В защиту пессимизма

В защиту пессимизма

Стоит ли расточать улыбки каждому встречному, демонстрируя открытость и собственное благополучие? Надо воспринимать проблемы проще или это – непростительный инфантилизм? Американские психологи недавно усомнились в том, что традиционно являлось одним из символов процветания США и их граждан.

Они собрались в Вашингтоне на симпозиум, проходивший под девизом «Незамеченные достоинства негативизма». Это был первый бунт против, как выразился один из участников симпозиума, «тирании позитивного мышления и засилья оптимизма».

Позитивное мышление воцарилось в американском обществе благодаря объединенным усилиям Голливуда, телевидения, популярных песен, книг, рассказывающих, как помочь самому себе, и воскресных церковных проповедей: «Все будет хорошо! Все проблемы разрешимы! Будьте оптимистами, и успех вам обеспечен. Оптимизм – это залог успеха, достатка, несокрушимого здоровья».

И вот теперь психологи приходят к выводу, что зацикленность на позитивности и оптимизме зашла слишком далеко. Конечно, у оптимизма есть свои плюсы, но и минусов немало. Односторонний взгляд на мир и на себя не дает человеку реальной картины происходящего. Исповедуя его, человек волей-неволей живет лишь сегодняшним днем, не задумываясь о последствиях своих и чужих поступков. Беспечность и эгоизм – вот первые плоды бездумного оптимизма, говорили участники вашингтонского симпозиума. Непредвиденный крах надежд, жестокое разочарование – тоже плоды оптимизма. Каждому человеку в жизни необходима и доля пессимизма, чтобы не слишком обольщаться и трезво смотреть на вещи.

«Не будем забывать, что стакан может быть не только наполовину полон, но и наполовину пуст», – вспоминает известный афоризм специалист по социальной психологии из штатa Массачусетс Джулия Норем.

Она исследует так называемый защитный пессимизм – стратегию поведения, когда человек стремится мысленно проиграть предстоящую ситуацию, учитывая даже мелкие препятствия, с которыми он может столкнуться. Предположим, он готовится к публичному выступлению. Ему надо представить себе, что придется делать, если вдруг оборвется шнур микрофона, полетит на пол его конспект или на него вдруг нападет приступ кашля. Он должен помнить и о массе других мелочей, способных свести на нет даже самое удачное выступление. Защитный пессимизм оказывается по результатам ничуть не хуже стратегического оптимизма, заставляющего человека тщательно избегать мыслей о плохом, а в некотором отношении пессимистический настрой оказывает в итоге даже лучшее влияние. Размышления о помехах позволят полнее охватить предмет, увидеть все его стороны и таким образом будят воображение.

В одном из специально подготовленных психологических экспериментов участвовали как те, кого по характеру можно было бы причислить к стратегическим оптимистам, так и те, кто был склонен к защитному пессимизму. Всех участников разделили без предварительного отбора на три группы. Каждой предстояло бросать дротики в мишень. Одной предложили вообразить множество помех и изобрести способы их преодоления. Другая должна была думать, что все пройдет гладко и участники этой группы продемонстрируют верх совершенства. Третьей группе было сказано – не думать ни о чем, а мысленно купаться и загорать на пляже.

Попав в свою привычную стихию, то есть представляя себе разные неприятности, пессимисты показали блестящие результаты. Хуже у них получилось, когда они пытались представить себя непобедимыми чемпионами, и совсем плохо, когда, подобно стратегическим оптимистам, они попытались вообще ни о чем не думать. Оптимисты же, наоборот, добились лучших результатов после бездумного «отдыха на пляже» и наихудших – после того, как попытались представить себя в роли пессимистов и начали задумываться о возможных препятствиях и трудностях при выполнении задания.

Из этого доктор Норем сделала вывод: оптимизм и пессимизм становятся у каждого второй натурой, коренящейся как в воспитании, так, видимо, и во врожденном предрасположении.

Но самое главное – то, что при решении определенных задач, структура которых схожа с той, что делалась в эксперименте, защитный пессимизм, если он естествен для человека, оказался ничем не хуже стратегического оптимизма.

О врожденности двух типов мировосприятия говорилось на вашингтонском симпозиуме не раз. То, что оптимизм и пессимизм связаны с типом темперамента, было известно еще Аристотелю, хотя, как потом выяснилось, связи эти не так просты, как кажется, и утверждать, что меланхолик не может быть оптимистом, а сангвиник – пессимистом, было бы слишком наивно. Говорилось на симпозиуме и о том, в какой степени пессимизм и оптимизм может быть свойствен той или иной культуре. В этой области исследования психологов только начинаются, но уже доказано, например, что выходцы из Азии, живущие в Америке, более пессимистичны, чем выходцы с Кавказа.

Довольно распространено мнение, что пессимистический взгляд на вещи должен неблагоприятно сказываться на здоровье и что улыбаться полезнее, чем хмуриться. Однако на поверку оказалось, что и это не всегда верно. Добровольцам, выбранным случайным образом, предложили вспомнить самые трагические события своей жизни, поразмыслить над ними несколько дней, а затем описать их со всеми подробностями в виде кратких эссе. Удивительно было не то, что тягостные воспоминания не отразились отрицательно на показателях здоровья испытуемых, а то, что все они после этого почувствовали себя лучше, и это ощущение продержалось у них около четырех месяцев после завершения эксперимента. Здесь уместно сопоставить эти результаты с известным феноменом освобождения от того, что гнетет душу, при помощи творчества. О творчестве как освобождении говорили Гете и Хемингуэй. И Фрейд, по сути дела, подразумевал это в своих рассуждениях о сублимации. Но, с другой стороны, можно ли называть творцом всякого испытуемого, если он перенесет свои воспоминания на бумагу? Освободится ли он от них, как освобождается писатель, воплощая то, что его гнетет, в образы и сюжеты? К тому же не стоит впадать в известное заблуждение и отождествлять писателя с его героями, и мотивы его произведений могут не иметь ничего общего с событиями его жизни, а берут начало лишь в воображении писателя. Тем не менее многие психологи считают, что освобождение от тягостных воспоминаний путем возврата к ним, осмысления и записи – тоже своего рода творчество, по крайней мере – душевная работа и переживание, требующее усилий.

Психологи установили также, что даже люди нервные, обремененные различными заботами и несчастьями, склонные вечно сетовать на судьбу, постоянно жалующиеся на боли во всех частях тела, бывают у врача не чаще, чем их жизнерадостные сверстники, и уходят из жизни не раньше оптимистов. Иными словами, даже глубокий пессимизм – не поведенческий, не защитный, не конструктивный, а именно глубокий и всеохватывающий пессимизм – нисколько не вредит здоровью.

Пессимистом был немецкий философ Шопенгауэр, который не без оснований полагал, что страдание служит источником великих дел, ибо удесятеряет силы и заставляет быть изобретательным. Всем известна фраза Наполеона, которую он произнес, когда его спросили, в чем главный секрет его стратегии: «Надо не раздумывая ввязаться в бой, а там видно будет». Этот принцип исповедуют большинство стратегических оптимистов. Но вспомним: этот принцип был хорош при Маренго, при Аустерлице, но оказался негодным под Москвой, Лейпцигом и Ватерлоо.

Возможно, подход американских психологов и пересмотр их позиций в отношении роли оптимизма и психического здоровья нации связан с необходимостью искать новые способы воздействия на своих клиентов: события 11 сентября 2001 года существенно поколебали почву безудержного оптимизма американцев и заставили многих усомниться в надежности и безопасности окружающего их мира. Для американских психологов появились новые задачи и новые возможности проверить свои выводы о роли оптимизма и пессимизма в сохранении психического и физического здоровья.