Поэтика души

Поэтика души

Теперь мы можем приступить к получению ответов на эти вопросы, связывая воедино нити рассуждений, описанных в главах III и IV. В третьей главе нами были рассмотрены оси двух основных направлений в языке: метонимического и метафорического. В случае преобладания метонимического направления слова выстраиваются в линейные цепочки в соответствии с законами грамматики и синтаксиса. При этом свойственная словам полисемия сужается до однозначности. С другой стороны, в случае преобладания в языке метафорического направления слова ассоциируются отчасти с аналогией, причем не синтаксической, а фонетической или смысловой.

Проиллюстрируем это на примере рассмотренного в пятой главе текста сновидения, описанного Хиллманом: «Синяя стрела» («The arrow is blue»). Метонимическое сцепление отдельных слов (arrow, blue, the, is), осуществленное в соответствии с грамматическими и синтаксическими правилами, позволило получить вышеприведенное предложение. Однако при этом множественность смыслов, свойственная каждому акустическому образу (слову), а также полисемия исходного (referent) образа – сновидения была сведена грамматикой к однозначному смыслу. Работа воображения, проведенная Хиллманом с текстом сновидения («Ваша стрела не только заводит вас в синеву, выходит из синевы, приносит синеву, кажется истинно синей и так далее, но и, напротив, ваша синева является в форме стрелы, прямой, как стрела, летящей в направлении цели.») [17], «высвобождает полисемию слов, открывая метафорическую ось». Приведенная далее диаграмма демонстрирует обе оси и обобщает характеристики каждой из них, рассмотренные в третьей главе.

Метонимические и метафорические оси в языке аналогичны мелодическим и гармоническим осям в музыке. Метафорическая ось является гармоническим измерением, привносящим глубину в мелодическую линию – метонимическое измерение. Основанную на воображении работу Хиллмана можно представить следующим образом:

Применяя лингвистический механизм, используемый бессознательным при построении сновидений, мы оказываемся в состоянии высвобождать бессознательные значения в тексте сновидений и поэтически обогащать образ. Мы начинаем с буквального смысла слов, а затем постепенно начинаем «сквозь него» слышать второй и третий смысл, пока не услышим альтернативную ось существования – бессознательное поэтическое измерение.

Основным препятствием в этом измерении является привычная метонимия эго.

«Речь, которой мы обычно пользуемся, может помешать нам услышать то, что нам говорит образ. Основная детерминанта объема образа обуславливается многозначностью слов. Чтобы подойти к этому объему, нам приходится пробиваться сквозь те роли, которые принадлежат словам согласно их грамматическим и синтаксическим функциям; мы должны пробиться через грамматические ограничения, накладываемые принадлежностью слов к тем или иным частям речи. Ибо нас связывают произнесенные нами предложения. В грамматике и синтаксисе заложены основы нашего коллективного бессознательного и его реальной однозначности. Сознание отсутствует в самом его инструменте: в речи». [18]

«Умение услышать» текст сновидения представляет собой процесс преобразования (reconstituting) бессознательной преднамеренности сновидения. Заставляя говорить полисемию слов сновидения, мы доводим его смысл до «эго» и тогда сновидение превращается во внутреннего терапевта, анализирующего сознательную установку. «Ибо сам просмотр сновидения представляет собой процесс саморефлексии». Душа уже анализирует «эго», тогда как сознание пытается интерпретировать сновидение.

При проведении аналитического сеанса, когда пациента спрашивают о смысле его сновидения, «эго» пациента превращается в «критика» его собственного «текста». [19] Это одна из форм внутренней «критики», при которой один комплекс, «эго», «анализирует» фантазийные продукты других бессознательных комплексов. «Через интерпретирование своего собственного сновидения сновидец включается в тонкий процесс самоопределения».