8. ОПАСНОСТИ, ТАЯЩИЕСЯ В ПОЗНАНИИ БЫТИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8. ОПАСНОСТИ, ТАЯЩИЕСЯ В ПОЗНАНИИ БЫТИЯ

Цель этой главы заключается в том, чтобы развеять широко распространенное заблуждение, будто самоактуализация как самоосуществление означает статичное, нереальное, "идеальное" состояние, в котором человек поднимается над всеми своими проблемами и "становится навек счастливым", нечеловеческое состояние безмятежного спокойствия и экстаза. С эмпирической точки зрения это не так, о чем я уже говорил ранее (97).

Чтобы это факт был более понятен читателю, я могу определить самоактуализацию как такое развитие личности, при котором человек освобождается от свойственных юности проблем, обусловленных дефицитом, и от невротических (или инфантильных, надуманных, необязательных или мнимых) проблем, в результате чего индивид становится способным справиться с "реальными" проблемами в своей жизни (изначально и исключительно человеческими проблемами, неизбежными, "экзистенциальными" проблемами, идеального решения которых просто не существует). То есть самоактуализация – это не отсутствие проблем, а переход от мелких или мнимых проблем к проблемам реальным. Чтобы "встряхнуть" читателя, я мог бы даже назвать самоосуществляющуюся личность проницательным и примирившимся с собой невротиком, потому что такое определение почти синонимично фразе "понимание фундаментальной человеческой ситуации и примирение с ней". То есть индивид мужественно принимает все "слабости" человеческой природы и даже находит в них отраду, вместо того, чтобы отрицать их существование.

Именно об этих реальных проблемах, с которыми сталкиваются даже (или особенно) наиболее зрелые человеческие существа, я бы хотел говорить в дальнейшем. Например, о подлинном чувстве вины, подлинной печали, подлинном одиночестве, здоровом эгоизме, отваге, ответственности за себя и за других и т.п.

Разумеется, по мере развития личности происходит качественный (да и количественный) рост, наряду с чувством глубокого удовлетворения, которое посещает человека, когда он познает истину, вместо того чтобы предаваться самообману. Со статистической точки зрения, люди по большей части "виновны" в чем-то невротически, а не на самом деле. Освобождение от невроза освобождает от невротического чувства вины, хотя вероятность реальной вины никуда не исчезает.

Достигшая высокого уровня развития личность имеет более богатый опыт пиковых переживаний, и чувства эти представляются мне более глубокими (хотя это может быть и несколько по-другому в случае "маниакального" или "аполлонического" типа самоактуализации). Более полноценный человек тоже не свободен от проблем и страданий (хотя и более "высокого" толка), но эти проблемы и страдания в качественном смысле значительно менее острые. Зато такому человеку дана большая радость в жизни – и в количественном, и в качественном смысле. Короче говоря, достигнув более высокого уровня развития своей личности, индивид становится субъективно лучше.

Оказывается, что самоосуществляющийся человек, по сравнению с другими людьми, более способен к тому особому типу познания, который я назвал бытийным познанием. В главе 6 я определил это познание, как познание сущности или "бытийности", или фундаментальной структуры и динамики, постижение потенциальных возможностей чего-то или кого-то, или же всего сущего. Б-познание (Б = бытие) противоположно Д-познанию (Д = мотивация потребностью в ликвидации дефицита), или познанию антропоцентричному либо эгоцентричному. Но точно так же, как самоактуализация не означает освобождения от проблем, так и Б-познание не исключает определенных опасностей, что является одним из его аспектов.

Опасности бытийного познания

Основная опасность Б-познания заключается в том, что оно делает действие невозможным или, по крайней мере, необязательным. Б-поэнание не предполагает выставления оценок, сравнения, осуждения или одобрения. Оно также не приводит к принятию решения, потому что решение есть готовность к действию, а Б-познание есть пассивное созерцание, тонкое понимание и невмешательство. Его девиз: "Да будет так". До тех пор, пока человек благоговейно, восхищенно, пассивно наслаждаясь пониманием, наблюдает за раковой клеткой или бактерией, он ничего не делает. Гнев, страх, желание улучшить ситуацию, уничтожить, убить, осуждение, то есть "прикладные" выводы ("Это – плохо" или "Это – враг, он опасен") здесь неуместны. Добро и зло, правда и ложь, прошлое и будущее с Б-познанием не имеют ничего общего и, в то же время, не имеют смысла. Это "неземное" познание, в экзистенциальном смысле этого слова. Оно даже не является человеческим в обычном смысле этого слова; это – божественное всепонимание, не-вмешательство, не-деяние. Оно не имеет ничего общего с дружбой или враждой в прагматическом смысле. Оценка, принятие решения, действие, осуждение, наказание, планирование будущего возможны только при обращении к Д-познанию (88).

Стало быть, основная опасность заключается в том, что момент бытийного познания несовместим с действием.*

* Нечто подобное можно обнаружить в известных экспериментах Олдса (129а). Когда "центр удовлетворения" в мозгу белой крысы подвергается стимуляции, то крыса полностью замирает, словно "наслаждаясь" этим переживанием. Такое же поведение наблюдается у человеческого существа, испытывающего приятное воздействие наркотика, рели вы хотите "ухватить" ускользающее воспоминание о сновидении, то в этот момент лучше не двигаться (69).

Но поскольку мы большую часть нашего времени проводим "в мире", то действие нам просто необходимо (защита или нападение, действие, с точки зрения наблюдающего, а не наблюдаемого). Тигр имеет право на жизнь (как и муха, комар или бактерия) с точки зрения его собственного "бытия"; но такое же право имеет и человеческое существо. И здесь конфликт неизбежен. Потребность в самоактуализации может привести к необходимости убийства тигра, даже если восприятие тигра с точки зрения Бытия отрицает его убийство. То есть, даже с экзистенциальной точки зрения, необходимыми и изначальными предпосылками самоактуализации являются определенный эгоизм и чувство самосохранения, готовность к необходимому насилию и жестокости. Стало быть, не только бытийно обусловленное познание, но и обусловленное дефицитом познание является необходимым аспектом самоактуализации. Это значит, что обязательными составляющими самоактуализации являются конфликт, необходимость делать выбор и принимать практические решения. Это значит, что борьба, стремление, неуверенность, вина, сожаление также остаются "необходимыми" эпифеноменами самоактуализации. Это значит, что для самоактуализации необходимы как созерцание, так и действие.

В настоящее время общество может себе позволить определенное разделение труда. Созерцателей можно освободить от действия, если есть кто-то, кто может действовать. Нам больше не нужно самим забивать корову, чтобы приготовить бифштекс. На это (55, 56), в очень обобщенной форме, указывал Голдстайн. Точно так же, как его слабоумные пациенты могут обходиться без абстракций, не опасаясь никакой беды, потому что другие люди защищают их и делают за них то, что сами они делать не в состоянии, так и самоактуализация, в принципе (по крайней мере, самоактуализация в каком-то конкретном деле), становится возможной только потому, что другие люди позволяют и помогают ей произойти. (Мой коллега, Уолтер Томан, в беседах со мной также подчеркивал тот факт, что в обществе, разделенном на основании "специализации", гармоничная самоактуализация становится все меньше и меньше возможной.) Эйнштейн, человек очень специализированный в последние годы свой жизни, "стал возможен" лишь благодаря своей жене, Принстону, друзьям и т.д. Эйнштейн мог отказаться от разносторонности и самоосуществляться, потому что другие люди делали за него все остальное. Если бы он попал на необитаемый остров, то он, может, и мог бы самоосуществляться так, как это понимает Голдстайн ("использовать все свои способности настолько, насколько это позволяет окружающий мир"), но в любом случае это уже не была бы специализированная самоактуализация. А может быть, самоактуализация вообще стала быть невозможной, то есть он мог бы умереть или страдать от невозможности проявить свои способности, или же вернуться к дефицито-мотивированному уровню жизни.

Другая, таящаяся в бытийном познании и созерцательном понимании опасность заключается в том, что они могут сделать нас менее ответственными, особенно в плане помощи другим людям. Крайним примером тому является отношение к ребенку; Если девизом этого отношения станет "невмешательство", то это может привести к травме или даже смерти ребенка. У нас есть обязательства и перед взрослыми людьми, и перед животными, деревьями, цветами, перед землей. Хирург, застывший в неописуемом восторге от "великолепия" опухоли, может убить своего пациента. Если у нас вызывает восхищение наводнение, мы вряд ли сможем построить плотину. Правда, от бездействия страдает не только другой человек, но и сам созерцающий, поскольку он, несомненно, должен испытывать чувство вины за вред, причиненный другим людям его созерцательной пассивностью. (Он не может не чувствовать вины, потому что он так или иначе, но "любит" их; он любовно отождествляет себя со своими "братьями", а это значит, что его волнует их самоактуализация, возможность которой исчезает с их страданиями или смертью.)

Лучшими примерами этой дилеммы являются отношения учителя с учениками, родителей с детьми, терапевта с пациентами. Не составляет труда понять, что это специфические отношения. Но мы также должны признать необходимость действий, вытекающих из обязанности учителя (родителя, терапевта) помогать развитию партнера, например, необходимость ограничений, дисциплины, наказаний, "опускания с небес на землю", преднамеренного причинения боли (или неудовольствия), готовности вызвать и вытерпеть враждебность и т.п.

Нежелание действовать и утрата чувства ответственности ведут к фатализму, то есть к следующей точке зрения: "Что будет, то будет. Мир таков, каков он есть. Все предопределено. Я с этим ничего не могу поделать". Это утрата волевых качеств, свободного волеизъявления, порочная детерминистская идея, решительно вредная для развития и самоактуализации любого человека.

Бездеятельное созерцание почти наверняка будет неправильно понято теми, кто от него пострадает. Они воспримут его как недостаток любви, заботы, сострадания. Это не только остановит их движение к самоактуализации, но также может повернуть их развитие вспять, поскольку им был "преподнесен урок", что мир плох и люди плохи. Как следствие, начинается регресс их любви, уважения и доверия к людям. А это значит, что мир становится хуже, особенно для детей, подростков, для слабых. Девиз "невмешательства" для них означает невнимание, отсутствие любви, даже презрение.

Как особый случай не-деяния, чистое созерцание предполагает не оказание помощи, не писание, не обучение. Буддисты различают Пратьекабудду, который достиг просветления для себя одного, независимо от других, и Бодхисаттву, который, даже достигнув просветления, считает, что его спасение не завершено, пока непросветленными остаются другие. Можно сказать, что во имя своей самоактуализации он должен отвернуться от бытийного познания, чтобы помочь другим людям и обучить их (25).

Было ли просветление Будды исключительно личным, частным достижением? Или оно не могло не принадлежать другим людям, всему миру? Да, безусловно, когда человек пишет и учит, он зачастую (не всегда) должен выйти из состояния блаженства или экстаза. Это все равно, что покинуть рай, чтобы помочь другим попасть туда. Может быть, прав тот дзен-буддист или даос, который сказал: "Как только ты заговоришь о нем, оно перестанет существовать, перестанет быть истинным" (то есть единственный путь к переживанию – это само переживание, и никакими словами его не опишешь, поскольку оно – невыразимо)?

Разумеется, отчасти права и та, и другая сторона. (Вот почему это экзистенциальная дилемма, вечная, неразрешимая.) Если я найду оазис, которым могут воспользоваться и другие люди, то буду ли я наслаждаться им в одиночестве или спасу жизни этих людей, указав им путь к оазису? Если я обнаружу красивый ландшафт, который красив отчасти потому, что малодоступен людям, то оставлю ли я все в таком состоянии или превращу это место в Национальный Парк для миллионов людей, которые, – именно потому, что их миллионы, – испортят эту местность или даже уничтожат ее? Пущу ли я других людей на свой частный пляж, превратив его, таким образом, в общественный? Насколько прав индус, уважающий жизнь и отвергающий акт убийства, а потому позволяющий коровам набирать жиру, а детям – умирать? В какой степени я смогу наслаждаться вкусным обедом в бедной стране, где голодающие дети заглядывают мне в тарелку? Должен ли я тоже голодать? На эти вопросы не может быть точного, определенного, теоретического, априорного ответа. Какой ответ ни давай, потом все равно придется о чем-то пожалеть. Самоактуализация не может не быть эгоистичной; и она не может не быть бескорыстной. Поэтому не может не быть необходимости делать выбор, не может не быть конфликта и сожаления.

Может быть, принцип разделения труда (увязанный с принципом индивидуальности конституции каждой личности) может привести нас к наилучшему ответу (хотя этот ответ все равно никогда не будет идеальным). Подобно тому как одни религиозные ордены ориентировались на "эгоистичную самоактуализацию", а другие – на самоактуализацию в несении людям добра, так и общество может просить определенных людей "в порядке одолжения" (тем самым освободив их от чувства вины) стать на путь эгоистичной самоактуализации, стать чистыми созерцателями. Общество может решить, что таких людей стоит поддерживать, потому что они являют собой хороший пример и вдохновляют других людей, демонстрируя возможность существования чистого, неземного созерцания. Мы же поддерживаем наших великих ученых, художников, писателей и философов. Мы освобождаем их от общественных обязанностей не только по "высоким" соображениям, но и из расчета, что это принесет нам хорошие дивиденды.

Эту дилемму осложняет проблема "истинной вины", как я ее называю ("гуманистической вины" Фромма), чтобы отличать ее от вины невротической. Истинную вину порождает измена самому себе, своей судьбе, своей изначальной природе. (См. также: Моурер (119) и Линд (92).)

Но здесь перед нами встает другой вопрос: "Какого рода вину порождает честность перед собой, но нечестность по отношению к другим людям?" Как мы уже убедились, верность самому себе иногда может означать неизбежный конфликт с ответственностью по отношению к другим людям. Выбор и возможен, и необходим. И решение только в очень редких случаях может принести полное удовлетворение. Если, как учит Голдстайн, ты должен быть ответственным по отношению к другим людям, чтобы быть честным перед собой (55), и если, как заявляет Адлер, общественные интересы являются изначальным, определяющим аспектом умственного здоровья (8), тогда мир должен пожалеть о том, что самоосуществляющаяся личность приносит в жертву часть себя, чтобы спасти другого индивида. А если все наоборот и ты должен быть верен прежде всего самому себе, то тогда мир должен пожалеть о ненаписанных книгах, недорисованных картинах, непреподанных уроках, на которых мы могли бы многое узнать от наших чистых (и самодостаточных) созерцателей, которые не захотели помогать нам.

Б-познание может размыть ценности повседневной жизни, привести к утрате вкуса, к слишком большой терпимости. Это объясняется тем, что каждый человек, если смотреть на него исключительно с точки зрения его Бытия, представляется по-своему совершенным. Тогда невозможно и не имеет никакого смысла его оценивать, судить, осуждать, не одобрять, критиковать и сравнивать. Если, скажем, терапевт, влюбленный, родитель, учитель, друг обязаны принимать своего "партнера" таким, каков он есть и без всяких условий, то этого явно недостаточно судье, полицейскому или администратору.

Мы уже видим определенную несовместимость двух подходов к межличностным отношениям, о которых здесь идет речь. Большинство психотерапевтов откажутся от дисциплины или наказания в отношении своих пациентов. А многие чиновники, администраторы или генералы откажутся брать на себя какую-либо терапевтическую или личную ответственность за людей, которым они отдают приказы и которых могут увольнять или наказывать.

Дилемма почти всех людей заключается в необходимости быть то "терапевтом", то "полицейским". И мы можем предположить, что более гуманная личность, которая более серьезно относится к обеим этим ролям, будет страдать от этой дилеммы больше, чем средний индивид, который зачастую даже и не подозревает о существовании такой дилеммы.

Возможно, что по этой (или по другой причине) самоосуществляющиеся люди, которых мне приходилось изучать, как правило, отличались способностью хорошо сочетать эти функции, проявляя больше сострадания и понимания, чем их проявляет средний индивид, и, в то же время, проявляя больше способности к праведному гневу. Некоторые полученные мною данные указывают на то, что самоосуществляющиеся люди (и наиболее здоровые студенты колледжей) дают выход своему обоснованному возмущению и неодобрению более откровенно и уверенно, чем среднестатистические индивиды.

Если способность к состраданию-через-понимание не подкрепляется способностью к гневу, неодобрению, возмущению, то следствием этого может быть притупление всех чувств, слабое реагирование на других людей, неспособность по-настоящему оценить истинные способности, мастерство, выдающиеся достижения и победы. Можно предположить, что для людей, которые часто вынуждены применять бытийное познание, это является "профессиональным риском", подтверждением чему служит широко распространенное мнение, что многие психотерапевты слишком нейтральны, слишком спокойны, слишком неэмоциональны, слишком бесстрастны в общении с другими людьми.

Бытийное познание другого человека равносильно восприятию его как "совершенного", в определенном смысле, что он очень легко может неверно истолковать. Мы знаем, что когда человека принимают таким, каков он есть, и без всяких условий, когда его безоглядно любят, когда полностью одобряют все его действия, то это великолепно укрепляет его, способствует его развитию, оказывает прекрасное терапевтическое и психологическое воздействие. Но мы также должны осознавать, что это отношение может быть им неправильно воспринято, как требование соответствовать нереальным перфекционистским ожиданиям. Чем более несовершенным и недостойным чувствует себя человек, чем больше он заблуждается на счет своего "совершенства" и "признания", тем больше он будет склонен рассматривать такое отношение как бремя.

Разумеется, слово "совершенный" на самом деле имеет два значения, одно из который принадлежит царству Бытия, а другое – царству Дефицита, стремления, становления. В Б-познании "совершенство" означает абсолютно реалистическое восприятие и принятие человека целиком, каков он есть. В Д-познании "совершенство" подразумевает неизбежно ошибочное восприятие и иллюзии. В первом значении этого слова, любое человеческое существо является совершенным; во втором его значении любой человек несовершенен и никогда не сможет стать совершенным. То есть мы можем считать его "совершенным" в Б-смысле, а он будет думать, что мы воспринимаем его "совершенным" в Д-смысле, и, конечно же, это может вызвать у него чувство неловкости, недостойности и вины, поскольку он полагает, что обманывает наши ожидания.

У нас есть все основания сделать вывод, что чем больше человек сам способен к Б-познанию, тем больше он способен получить удовольствие оттого, что является объектом такого рода познания. По всей видимости, вероятность неправильного понимания может зачастую создавать проблему такта для Б-познающего, способного полностью понять и принять другого человека. От него требуется большая деликатность.

Возможность сверх-эстетизма – это последняя связанная с Б-познанием тактическая проблема, о которой я буду здесь говорить. Эстетический взгляд на жизнь зачастую находится в глубоком конфликте с практической и нравственной точкой зрения (старый конфликт между формой и содержанием). Одной из форм эстетизма может быть представление уродства как красоты. Другая проблема – неумелое, неэстетическое представление истинного, хорошего и прекрасного. (Мы не касаемся истинно-красивого изображения истинной красоты, поскольку оно не представляет из себя никакой проблемы.) Ввиду того, что эта дилемма много раз обсуждалась на протяжении всей истории, я ограничусь лишь указанием на то, что она включает в себя также проблему социальной ответственности более зрелых людей перед менее зрелыми, которые могут спутать Б-восприятие с Д-одобрением. Трогательное и красивое изображение, скажем, гомосексуализма, преступления или безответственности, возникающее из глубокого понимания этих явлений, может быть неправильно понято как призыв к подражанию. Для Б-познающего, живущего в окружении испуганных и легко впадающих в заблуждение людей, это является дополнительным бременем ответственности.

Эмпирические открытия

Какова была связь между бытийно обусловленным и обусловленным дефицитом познанием у самоосуществляющихся людей, которые были объектами моего исследования (97)? Каким образом они увязывали созерцание с действием? Хотя во время моих исследований эти вопросы мне не приходили в голову, ретроспективно я могу поведать о следующих своих впечатлениях. Прежде всего, мои "подопытные" были гораздо более способны к Б-познанию, чистому созерцанию и пониманию, чем среднестатистический индивид, о чем я говорил с самого Начала. Здесь все дело в степени, поскольку любому человеку периодически доступны Б-познание, чистое созерцание, пиковое переживание и т.д. Во-вторых, мои "подопытные", все как один, были больше способны к нацеленным на результат действиям и Д-познанию. Следует признать, что это может быть и эпифеноменом, связанным с выборкой респондентов, характерной для Соединенных Штатов, или даже побочным продуктом того факта, что отбирал объекты тоже американец. Я должен сообщить, что в ходе моих исследований мне не пришлось сталкиваться с людьми, подобными буддийским монахам. В-третьих, теперь, когда я оглядываюсь назад, у меня складывается впечатление, что наиболее развитые люди большую часть отведенного им времени живут тем, что мы называем повседневной жизнью, – ходят по магазинам, едят, лечат зубы, проявляют вежливость к окружающим, думают о деньгах, глубоко задумываются над тем, какого цвета туфли им купить, смотрят глупые фильмы, читают сеющую иллюзии литературу. Их вполне могут раздражать зануды, шокировать простаки и т.п., хотя их реакция может быть менее резкой, более окрашенной состраданием. Пиковые переживания, бытийное познание, чистое созерцание, с какой бы относительной частотой они ни посещали этих людей, в категориях абсолютных чисел представляются исключительными событиями даже в жизни самоосуществляющихся людей. Скорее всего, это именно так, даже несмотря на то, что более зрелые люди большую часть своего времени или все свое время пребывают на более высоком уровне, например, проводят более четкую границу между целью и средствами, между сутью и внешней оболочкой; они более проницательны, более спонтанны и экспрессивны, более тесно связаны с теми, кого любят, и т.д.

Стало быть, поставленная здесь проблема является более теоретической, чем практической, и решать ее придется в будущем, а не в настоящий момент. Тем не менее, эти дилеммы имеют значение не только для попытки теоретически определить границы возможностей человеческой природы. Поскольку эти дилеммы являются питательной средой подлинной вины, подлинного конфликта, того, что мы можем также назвать "подлинной экзистенциальной психопатологией", мы должны продолжать бороться с ними так же, как и с нашими личными проблемами.