И. Руденко «Мы – гласные! Мы – правда!»

И. Руденко «Мы – гласные! Мы – правда!»

Вчера по Центральному телевидению был показан документальный фильм «Человек может все».

«Мы – гласные, мы – правда! Мы рвемся из гортани и не хотим обратно!»

Вот на этих словах, как ни крепилась, лицо залили слезы. Не стыжусь в этом признаться – те, кто видел этот фильм, видел слезы и у крепких седовласых мужчин. Вы только вдумайтесь! Еще час назад они, заики, стояли перед нами, сидящими в зале Театра на Таганке, на ярко освещенной сцене, выстроившись у стены – и эта стена была стеной их – и нашего – мучения. С перекошенными от невероятных усилий лицами, помогая себе конвульсивными движениями рук, они пытались что-то сказать нам – но слова не шли. И вот теперь они же, у той же стены – образ стены – метафоры недуга, отгораживающего их от мира, мы увидим в самом начале фильма, – и на той же освещенной сцене громко, уверенно и радостно всем нам напоминают: «Мы – гласные, Мы – правда!».

Говорит сначала она, героиня фильма, Юлия Борисовна Некрасова, сотворившая на наших глазах это чудо, а они повторяют. Пока это повторенная речь, знакомая и нам, здоровым: разве не прибегаем мы к ней частенько? Но повторять – еще не значит говорить. И она, Некрасова, обращается к одному из стоящих у стены: «В зале сидит твой отец. Что ты хочешь ему сказать?» И зал, замерев в ожидании, слышит: «Батя, обещаю тебе говорить отныне только так – легко и свободно!». Шквал аплодисментов, наверное, даже этому театру малознакомый, покрывает эти слова.

Заикание взрослых – одна из разновидностей неврозов, которыми страдают 85 процентов людей: от невроза «ровной дороги» до «невроза самоутверждения». Один из них, но, пожалуй, самый мучительный. «Отчужденный», «Лишний», «Неполноценный», «Птица с перебитыми крыльями», «Человек второй шеренги» – вот как они сами говорят о себе. Общественная немота – что может быть страшнее?

Веками стремились люди постичь природу заикания. Но параллельно, не сознавая того, рождали одного за другим «людей второй шеренги». «Ишь ты, у доски слова вымолвить не можешь, – говорит учитель ученику, – а на переменке болтаешь». «С вашей изуродованной речью вы никогда не будете врачом», – безапелляционно заявляет человек, сам носящий звание врача. «Ну ладно, с тебя я штраф не возьму, – снисходительно роняет работник ГАИ, – ты ж урод». Это из признаний только тех людей, которых мы видим в фильме. А представляете себе исповедь всех страдающих речью? Их ведь несколько миллионов…

Бескультурье, нечуткость, просто грубость, авторитарный тон – недемократичность общения, иными словами, – вот, что мешает нормальной речи людей. К психологическим, социальным истокам заболевания специалисты пришли не сразу. Еще сто лет назад, прочла я в журнале «Америка», заикающимся… подрезали язык. Считалось, что причина такого рода немоты – его длина. Какой простой способ – укоротить язык, да и только! Еще полвека назад, сообщает тот же журнал, заикающихся детей секли розгами – тоже неплохо, не правда ли? До сих пор бытуют теории, по которым весь метод лечения дефектов речи сводится к тому, чтобы люди научились лучше скрывать свой недостаток. Скрывать! А не вскрывать – неудивительно, что и на этом пути долгожданных перемен не наступало.

И вот фильм «Человек может все» вводит нас в творческую лабораторию Юлии Борисовны Некрасовой, большого нашего психолога и терапевта, которая главной задачей своей жизни сделала разработку такого метода, который действительно возвращает людям нормальную речь, – так говорит, представляя фильм, академик А. А. Бодалёв.

Сама же Некрасова будет при первой же встрече с вами говорить не о себе – о своих учителях. В этом фильме – мажорном, оптимистичном – есть грустные кадры: одинокая могила, старый дом, и она, Юлия Борисовна, с благодарной нежностью вспоминающая своего первого учителя Казимира Марковича Дубровского. Благодарность к истокам – благодарный исток самой личности. Некрасова же дала мне бережно хранимый ею почти четверть века номер «Комсомольской правды», да, нашей с вами «Комсомолки», с очерком о докторе Дубровском. 23 сентября 1962 г. Да, те самые шестидесятые годы… «Доктор был уверен, что через несколько лет в нашей стране не будет ни одного заики», – читаю я. Во многом мы были тогда уверены…

Среди многочисленных учеников, названных в статье, нашла я и фамилию Ю. Некрасовой. Это у своего учителя взяла Юлия Борисовна идею сеанса эмоционально-стрессовой терапии, – того действа, с которого и начинается фильм. Цель сеанса, если упрощать – что, видимо, в газетной статье неизбежно, – поставить человека в условия, когда он не может не заговорить. Раз заговорив, раз услышав свой свободный голос – он станет другим. Ведь голос – это личность. Фильм идет пятьдесят минут – сеанс три часа. Да и какой камере передать эту смену психических состояний, которой добивается Некрасова! Это внушение наяву. «Ты удивительный, сказочный мальчик! Ведь ты…» – она обращается к каждому. «У тебя такой роскошный голос, когда ты пела, мы все…». «Ты, маленькая девочка, так рассуждала в письмах о счастье, как мало кто из людей даже великих!» Понимаю, вот так, на бумаге, это звучит несколько сентиментально – но факт остается фактом: они, птицы с перебитыми крыльями, уже готовы взлететь.

«Сеанс у мира на глазах» – сказал в своих стихах один из вылечившихся, Александр Кузьмин. Но мало кто из этого «мира» знает, какая титаническая, многомесячная, заочная – дневники, письма, пленки, тесты – работа этому сеансу предшествует. Чудо – из точного анализа.

«Чудес не бывает» – так категорично называлась статья о Дубровском, опубликованная в другой центральной газете (хоть это утешает). Те же 60-е годы, спустя некоторое время… Новаторы всегда дают повод придраться – тем, кто не готов ни к каким переменам. Учитель Некрасовой назвал свой метод «одномоментным» – уповая лишь на один сеанс. Но, увы, не всех можно научить говорить одномоментно…

Редко кто любит ходить в битых – многие ученики старого доктора забросили его метод. А Некрасова продолжала работать. И пришла к выводу: сеанс – только начало! «Взрыв» по Макаренко, «психоперестройка» по Дубровскому – это только начало длительного, трудного, но и счастливого процесса подлинной перестройки – самой личности. Потому что вместе с неправильной, трусливой речью надо отбросить трусливый образ мыслей, складывавшийся десятилетиями. Мало сказать: «Мы – гласные» – надо гласными стать.

За сеансом следуют три месяца занятий по шесть часов в день. Это называется – убирать «шрамы». Перестраивать психологический портрет.

За три часа заставить заговорить – уже чудо. Но за три месяца, убрав «шрамы», перестроить психологию личности?! Оказывается, и это возможно!

Фильм «Человек может все» сделан сотрудником «Экрана» А. Шувиковым, хорошо усвоившим методику работы Ю. Некрасовой – сам в свое время испытал ее на себе, потому, не пересказывая содержания фильма, отметим главное: крайнюю форму нарушения человеческого общения Юлия Борисовна лечит… общением же! Но особым образом организованным.

Влюбленность в процесс занятий – вот что поражает прежде всего. Мы видим в фильме счастливые лица, слышим веселый смех, улавливаем симпатию друг к другу. И – невероятная тяга постичь то, что каждый день приносит на занятия Юлия Борисовна. Средств, преодолевающих заикающуюся речь, много, но – главное – все подчинено разработанным ею приемам управления эмоционально-волевой сферой человека. И все легко, свободно, весело – они, взрослые люди, заигрываются! В фильме мелькает смешная деревянная коза, подарок хора Покровского. Коза «работает» – учит открывать правильно рот – но на нее без улыбки и смотреть нельзя. И первой улыбается сама Юлия Борисовна – живой, искренний, непосредственный человек. Во всякой большой личности замечала я черты некоей детскости. «Вот Образцов – наш человек! – восклицает Юлия Борисовна. – Очень хотелось бы его у нас увидеть». Бывал тут, и не раз, Юрий Власов, у которого они учились науке преодолевать себя. Иннокентий Смоктуновский приглашал группу на свой спектакль – и непременно в первый ряд. Иногда Некрасова спохватывалась: «У нас же огромный новый материал, а мы…» А они отвечали: «Зато мы столько сегодня смеялись!». И это лечит.

Научное объяснение такое: Некрасова формирует у них иные, чем прежде, «психические состояния как стойкие новообразования личности». Но лучше один раз прийти на одно занятие, чем прочесть гору научной литературы, чтобы понять эти состояния, – по крайней мере, для такого непосвященного человека, как я. Пришла усталая, после работы, на минуту – осталась на часы – и вышла освеженная, в каком-то приподнятом состоянии духа, хотелось сейчас, сию же минуту, сделать что-то настоящее, полезное, нужное другим…

Есть английская поговорка: «Если кошку не гладить – у нее высыхает спинной мозг». Как часто здесь «гладят» друг друга. «Орлуша, рыбочка ты моя!..» – звучит в фильме. Это обращение учителя к ученику. Одного взрослого – к другому. Ну часто ли можно услышать такое? Ученые так говорят: задача состоит в том, чтобы «через установление эмпатии человека с врачом, как представителем мира, вернуть ему мир, вернуть его миру».

Но если вы думаете, что здесь звучит хоть слово лести, а значит, неправды, – вы ошибаетесь. Никакая перестройка – и личности, и коллектива, и общества – без критики невозможна. «Не рвись урвать». «Ты сделал мало – так, воробьиный скок» – но правда ведь «бьет»? Нет, в атмосфере, когда цель одинаково желанна для всех, когда все берегут друг друга, правда не бьет, а лечит.

В фильме звучит песня их собственного сочинения – и это тоже не случайно. Уезжая, они оставляют стихи, картины, рисунки, песни – творчество бьет фонтаном! А сколько рождается только им одним понятных образов, символов, знаков! «Песни слагают певцов по своему образцу», «звездная стойка», «белый конь», «увлечь другого в свой полет» – «роскошно, изумительно, безгранично интересно, бесконечно увлекательно», – как сказала бы сама Юлия Борисовна.

Она ими искренне восторгается и не устает подчеркивать, что учится у них, своих учеников. Быть может, в этом одна из причин еще одной характерной черты этой методики – диалога? В течение долгого времени для лечения нарушений речи применялись монологические упражнения. И не давали результатов. Впрочем, мы знаем, что монологичность сознания долгие годы, да еще и сейчас, характерная и не для заик, не дает никакого толку. «Я говорю – ты внимай», «Я сказал: делай так – значит, делай» – разве мы не встречаемся с таким типом общения и на заводе, и в школе? И что в результате? Те же люди «второй шеренги», хоть и с правильной речью. Человек может все – не красивый лозунг, нет, это правда. Но только для этого, как говорит в фильме академик Бодалёв, надо понять, какие большие резервы активации духовных и физических сил каждого человека кроются в характере взаимодействия людей. В демократизации этого взаимодействия, добавим мы.

Ну, а что после фильма? А после фильма мы с Юлией Борисовной в тесной комнатке научного института, где фильм снимался, читаем письма.

«Спешу обрадовать Вас двумя событиями в речевом плане. Во-первых, мне поручили выступить перед коллективом школы с поздравлениями ко Дню Советской Армии. Я хотела было отказаться, а потом решила: “Нет, дудки!” Держалась раскованно, с достоинством. И победила во всех отношениях! Домой летела, как на крыльях! Светлана». «Первого сентября у нас в школе проходила линейка, посвященная Дню знаний. Я хорошо понимал, что иду новым, вылепленным Вами, Юлия Борисовна, человеком. Но я понимал и то, что отношение ко мне учителей, друзей – старое. Тем не менее я пришел в школу в состоянии полного спокойствия и уравновешенности. Как я удивил учителей: я заводил с ними разговор, они не верили своим глазам и ушам… Вадим». «Что бы я ни делала, с кем бы я ни общалась, все время вспоминаю Вас. Это потому, что Вы научили нас не только правильно говорить, но и правильно жить. Люда».

«Как каждому человеку, открывшему для себя новый мир, мне хочется познать все. И помочь другим. Я была в команде нашего института в конкурсе «А ну-ка, девушки!» Готовились, сидели допоздна в комитете комсомола, спорили, сами смеялись над своими выдумками… Наташа».

Конечно, будут срывы. Конечно, будут отступления назад. Конечно, не все научатся говорить так, как нужно. Процесс социальной реабилитации сложен, это знаем и мы, здоровые. Но навсегда они запомнят, как, стоя в одной шеренге, чисто, громко и ясно говорили: «Мы – гласные! Мы – правда! И вы нас не глотайте – мы не хотим обратно!».