Предисловие

Предисловие

Исследование и последующее написание этой книги далось мне нелегко и повлекло за собой много мучений и переоценку ценностей, не только касательно того, что должно быть сказано, но и как это должно быть сказано и должно ли быть сказано вообще. С одной стороны, я склонен верить, что юнгианская психология предоставила нам весьма существенный вклад в разгадку человеческой души. Кроме того я убежден, что ориентация Юнга на миф, мистицизм и религию весьма значима для любой современной интерпретации каббалы. С другой стороны, в ходе научных изысканий для этой книги, я стал весьма осведомлен, даже в большей мере, чем, возможно, сам предпочел бы, о спорном отношении Юнга и к евреям и к иудаизму в целом, и об этической и социальной опасности определенных аспектов его мысли. Идеи Юнга, на первый взгляд, отражают симпатию к антисемитизму и другим формам иррационального предубеждения. Вопросы, которые я был вынужден задать в дальнейшем, омрачили мое понимание и веру в то, что некоторые из доктрин Юнга чрезвычайно близки каббале, и что те же самые идеи, которые он в некоторой мере разделяет с еврейским мистицизмом, заставили его заблуждаться относительно угрозы национал-социализма перед началом Второй мировой войны.

Изначальная цель этой работы состояла в том, чтобы подробно остановиться на пересечении Каббалы с юнгианской психологией, о чем я писал в нескольких предшествующих публикациях; чтобы обеспечить новые доказательства моего тезиса о том, что Юнг, вовлекая духовное ядро алхимии, всяческим образом заново открывал и давал иное толкование каббале; и показать, что юнгианская психология, тем самым, чрезвычайно совместима с современным пониманием каббалистических мифов, символов и идей. Однако, когда я возобновил свою работу над этим, становилось все более и более очевидно, что простое сближение Юнга и каббалы было невозможно, и что одно не могло остаться неизменным после встречи с другим. В конечном счете, появилась вторая цель, которая вовлекала критический анализ, переоценку, и в некоторых случаях переформулировку некоторых ключевых юнгианских и каббалистических понятий, имеющих потенциал для отрицательных последствий. Во время написания этой книги я стал намного более благодарен древнему раввинскому изречению, что среди тех, кто входит в "сад" (мистический) очень немногие пребывают в состоянии духовной, нравственной и психологической целостности. В ходе этой работы я обдумывал вопрос о том, может ли Карл Юнг (а в более широком смысле и вся юнгианская психология) быть ценным проводником в наших собственных духовных/психологических поисках. В то время как в конце я с определенными оговорками отвечаю на этот вопрос утвердительно, я пришел к признанию, что путь в сад, как юнгианский, так и каббалистический, должен неизбежно вести нас через теневой мир "Другой Стороны", чтобы иметь возможность понять его. Я нашел эту сторону в отношении Юнга к иудаизму, расизму, Гитлеру и нацистской партии, к чему рано или поздно обязано придти любое серьезное исследование Юнга и каббалы.

Таким образом, в то время как эта книга уделяет особое внимание анализу юнгианской психологии и еврейского мистицизма, она также включает исследование отношения Юнга к евреям и иудаизму. Она рассматривает и очень резкие и весьма одобрительные слова и действия Юнга относительно еврейского народа и религии, и ведет подробное рассуждение о том, действительно ли и каким именно путем Юнг дал компенсацию некоторым из своих ранних предубеждений. Хотя это и не биографическое исследованиеperse, я чувствовал себя вынужденным обсудить некоторые из личных, психологических, социальных, и теоретических факторов, которые привели Юнга к некоторому сомнительному отношению и заявлениям, в то время как он развивал психологию, которая по его собственной более поздней оценке в полной мере предвиделась еврейскими мистиками.

Я понимаю, что, открыто обсуждая "антисемитский" материал рискую потерей многих читателей, и евреев и не евреев, которые, будучи незнакомыми с полным собранием работ Юнга и его идеями, увидят его в самом отрицательном свете, и оградят свой разум от идей, которые я представляю и аргументов, которые я привожу о значении мысли Юнга для нашего понимания каббалы. Я также понимаю, что много других читателей сочтут мое исследование личной позиции Юнга в значительной мере или даже и вовсе не имеющим отношения к его учению и применимости оного в широкой области религиозных символов и опыта. Я могу лишь ответить, что долго и мучительно бился над тем, должен ли "биографический" материал быть изучен и включен в работу подобного рода и как это нужно сделать. В конечном счете, я решил:

1) если юнгианская психология может соотноситься с исследованием Каббалы, то эта психология должна быть достаточно сильна, чтобы пройти испытание своей самой слабой связи;

2) нельзя понять каббалистические воззрения Юнга и все его отношения к Каббале и алхимии, не беря в расчет его отношения к Фрейду, иудаизму и национал-социализму; и

3) опасный путь, с которым заигрывал Юнг, весьма свойственен самому мировоззрению, которое юнгианская психология делит с традиционной каббалой, и, таким образом, любое определение отношения Юнга к Каббале без исследования Тени, или "другой стороны" было бы вопиюще неполным. Я надеюсь, что читатель будет толерантен ко мне и преодолеет моральные и духовные сомнения в этой работе в надежде на достижение отчасти психологического и, возможно, духовного понимания. Как говорит Зоар: "Нет никакого света за исключением того, что идет от тьмы... и никакой истинной благодати кроме той, что проистекает из зла".

Я хотел бы благодарить Стентона Марлана, Майкла Сокала, и Эри Майденбаум за содействие в редактуре различных глав этой книги, нескоторые из которых появились в несколько измененной форме в журналах или книгах, в которых каждый из них выступил редактором. Я также хотел бы благодарить Нэнси Кейтер, издателя Spring Journal Books, за ее веру и терпение к этой работе, и Силвию Руд за ее осторожную редактуру моей рукописи.