним словом, дети, воспитанные слишком властными взрослыми, – это самые виртуозные лгуны на свете. Поймать их «на горячем» очень сложно, так как они легко поддерживают созданные ими «легенды» годами, следя за каждой способной выдать их мелочью.

Впрочем, безответные дети систематически лгут не только авторитарным домочадцам. Дело в том, что исправить с помощью собственных ресурсов личности вред, нанесенный таким воспитанием, очень сложно. А это значит, что человек, не научившийся правильно отказывать в детстве, продолжает лгать всем подряд, всю дальнейшую жизнь, каждый раз, когда ему необходимо отказать кому-то в чем-то. А стало быть, жертвами его лжи становится еще огромное количество людей. В частности, начиная с коллег и друзей и заканчивая уже собственной «второй половинкой». Люди с таким характером часто выглядят людьми не просто скрытными, но с «двойным дном». То есть окружающие рано или поздно начинают чуять постоянную фальшь, исходящую от их слов и поступков. А невозможность уличить лжеца в течение длительного времени начинает и раздражать, и даже пугать, хотя сам лжец подобного эффекта, скорее всего, не хотел.

6. Следует обязательно иметь в виду, что не у всякой детской лжи имеется своя собственная, отдельная и прямая цель. Как мы помним, мы стремимся навязать ребенку общее представление, что врать нехорошо. Это значит, что ребенок в основном оценивает эпизоды своей лжи как «нехорошие». Просто в ряде случаев эта низкая оценка собственных действий не препятствует повторному использованию вранья, так как ребенок уже понимает и выгоды, им приносимые…

Тем не менее отношение к своим поступкам как к «плохим» нередко порождает любопытное явление. При нем однажды солгавший ребенок тотчас пугается, что его обман когда-нибудь раскроется. А вот уже испуг после совершенных почти автоматически действий (в зависимости от обстоятельств, дети часто успевают солгать раньше, чем решить, не лучше ли сказать правду) сплошь и рядом бывает чрезмерным. В этом виноваты мы и наши предыдущие попытки запугать чадо «ужасным будущим», которое ожидает всех врунишек на свете. На стыке понимания «порочности» и одновременно полезности вранья, ребенок начинает бояться не столько его самого, сколько ответственности за него или, если угодно, момента, когда откроется правда. А этот страх обычно влечет за собой новую ложь – теперь уже призванную поддержать предыдущую «легенду».

Мы, несомненно, знакомы с эффектом, когда одна ложь порождает другую, часто – большую… Но наши дети – это не мы, они не обладают столь же солидным жизненным опытом. Поэтому страх быть уличенным, преследующий ребенка еще с «тех самых» пор, в дальнейшем приводит к отчуждению между ним и родителями. То есть наше чадо больше не может общаться с нами доверительно, поскольку вынуждено впредь следить за каждым сказанным словом, чтобы ненароком не выдать себя. Плюс его опасения насчет наказания за проступок стремительно усиливаются, поскольку его вина уже усугубилась за счет попытки ее скрыть. Наконец, ему и самому уже наверняка стыдно, что он солгал и вынужден теперь продолжать лгать. А в сумме весь этот, как ему кажется, замкнутый круг вновь и вновь, каждый раз удерживает его от затеи просто сказать родителям правду…

Симптомом такой мучающей ребенка лжи является его резкое отстранение от родителей, схождение его желания поговорить с ними о чем-либо на «нет». Малыш становится молчаливым, грустным, теряет аппетит, начинает плохо спать по ночам. А заканчивается вся эта внутренняя борьба одинаково – в один прекрасный момент наше чадо устает таиться и само выкладывает нам всю историю, которую оно так долго скрывало… Мы можем не сомневаться, что больше всего это будет походить на истерику – изложение будет торопливым, громким (чтобы победить собственную нерешительность), и закончится потоком слез.

Впрочем, не все дети заканчивают первый эпизод лжи именно так. Среди них немало и тех, кто сначала тоже пугается, но спустя некоторое время (особенно если обман так и не будет раскрыт) успокаивается и, стало быть, получает первый положительный результат от знакомства с ложью. Впоследствии им лгать будет все проще с каждым разом – ведь первый опыт был таким удачным!.. Так что в известном смысле основательно запуганный «ужасными» последствиями обмана ребенок – это и неплохо (хотя бы в первый раз страх подтолкнет его к признанию в проступке). Но, в то же время, это и не так уж хорошо. Ведь в период борьбы со своей робостью ребенок может и преодолеть ее, так ничего нам не сказав… А значит, этот первый же пример подскажет ему, что успех любой лжи зависит даже не от степени ее правдоподобности, а от актерского мастерства лжеца и его уверенности в своих словах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.