Всеобщее равенство — дионисийский миф

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Всеобщее равенство — дионисийский миф

 При дальнейшем анализе нам понадобится помощь мифологии. Можно поставить вопрос следующим образом: известны ли из истории боги, богини, святые или покровители, персонифицирующие идею равенства? Искомое не обнаруживается среди сонма святых и языческих, а точнее античных богов, которые занимают места согласно строгой иерархии, довольствуются небесной или земной обителью, подразумевают деление на богов и людей, царей и вассалов, крестьян и рабов. Кроме того, разные народы возносят молитвы различным богам и создают непохожие мифологии. Ведь лаже образ Иисуса Христа наполнен для мексиканского индейца совершенно особым содержанием по сравнению с французским католиком.

Должен сказать, что в конце концов во время медитации со стаканом вина в руке мне пришла на ум ассоциация с удивительным богом древних греков, Дионисом. Его родителями были Зевс и Персефона, гордый олимпиец и богиня загробного мира. Не раз спускался Дионис на землю в образе мужчины и женщины; последователи его культа облачались в просторные одежды, скрадывавшие любое отличие мужчины от женщины, предавались оргиастическим действам и идентифицировали себя со своим богом. Дионис не пришелся ко двору ни одного властителя; в юности время от времени его преследовали, как сумасшедшего, однако он избежал всех опасностей н отомстил своим противникам, поразив их безумием.

Я говорю о Дионисе, боге вина, опьянения, религиозного экстаза, танца, оргиастической музыки и безумия. Казалось бы, что общего между богом древних греков и идеей равенства? Однако если мы вспомним, что его родителями были бог неба и богиня загробного мира, то станет очевидным — Дионис объединяет в себе важнейшие противоположности: жизнь и смерть.

Прежде всего, Дионис— бог опьянения, которое смывает любые социальные и национальные барьеры. Алкоголь — великий уравнитель. Задолго до Великой французской революции ремесленники Цюриха ежегодно отмечали большой праздник, сопровождавшийся всеобщей попойкой, во время которой стирались все социальные различия: подмастерье пил на брудершафт с богатым купцом. И сейчас в кабачках небольших деревушек сходятся за одним столом низы и верхи. Всем нам известны профессиональные праздники, которые устраиваются на крупных предприятиях. Их единственная цель — хотя бы один раз в году освободить людей от социальной иерархии.

Кроме того, Дионис — бог безудержных танцев, которые не меньше способствуют устранению противоречий между классами, расами и народами, заставляя всех двигаться в одном ритме. Оргиастическая музыка стирает национальные, социальные и возрастные различия, сводит на нет разницу в уровне интеллигентности. Последователи культа Диониса стремились зримо уравнять мужчин и женщин. Этого культа боялись не только апологеты классической общественной системы, построенной по иерархическому принципу, но даже правящие династии. Дионис полон энергии, доходящей до экстаза, он в каком-то смысле — революционер; повсюду, где появляется Дионис, старый порядок обречен рухнуть. Стремление к равенству будоражит общество. Равенство уже не воспринимается как обычное, узаконенное состояние, оно становится чем-то из ряда вон выходящим, сеет повсюду волнения и смуту.

Волна в динамике внешнего и внутреннего развития западного общества в двадцатом веке во многом обязана своим появлением идее «равенства». Стабильная, иерархическая система, опирающаяся на неравенство, была разрушена противоположными стремлениями. Прекрасным примером этому могут служить Соединенные Штаты Америки. Все новые и новые народы эмигрируют в США, однако они не становятся на своей новой родине париями, или неприкасаемыми, а добиваются равных прав с остальными гражданами. Так, жесткая динамика в истории американских итальянцев, ирландцев и евреев связана с желанием этих народов сравнять свои шансы с коренным, англосаксонским населением. Это стремление и создало новую страну.

Дионисийский культ стирает различия между богами и человеком, ибо верующие ассоциируют себя с самим Дионисом; для греческой мифологии это редчайший феномен. Дионис еще и бог безумия. А ведь стремление к всеобщему равенству нередко приводит людей к массовому умопомешательству. Как только индивиды, движимые этой идеей, сбиваются в толпу, возникает угроза того, что прозвучит воинственный призыв, и люди начнут громить улицы и футбольные стадионы. Бывает и хуже: толпа, вдохновленная манией, находит себе фюрера, способного управлять ею, как стадом овец.

Может показаться, что попытка провести параллели между идеей «врожденного» равенства и мифом о Дионисе, определив таким образом данную идею как продукт дионисийского опыта, грешит искусственностью. Поэтому необходимо рассмотреть «равенство» с другой точки зрения, что позволит исследователю обойти, казалось бы, непреодолимые барьеры противоречий, которые готовит данная проблема. Очевидно, что равенство — это не идеология, не интеллектуальная конструкция, не продукт спокойных, глубоких размышлений и вместе с тем отнюдь не результат наблюдений за жизнью, однако оно влияет на людей. Равенство — идея «безрассудная», «нереалистичная», но несомненно более значимая, чем рассудочные психологические построения, одним словом,— не менее реальная, чем неравенство. Здравый смысл на стороне последнего — дионисийский экстаз предпочитает первое. Считаю важным лишний раз подчеркнуть, что идея равенства опирается не на рассудочную философию, антропологические факты или непосредственную реальность, а на привлекательный, дионисийский миф, собст-венно, является этим мифом. Неравенство ближе к объективной научной реальности, равенство, напротив, соответствует определенному душевному состоянию, дионисийскому экстазу, доступному индивиду в переживании, но не как элемент внешнего мира или научная догма.

Опасность дионисийского мифа заключается в том, что он может быть истолкован чересчур буквально: следует уравнять всех и вся на земле, поскольку несправедливое, жестокое, иерархическое общество, будучи разрушенным, превратится в общество справедливое, не жестокое, неиерархическое, и все живущие стартуют с одной, нулевой отметки.

Призывы к борьбе за равенство не утихают, его отсутствие оплакивают многие!

Лично у меня феномен равенства вызывает двойственные чувства. Например, обязательная в Англии школьная форма никогда не была мне симпатична. Тем не менее я вполне солидарен с ее сторонниками, утверждающими, что единая, обязательная форма одежды позволяет стереть, по крайней мере, внешние приметы социальных различий между детьми, поскольку мне не по душе контрасты между бедностью и богатством. Вместе с тем меня привлекают классовые различия, бытующие в Великобритании; мне доставляет огромное удовольствие наблюдать, как англичане, принадлежащие к определенной социальной прослойке, неизменно исповедуют собственный слэнг, манеру одеваться и образ жизни. Мое детство выпало на послевоенное время. Я был более или менее деятельным и удачливым бойскаутом. Тогда в Цюрихе можно было приобрести военный ранец всего за каких-то пять швейцарских франков. Наш вожатый настоятельно рекомендовал нам купить подобный ранцы для поездки в бойскаутский лагерь, чтобы, как он выразился, «все мы выглядели одинаково». Мне не понравилась его затея, я позабыл купить ранец и явился на вокзал с рюкзаком за плечами, хотя, должен признаться, мне очень понравилось, как смотрелись со стороны остальные ребята с одинаковыми, форменными ранцами. Меня раздражает, когда дети из одной семьи носят одинаковые пуловеры; мне становится жаль этих детей, у меня возникает подозрение, что родители относятся к ним как к игрушкам; вместе с тем я понимаю, что похожая одежда у детей может радовать и умилять родителей.

Я знавал многих политиков, восхищенных идеей единой Европы, для которых отличие в цвете железнодорожных вагонов разных стран нашего многонационального континента было что песчинка в глазу. Христианская община кантона Цюрих готова потратить огромные деньги на то, чтобы поднять на одинаковую высоту пульт, столы и оконные карнизы в секретариате. Аргумент в защиту этого проекта звучал так: «Они располагаются в неприличном беспорядке». Школьные тетради разных размеров в одном кантоне нередко заставляют превосходного учителя младших классов сомневаться в достоинствах нашего образования.

То обстоятельство, что в упомянутых случаях речь идет скорее о единообразии, чем о равенстве, не должно сбивать нас с толку, поскольку единообразие — это следствие или, если угодно, комментарий к мифу о равенстве. Равенство, одинаковое поведение, единство, единообразие — все это звенья одной цепи. Приверженность равенству требует доказательства в виде единообразия в одежде. Стремление приравнять коллектив к индивиду принимает подчас весьма причудливые формы. Прекрасным примером этому могут служить раздающиеся в Швейцарии требования о назначении единой даты начала учебного года. Дело в том, что приблизительно для 60% швейцарских учеников младших классов школьные занятия начинаются весной, а для 40% — осенью. Следовательно, в случае перемены места жительства дети теряют или приобретают полгода. Казалось бы — проблема ничтожная. Ничуть не бывало. Разумеется, для восьмидесятилетнего человека полгода или тем более целый год — срок огромный и потеря его ничем не восполнима, но для ребенка... Разнобой в определении сроков начала учебного года связан прежде всего с суверенностью школьной системы в кантонах. Вместе с тем автономия кантонов — основа швейцарской конфедерации. Сторонников единообразия возмущает такое самоуправство, они требуют принятия соответствующих законов, которые, кстати сказать, по моим сведениям уже приняты. Для того чтобы решить эту проблему, активисты решились поколебать основы государственности в Швейцарии, изменить конституцию страны. Напрашивается вопрос, действительно ли речь шла о желании решить незначительную практическую проблему или перед нами результат воздействия мифа о равенстве, которого следует добиваться любой ценой? Следствием того же мифа я считаю, например, стремление шотландского учителя привить своим ученикам чистый английский выговор, образцом которого считаются ведущие Би-Би-Си, или желание учителя в Швейцарии вытравить из произношения школьников любые следы местного диалекта в угоду Hochdeutsch *(Правильный, литературный немецкий язык ). От Гамбурга до Зааны — один язык! Так звучит их лозунг. Попытки достигнуть единообразия благодаря иностранному влиянию, в данном случае благодаря языку,— не редкость. Когда мне доводится слышать о них, я всегда вспоминаю поговорку: «старший брат прав всегда, младший брат — никогда». По этой логике выговор шотландских и швейцарских школьников будет, разумеется, при любых обстоятельствах казаться хуже, чем произношение английского радио и граждан Германии.

Миф о равенстве одерживает триумфальную победу везде и всегда в виде стремления к единообразию. Чем единообразнее, тем лучше; если же так выходит не сразу, следует поднажать. Мебель в квартире должна быть одинаковой, что означает, надо полагать, одинаковую обивку. Необходимы единые учебники по истории. Даже психологи-юнгианцы нередко присоединяются к подобным требованиям. Многие из них желали бы, чтобы образовательные программы для аналитиков во всем мире строились в строгом соответствии с определенным эталоном. Несмотря на то, что в защиту единообразия выдвигается множество аргументов, при ближайшем рассмотрении они не вьщерживают критики и не могут обосновать ни восхищение, ни причудливость, свойственные данным фантазиям. Часто в доказательство необходимости подобных мер приводится предполагаемая практическая польза, которую они способны принести. Так было в случае с законом о едином начале учебного года, так происходит и при обсуждении вопроса об уровне жизни. С глубоким сожалением указывается на то, что средний доход на душу населения в каком-нибудь кантоне ниже среднего показателя доходов по Швейцарии, или на то, что так называемый валовый продукт определенной местности намного уступает другим областям. Звучит тревожный вопрос: «Что собираются предпринимать в связи с этим администрация и правительство?» Но позвольте, почему с экономической точки зрения все области должны быть равны? Ни счастья, ни душевного здоровья такое равенство не принесет. В английских газетах со всей серьезностью сетуют на то, что система медицинского обеспечения не везде одинакова, хотя любому здравомыслящему человеку ясно, что абсолютно одинаковая медицинская система может быть всеобщей плохо действующей системой. С возмущением пишут о том, что в кантонах разнится величина налогообложения — а ведь это несправедливо! Но кто может назвать справедливую величину налога?

Не удивительно, что параллели между подобными требованиями и мифом о Дионисе могут показаться гротескными. Действительно, что общего между Дионисом и одинаковой высотой столов в бюро или единым налогообложением, школьными тетрадями одного формата, общим началом учебного года? Правда в том, что миф о Дионисе включает в себя не только аллегорию равенства, но и многое другое. Вместе с тем это не единственный миф о равенстве. Существует представление о едином происхождении человека, выраженное в библейской легенде об Адаме и Еве или в современных антропологических теориях. Эта гипотеза, в отличие от мифа о Дионисе, аппелирует не к определенному душевному состоянию, а к предполагаемому «историческому» факту. Однако рациональные, естественнонаучные теории не пролили свет на постулат о врожденном равенстве людей, а предоставили только псевдотолкования. Необходимы другие, в частности, мифологические критерии для того, чтобы оценить потенциал идеи равенства. Важность и своеобразие мифологии обуславливает ее способность осветить значимые мифологические аспекты подобных представлений. Мифология — это реальность и вместе с тем вымысел.

Для человеческой психологии существует множество видов реальности. Последнюю можно оценить методами физиологии, статистики, математики, естественных наук и т. п. Мифы — это другая реальность.

Когда речь заходит о мифологии, возникает прежде всего ассоциация с религиозной историей, например, с мифологией ацтеков или германцев, но в первую очередь, конечно, с мифами Древней Греции. Греческие боги не существовали в действительности. Их присутствие в мире нельзя установить естественнонаучными способами. Однако для древних греков они были реальностью; эллины верили в них и общались с ними. Для того чтобы живо проиллюстрировать современную ситуацию, греческие мифы подходят чрезвычайно, поскольку они широко известны. Дионис хорошо знаком нашему современнику.

Равенство следует понимать исключительно как мифологию. Не имеет значения, какому мифу мы отдадим предпочтение,— легенде о Дионисе или о едином происхождении. Я не настаиваю ни на том, ни на другом. На мой взгляд, мифологема, связанная с Дионисом, любопытна, поскольку неожиданным образом вскрывает подоплеку идеи равенства. Параллель с Дионисом позволяет глубже понять равенство как своего рода «экзистенциальную вероятность», по которой все мы тоскуем и которую столь редко видим в жизни. Индивиды и группы чувствуют свою непохожесть, подчиненность властным и одаренным личностям, а также удовольствие от возможности подавлять тех, кто слабее и бездарнее их. Различия радуют и печалят нас, тормозят и одновременно стимулируют наше развитие. Поэтому нас никогда не покидает стремление к дионисийскому «слиянию», жажда так называемого врожденного всеобщего равенства.

Рассуждения о равенстве открывают больше вопросов, чем ответов, запутывают исследователя, вместо того, чтобы указать ему верный путь. Мы вступаем в мир мифов, мир мнимый и подлинный, в котором действуют свои законы и существует своя действительность и свой вымысел.

Что же такое мифология? Существуют ли современные мифы или это прерогатива прошлого? Могут ли они наносить вред, быть опасными, руководить нами, или речь идет об обычном суеверии? Существуют ли позитивные и негативные мифы? Вправе ли мы говорить о мифологической патологии, о больных, болезнетворных мифах?