Мог ли проект общего рынка предотвратить катастрофу?

Мог ли проект общего рынка предотвратить катастрофу?

Этот ретроспективный взгляд заставляет задуматься о том, сколько понадобилось бы времени, чтобы реализовать проект таможенного союза, предложенный в 1892 г. Юлиусом фон Экардтом, а потом, в конце 1920-х гг., вновь подхваченный Штреземаном. Последний упрекал Бриана за то, что тот не позаботился подвести под свой проект «Единой Европы» экономическое обоснование. Идея общеевропейского рынка, о которой говорил Штреземан, обретет конкретные очертания лишь между 1951 г., когда под влиянием Жана Монне возникнет Европейское объединения угля и стали, и 1960 г., когда в соответствии с Римским договором 1957 г. и в принципиально ином геополитическом контексте будет открыт Общий рынок. Благодаря развитию свободной торговли в мировом масштабе таможенные барьеры будут очень быстро приведены к единому знаменателю.

Очевидно, что Германии к 1914 г. не удалось мирными средствами навязать свое видение общеевропейского рынка. Можно сожалеть о том, что он не появился на свет в результате взаимовыгодных соглашений. Не стоит сомневаться, что, одержав победу в войне, Германия бы добилась его создания. Именно эта опасность в большей степени, чем нарушение нейтралитета Бельгии, объясняет, почему Англия в 1914 г. взялась за оружие. Но действительно ли для реализации этого экономического проекта требовалась война?

Вступив при Теодоре Рузвельте в соревнование за мировое господство, США были обречены столкнуться на этом пути с Европой. После 1914 г. угроза установления немецкой гегемонии на континенте естественным образом подтолкнула Америку к сближению с Великобританией. Германии пришлось дорого заплатить за то, что она не сумела удержать Британию от участия в конфликте.

В 1917 г. безжалостная подводная война, инициатором которой был адмирал фон Тирпиц, и торпедирование «Лузитании» заставили США вступить в войну с Германией на стороне Великобритании и Франции. Чтобы по обе стороны Атлантики, а затем во всем мире восторжествовала свободная – но неизбежно асимметричная – торговля, потребовалось, чтобы «Морская империя», о которой писали такие геополитики начала века, как Мэхэн, вызывавший восхищение у Вильгельма II, одержала верх над «Сухопутной империей».

Легко фантазировать о том, что история могла сложиться не столь трагическим образом. Возможно ли было, чтобы первая волна глобализации, которая в конце XIX в. прошла под эгидой Британии, не привела Европу к катастрофе 1914 г.? Могло ли случиться так, чтобы за первой волной не последовала подобная ей вторая, поднявшаяся в конце XX в., но уже под эгидой США? Короче говоря, возможно ли перенестись из одного глобализированного мира в другой без двух мировых войн, первая из которых прямо привела ко второй, не говоря уже о холодной войне, закончившейся в 1991 г. с падением Советского Союза, который за семьдесят лет до того Ленин не смог бы создать, если бы катастрофа 1914 г. не покончила со старым миром?

Чтобы не делать чудовищный «крюк» в виде двух мировых войн, капитализм, который до 1914 г. был уже высоко сконцентрирован, должен был перейти от второй индустриальной революции (железные дороги, химия, электричество) к третьей (автомобили, авиация) или даже к четвертой (революция в информационных и биотехнологиях). Требовались масштабные мирные проекты, т. е. планирование, от которого капитализм, узник краткосрочной перспективы, обычно пытается уклониться и с которым смиряется только в условиях кризиса (или как раз во время войны). Кроме того, было необходимо, чтобы демократия взяла верх над империями старого порядка, которые все еще господствовали в Центральной и Восточной Европе, и чтобы рабочее движение, в котором лидирующую роль играла немецкая социал-демократия, смогло добиться социальных реформ в духе государства всеобщего благоденствия (Welfare State).

Могли ли подобные колоссальные трансформации произойти мирным путем под совместным влиянием великих индустриальных держав, своего рода прото-Большой восьмерки, под эгидой социал-демократов, как об этом в начале XX в. мечтал Каутский? История на первый взгляд доказала, что он ошибался, а прав был Ленин. «Империализм как высшая стадия капитализма» оказался не способен преодолеть заложенные в нем противоречия. Европейские социал-демократы не сумели выполнить ту историческую задачу, которую они перед собой ставили на своих конгрессах: предотвратить войну. Со Штутгартского конгресса 1907 г. до сессии бюро Социалистического интернационала 29 июля 1914 г. они регулярно отвергали предложенную французскими социалистами идею всеобщей стачки в случае начала войны как героическое безумство, а на деле, скорее всего, как политическое самоубийство рабочего движения. На Штутгартском конгрессе Бебель говорил о том, что в Германии немыслимо призывать к дезертирству, но пророчил, что, если разразится война, она станет настоящей «Гибелью богов» для буржуазного общества. Аналогично три года спустя на Копенгагенском конгрессе (1910 г.) была отвергнута поправка Вайяна – Кейр Харди, которые предлагали в случае войны устроить всеобщую забастовку на военных заводах, шахтах и транспорте[90]. Стремясь интегрироваться в структуры Германской империи, Социал-демократическая партия довоенной поры, без сомнения, лучше понимала, какую роль предстоит сыграть национальному чувству, чем французская секция Рабочего интернационала (SFIO). Второй Интернационал просто-напросто переоценил свои силы. Он уже успел превратиться в конгломерат оппортунистических партий, который не был лишен влияния, но был не в состоянии, коль скоро революции не случилось, инициировать амбициозные структурные реформы.

Однако если войны не удалось избежать, это случилось в первую очередь не по тем причинам, которые называл Ленин (насыщение внутренних рынков, экспорт капиталов, конкуренция за раздел финансовой ренты и разложение «рабочей аристократии» в странах «центра»). Эти объяснения грешат марксистским экономизмом, который ничуть не лучше экономизма либерального. Катастрофа Первой мировой войны была вызвана в первую очередь геополитическими причинами. Функционирование рынка требует правил; поэтому на нем требуется гегемон. Гегемония Великобритании в длительной перспективе могла сохраниться, только если бы она пришла к компромиссу с державами, находившимися на подъеме: Германией и США. Германская империя не сумела встроиться в эту систему. Поразительный факт: провал миссии Хелдейна, посланной в Берлин английским правительством в 1912 г., во многом объясняется тем, что Вильгельм II отказался допустить ограничение германского военного флота.

Конечно, можно предположить, что масштабный проект «общего континентального рынка», который немецкая дипломатия продвигала в конце XIX в., привел бы к созданию обширного рынка в масштабах Европы, а потом и всего мира. Хотя ни одна из стран Европы и Америки не убрала свои таможенные барьеры, поразительно, что коммерческое соперничество вовсе не препятствовало росту торговли и инвестиций по обе стороны Атлантики. Смогла бы политика понижения таможенных пошлин в Европе и на обоих берегах Атлантического океана в соответствии с доктриной Рикардо открыть путь для более эффективного движения капиталов и производств в индустриальных странах? Никто не сделал ставки на подобную «постепенную эволюцию». В этом проявились изъяны доктрины Рикардо, свойственные экономизму (здесь – в его либеральной форме) в целом.

Лидеры, стоявшие у руля Германии в 1914 г., сделали страшную глупость, когда объявили войну. Хотя они были убеждены в обратном, время играло в пользу Германии: чтобы в этом убедиться, достаточно продолжить кривые ее экономического роста. Германия бы выиграла от мира. Гипотеза о том, что Россия, поддержанная Францией, могла на нее напасть, не выдерживает критики. Что касается Великобритании, то она не смогла бы ничего противопоставить неуклонному росту немецкой экономики, если бы не провокация, на которую пошел Генеральный штаб Рейха, вторгшись в Бельгию. Парадокс Первой мировой войны состоит в том, что ее объявила страна, находившаяся на подъеме. Сразу же настроив против себя Англию, которая спустя три года – не без помощи адмирала фон Тирпица[91], – вовлечет в войну и США, Германская империя добровольно пошла на риск поражения в случае, если война затянется.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.