«Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери

«Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери

В книге Сент-Экзюпери «Маленький принц» (St Exupery, 2000) мы находим другой подход к невинности и ее трансформации с позиций развития. В этой истории Маленький принц живет в одиночестве на своей крошечной планете-астероиде под номером B-612. Он с любовью ухаживает за своей единственной розой и много раз в день наслаждается красотой заката солнца, передвигая стул на своей крошечной планете, по мере того как она поворачивается. Однако вскоре ему предстоит мучительный путь через лес опыта в «этот мир» в поисках барашка, который будет поедать ужасные баобабы, которые растут сорняками на его планете. По пути он встречает Пилота, самолет которого потерпел крушение в пустыне Сахара. Эта встреча и их последующие отношения приведут Маленького принца к утрате его невинности, а Пилот вернет себе свою утраченную детскую невинность. Затем страдания приведут Пилота к «высшей» невинности. Таким образом, Маленький принц «растет вниз», спускаясь в этот мир (утрачивает иллюзии в ходе разочарования), а Пилот «растет вверх» (повторно обретает иллюзии)[53] и восстанавливает судьбу своего детства, свое более глубокое и подлинное я.

В этой главе мы будем использовать историю о Маленьком принце и его новом друге в качестве метафоры расщепленного внутреннего состояния – структуры, которая возникает после тяжелой травмы в жизни некоторых пациентов, в том числе тех, что были описаны в предыдущих главах. Эти пациенты часто становились жертвами насилия и домогательств, сама человечность в них была подвергнута поруганию. В результате в них вселилось чувство, что их невинность растоптана или душа утрачена навсегда, или то и другое вместе (см. случай Дженнифер в главе 1). Их натура – чувствительная и очень тонкая, поэтому они пережили тяжелые травмы в отношениях с эмоционально черствыми членами семей. Травмы были достаточно серьезными, чтобы заставить их отправить какую-то часть своего я в бессознательное священное убежище, чтобы ее там сберечь. Такое разделение и уход «ребенка» во внутренний мир («на другую планету») произошло без их ведома – внутренняя структура становится осознанной лишь много позже, в ходе аналитического процесса.

Это разделение я представляет собой проблему для этих пациентов, потому что их защиты, естественно, препятствуют попыткам еще раз рискнуть «инопланетной» невинностью в этом мире, так как они опасаются повторения травматизации. И действительно, в предыдущих главах мы видели, что система самосохранения намеревается уберечь до-травматическое ядро детского я, полное душевной жизни, от страданий, к которым неизбежно приводит контакт с реальностью, от необходимых болезненных страданий, которые развивают силу Эго и его автономию. Слова Элен Люк в эпиграфе к этой главе подчеркивают, что «настоящее», то есть трансформирующее, страдание переживает «невинный, а не виновный».

Защитная структура, которую я назвал системой самосохранения, имеет две неотъемлемые черты, два аспекта, которые чрезвычайно затрудняют исцеление этих пациентов и усложняют дело для тех из нас, кто пытается им помочь. Обе эти пагубные особенности отражены в рассказе о Маленьком принце и его новом друге, Пилоте, воздушное судно которого «село на мель».

1. Первой из этих особенностей (у некоторых больных она более очевидна, чем у других) является огромное количество агрессии, видимо, необходимой для расщепления психики при травматической диссоциации. В предыдущих главах, особенно в третьей и четвертой, мы уже отмечали, что, когда защитная система вынуждена отщепить и инкапсулировать детское я, оставшееся невинным, во внутреннем мире возникают очень негативные и агрессивные голоса или силы. Они удерживают эту утраченную сердцевину я в деморализованном и «подвешенном» состоянии с ужасающим ощущением своей «изначальной греховности» и лишают ее надежды на то, что когда-либо за пределами этой системы может произойти воссоединение с другими людьми.

В главе 3 мы также отмечали, что защитная система, как правило, одновременно и оберегает, и преследует. Чем дольше продолжается инкапсуляция я, тем хуже становится положение дел в психе и, видимо, тем больше агрессии перенаправляется на уязвимого ребенка. Поэтому часто бывает, что прогрессировавшее я поначалу действует как защитник, но быстро превращается в преследователя.

В истории, рассказанной Сент-Экзюпери, агрессия внутреннего преследования я не сразу заметна, но милая невинность Маленького принца и его очаровательная жизнь на отдельной планете служат лишь маскировкой жестокого насилия, в результате которого он оказался в одиночестве и изоляции и которое нависает над ним угрозой каждый день его жизни. Я имею в виду «катастрофу баобабов» в сюжете этой истории (St Exupery, 2000: 24). Когда мы читаем эту книгу, то приходим к пониманию, что ужасные баобабы являются бичом для планеты Маленького принца. «Есть ужасные, зловредные семена. Почва планеты вся заражена ими» (St Exupery, 2000: 26). Они представляют собой постоянную угрозу, то и дело прорастают то тут, то там в самых неожиданных местах, и это требует постоянной бдительности и прополки. Они несут ужас разрушения прекрасной планете Маленького принца. Так что именно угроза разрушения, заставляет Маленького принца появиться на Земле – искать барашка, который будет поедать баобабы и не даст им завладеть всем хорошим на его планете, в том числе его драгоценной розой.

Таким образом, невинность здесь представлена на фоне коварной разрушительной силы, которая пытается завладеть астероидом В-612. Зловредные семена баобабов заразили убежище невинности Маленького принца, и он стал понимать, что без решительных действий его невинность превратится в нечто «чудовищное».

2. Вторая особенность защитной системы, создающая большие трудности при исцелении травматической диссоциации, – то, что бессознательное «священное убежище», в котором укрывается невинная оставшаяся часть ядра я, неизбежно пропитано архетипическими (всемогущими и грандиозными) энергиями и образами. Напомню, что, согласно классическому описанию Шандора Ференци расщепления я, в результате диссоциации происходит формирование двух частей я – регрессировавшей и прогрессировавшей. У некоторых пациентов с ярким воображением эти части я амплифицированы мифопоэтическим динамизмом психики. Регрессировавшее я, или либидинозное Эго, теперь связано с божественным, то есть становится «царственным» Маленьким принцем с мощным ощущением высокого статуса и нуминозной харизмой. Такой особый «ребенок» сопротивляется процессу гуманизации, так же как Люцифер противостоял Божьему замыслу воплотиться, как мы это видели в главе 3.

Обычно в жизни ребенка «достаточно хорошее» поддерживающее окружение трансформирует блаженство и ужас инфантильного всемогущества в активную силу Эго и творческую жизнь. Как говорил Фрейд, «где было Ид, должно стать Эго» или, на юнгианском языке, архетипические аффекты и энергии гуманизируются по мере их переработки в ходе человеческих отношений. Однако при травматическом детстве все идет не так. Опосредование прекращается. Соответственно, мы говорим о «нементализированном» (Fonagy, 2001) или «несформулированном» (Mitrani, 1996) опыте, который остается в примитивном, нетрансформированном состоянии.

Ганс Лёвальд, известный психоаналитик, говорит нечто важное о том, каким образом защита становится даймонической (Loewald, 1978). Расширяя фрейдовскую идею об Ид, Лёвальд комментирует:

…в Ид есть что-то даймоническое, что-то связанное с динамическим бессознательным, подобно греческой идее даймона, которая не относится ни к мощи личного бога, ни к силе человека как индивида или сознательного существа, но описывает нечто между этими позициями, что-то безличное.

(Loewald, 1978: 9)

Для Лёвальда даймоническое не сводится только к Ид. Даймоническими являются также и защиты. Он говорит, что эти защиты действуют в каждом из нас за пределами личного:

Это значит, что тот, кто защищает, – это не мы, а нечто, некоторый так называемый защитный механизм, безличная сила… такие «механизмы», такие силы являются или становятся [после тяжких страданий] нашими собственными и считаются принадлежащими я. Именно благодаря этой возможности соотнесения с я усваивается мораль и может действовать психоаналитическая интерпретация… Бессознательные защиты, поскольку они бессознательные, и бессознательные влечения дополняют друг друга, поскольку они произрастают на одной почве. В ходе морального развития, о котором я говорил, и те, и другие становятся персонализированными, воссоздаются как личные; в ходе наших ответных реакций они становятся нашей ответственностью.

(Loewald, 1978: 47–48)

В «Маленьком принце» даймонические силы и защиты медленно трансформируются по мере того, как Пилот и Маленький принц постепенно узнают друг друга. Но в этом процессе присутствует много боли и сопротивления – той боли, что удалось избежать с помощью защитного расщепления между двумя мирами, которые изображены в этой истории. На своей маленькой планете, высоко в небесах, царственный Маленький принц лишен возможности жить настоящей жизнью, однако он странным образом не может и умереть. Это бывает только в жизни людей, принадлежащих обычному миру, который находится «здесь внизу». По сюжету, он спускается в мир всего на год, но оказывает на этот мир огромное влияние. Для потерпевшего крушение Пилота, которого он встретил в пустыне, жизнь больше никогда не будет прежней.

В этой истории Пилот представляет собой взрослое, функциональное, «ложное» или адаптивное я человека. Его невинность и детская живость была отщеплена и стала недоступна, поселившись «на другой планете». Внешне Пилот выжил в болезненных обстоятельствах своей ранней жизни. Он стал индивидом, идеально приспособленным к жизни во внешнем мире, и даже немало в этом преуспел… все же он не живет по-настоящему, так как утратил свою душу. Он должен заново научиться быть ребенком, узнать или вспомнить что-то, ради чего стоит жить, прежде, чем он умрет! Пилот живет только в практическом «реальном» мире. Он забыл о «мире ином», о магии детства, о реальности невидимого, о сакральной тайне человеческого сердца. Для этого ему нужен Маленький принц, и их встреча знаменует собой начало восстановления его целостности.

С клинической точки зрения, преодоление пропасти между этими двумя мирами (и внутренними объектами, которые в них обитают) означает трансформацию системы самосохранения. При этом невинной части пациента, давным-давно сосланной психологическими защитами «на другую планету», может быть позволено заново пережить страдание – при свидетеле. Такое страдание встречает большое сопротивление, потому что при возникновении посттравматической системы самосохранения ее главной целью является предотвращение страданий невинной части я. Нетрансформированные энергии всемогущества и грандиозности, связанные с чистотой и совершенством внутреннего мира и инкапсулированного в его недрах ребенка, пытаются сохранить свою бессознательную «жизнь». Если все идет хорошо, deo concedente[54], эти архаичные энергии постепенно гуманизируются и человек заново вступает в мир страданий. Мы были свидетелями такого процесса трансформации в случае Майка в главе 4.

В терапевтических отношениях исцеление происходит, когда воссоздается потенциальное пространство, претерпевшее коллапс во время травмы и остающееся таким в течение долгого времени, и становится возможным возвращение утраченной сердцевины я в мир отношений. Между мирами воссоздаются интерсубъективная и интрапсихическая (символическая) «матрицы», и такое потенциальное пространство заново оживляет бессознательные стремления ранней жизни пациента. Пациент снова начинает надеяться и мечтать, а заново обретенный оптимизм его магического невинного ребенка также проникает в психику терапевта.