2. Явления, возникающие вследствие ассимиляции бессознательного

2. Явления, возникающие вследствие ассимиляции бессознательного

Последствия ассимиляции бессознательного влекут за собой весьма примечательные явления. У одних субъектов следствием такого процесса является несомненное и даже утомляюще подчеркнутое Эго-сознание: все-то они знают, они информированы обо всем, что происходит в их бессознательном, им известно и понятно все, что всплывает в недрах бессознательного. Другие, напротив, ознакомившись с содержанием бессознательного, все более и более падают духом; они утрачивают чувство собственного достоинства, теряют уверенность в себе и доходят до тупого смирения, встречаясь с необычайными и непонятными явлениями из сферы бессознательного. Первые в преувеличенном самовозвеличении берут на себя ответственность за свое бессознательное, которое заходит слишком далеко, за пределы всякой реальной возможности; другие же в конце концов снимают с себя всякую ответственность, подавленные гнетущим сознанием своего бессилия перед роком, который заявляет о себе через бессознательное[177].

Однако если проанализировать эти два типа более тщательно, то обнаружится, что за оптимистическим самосознанием первого кроется беспомощность, хотя и неосознанная, но очень глубокая, может быть, более глубокая, чем в человеке второго типа; сознательный оптимизм его является не чем иным, как неудачной компенсацией. Напротив, за пессимистическим смирением второго типа кроется упрямая воля, тоже неосознанная, но уверенная и упорная и по своей силе многократно превышающая сознательный оптимизм первого типа.

Такое состояние личности удачно характеризуется термином «богоподобие»[178], на что особое внимание обратил в свое время Адлер. Когда дьявол писал студенту в памятную книжку слова змея: «Eritis sicut Deus scientes bonum et malum»[179], он прибавил:

Змеи, моей пробабки, следуй изреченью,

Подобье божие утратив в заключенье!

(И.-В. Гете. Фауст. I. Рабочая комната Фауста)

«Богоподобие» – понятие, правда, не научное, но оно отлично обрисовывает рассматриваемое психическое состояние. Нам еще придется исследовать вопрос о происхождении такого психического состояния, равно как и то, почему оно получило название «богоподобия». Уже самое это слово свидетельствует о том, в чем именно заключается аномальное состояние пациента. Аномалия в том, что пациент приписывает себе качества, которые ему не свойственны и которые ему не принадлежат: ведь сходство со священным означает сходство с духом, который превосходит дух человека.

Если мы с психологической целью разлагаем понятие богоподобия, то находим, что оно выражает не только данное динамическое явление, которое я исследовал в своей работе «Метаморфозы и символы либидо», но и определенную психическую функцию, отличающуюся надындивидуальными, коллективными качествами. Нельзя забывать, что отдельный индивид представляет не только единичное, изолированное бытие, но и является частью общества, так что человеческий разум – это одновременно изолированный, полностью индивидуальный факт и коллективная функция. И как индивиду присущи некоторые социальные функции или влечения, противоречащие его личным, эгоцентрическим интересам, так и человеческому разуму присущи такие функции и влечения, которые, благодаря их коллективному характеру, противоречат личным ментальным функциям[180]. Каждый человек рождается с мозгом, вполне дифференцированным, способным на многообразные умственные функции. Такие функции человек онтогенетически не мог бы ни приобрести, ни развить. Но по мере того как мозг целых поколений постепенно дифференцируется, функция мышления, возможная при этом высоком уровне дифференциации, становится коллективной и универсальной. Этим фактом, между прочим, объясняется и то, что в бессознательном целых народов и рас, по времени и пространству самых отдаленных друг от друга, существуют удивительные совпадения, например, поразительное (необычное) соответствие самобытных (автохтонных) мифических форм и мотивов.

Благодаря универсальному сходству в строении мозга возникает и возможность существования универсальной, идентичной для всех людей психической функции. Такая функция и есть то, что мы называем коллективным психическим или коллективной психикой. Коллективное психическое, в свою очередь, подразделяется на коллективный разум и коллективную душу[181]. Поскольку существуют различия, соответствующие расе, племени и семье, то есть также коллективное психическое, обусловленное расой, племенем или семьей, но менее глубокое, чем «универсальное» коллективное психическое. Коллективное психическое обнимает, по выражению Пьера Жане, «parties inf?rieures»[182]умственных функций, а именно те области индивидуальной психической функции, которые являются раз и навсегда установленными и повсюду существующими, прирожденными и автоматически действующими, т. е. области сверхличные или безличные. Личное сознание и бессознательное составляют «parties superieures»[183] ментальных функций, т. е. те их части, которые были приобретены и развиты онтогенетически и явились результатом личной дифференциации.

Итак, индивид, присоединивший к своим онтогенетически приобретенным психическим содержаниям еще и коллективное психическое, присущее ему априори и бессознательно, таким образом нелигитимно расширяет область своей личности и соответственно страдает от последствий. А последствия таковы: с одной стороны, поскольку коллективное психическое состоит из «partie inferieure» ментальных функций и подчинено личности, которой служит основанием, постольку оно отягощает и обесценивает личность. Это проявляется в принижении эго-сознания и в бессознательном преувеличении собственной важности, доходящем до болезненного проявления воли к власти. С другой стороны, поскольку это коллективное психическое выше личности, являясь для него родной почвой, на которой возможны только личные различия, а психическая функция одинакова для всех индивидов, постольку приобщение коллективного психического к личности вызывает гипертрофию эго-сознания, что в бессознательном в свою очередь компенсируется чувством неполноценности и самоуничижения.

Усваивая бессознательное, мы приобщаем коллективное психическое к области личных психических функций, где личная сфера разлагается на целый ряд парных групп, сочетающихся по контрасту, образуя «пары противоположностей». Мы уже упоминали о такой паре противоположностей: мания величия = чувство неполноценности. Эта пара особенно ярко выявляется в неврозе. Есть много других парных сочетаний по контрасту; приведу лишь одно: добро и зло. («Scientеs bonum et malum!»[184]) Образование такой пары сопутствует повышению и понижению чувства самоуверенности. В состав коллективного психического, помимо всего прочего, входят также добродетели и пороки, присущие единичному человеку. И здесь люди одного типа считают коллективную добродетель своей личной заслугой; люди же другого типа считают коллективный порок своей личной виной. И то и другое – заблуждение, точно так же как мания величия или самоуничижение. Ибо воображаемые добродетели и воображаемые пороки не что иное, как моральные парные сочетания по контрасту, заложенные в коллективном психическом, ставшие доступными нашему ощущению или искусственно доведенные до осознания. Насколько коллективному психическому присущи эти пары противоположностей, мы видим на примере первобытных людей, чьи добродетели восхваляются одними наблюдателями, в то время как другими наблюдателями столь же ревностно осуждаются в качестве пороков. Для первобытного человека, личное отличие которого находится, как известно, лишь в зачаточном состоянии, верно и то и другое, ибо его менталитет носит преимущественно коллективный характер. Первобытный человек более или менее тождествен коллективному психическому; поэтому он имеет коллективные добродетели и пороки, не присущие его личности как таковой и не вызывающие в нем внутреннего разлада. Разлад возникает тогда, когда начинается сознательное и личное психическое развитие и когда разум доходит до познания несовместимости противоречивых психических явлений. А это вызывает борьбу, сопряженную с процессом вытеснения. Когда человек хочет быть добрым, он вынужден вытеснять все злое; это можно было бы назвать потерянным раем коллективного психического.

Как только коллективное психическое становится сознательным, начинается процесс вытеснения; это необходимо для развития личности, потому что коллективная психология и личная психология в некотором смысле исключают друг друга. История учит нас, что стоит какой-нибудь психологической установке приобрести коллективную ценность, как тотчас же начинается процесс раскола. Нигде это не проявляется так ярко, как в истории религии. Коллективная установка всегда опасна для индивида, даже тогда, когда она необходима. Опасна она потому, что слишком легко захватывает и заглушает личное своеобразие. Коллективная установка вообще и всегда способна захватить и заглушить личность, ибо коллективное психическое не что иное, как продукт психологической дифференциации могучего стадного инстинкта в человеке. Коллективное чувство, коллективное мышление и коллективное усилие относительно легки по сравнению с индивидуальными функциями или индивидуальными усилиями; это легко может повести к растворению личности в коллективе, столь опасному для ее развития. Связанный с таким процессом ущерб, понесенный личностью, бессознательно компенсируется, поскольку в психологии все компенсируется насильственным слиянием и бессознательным отождествлением с коллективным психическим.

Необходимо постоянно помнить о том, что во время анализа бессознательного коллективная психология сливается с психологией индивидуальной; это слияние ведет за собой те огорчительные последствия, о которых шла речь выше. Эти последствия пагубно влияют на витальные чувства самого субъекта или же заставляют страдать людей, окружающих пациента, если он имеет какую-либо власть над ними. Дело в том, что субъект, отождествляя свою личную психику с коллективным психическим, непременно будет навязывать и другим требования своего собственного бессознательного, ибо отождествление с коллективным психическим всегда вызывает в субъекте чувство универсального значения («богоподобия»); а такое чувство заставляет его просто не считаться с психологией своих ближних, с психологией иного склада.

Мы можем избежать многих серьезных ошибок, если ясно поймем, во-первых, то, что существуют самые разнообразные психологические типы и что психологию этих типов нельзя насильственно втискивать в рамки нашего собственного типа. Абсолютное взаимопонимание между индивидами разных типов почти немыслимо; понять же иную индивидуальность совершенно невозможно. Поэтому уважение чужой личности во время анализа не только желательно, но и абсолютно необходимо, иначе можно и совсем заглушить развитие личности анализанда.

Заметим еще, что люди разных типов по-разному понимают свободу: одни думают, что предоставляют своим ближним свободу тогда, когда обеспечивают им свободу действия; другие же – тогда, когда допускают свободу их мысли. В анализе необходимо обеспечивать и то, и другое, поскольку это позволяет аналитику создать атмосферу непосредственности и целостности. Преувеличенное желание понять пациента или просветить его может оказаться столь же пагубным, как и полное отсутствие понимания. Анализируя бессознательное, мы вскрываем реальное существование коллективных побуждений и форм человеческого мышления, его чувства и доводим его до сознания; но сознательная личность не может всецело усвоить функции коллективного психического без вреда для себя[185]. Из вышесказанного вытекает, что, применяя психоаналитический метод, никогда не следует терять из виду крайне важную цель, а именно индивидуальное развитие субъекта. Если мы будем воспринимать коллективное психическое как наше личное достояние – все равно, в хорошем или в дурном смысле, – то наша личность подвергнется такому соблазну или гнету, от которого почти невозможно спастись. Поэтому в анализе настоятельно требуется точное различение между индивидуальной психикой и коллективным психическим. Но провести такую резкую грань нелегко, потому что все индивидуальное вырастает из коллективного психического и тесно с ним связано. Вследствие этого трудно сказать, какие психические элементы можно назвать коллективными и какие – индивидуальными. Несомненно, например, что архаически-символические проявления, так часто встречающиеся в фантазиях и снах, принадлежат к факторам коллективным. Все основные инстинкты и все фундаментальные формы мышления также носят коллективный характер. Коллективно все то, что люди, по общему соглашению, признали в качестве универсального, равно как и то, что универсально понято, выражено и приведено в исполнение. При внимательном наблюдении обнаруживается, сколь громадное количество коллективных элементов скрыто в нашей так называемой индивидуальной психологии, и наше удивление от этого только возрастает. Коллективных элементов так много, что индивидуальное, так сказать, совершенно утопает в них. Но индивидуальность является абсолютной психологической необходимостью: поэтому ввиду огромного преобладания коллективных элементов нам становится ясным, как бережно и внимательно следует обращаться с «индивидуальностью», с этим нежным ростком, для того чтобы коллективные элементы не совсем задушили его.

Человек обладает способностью к подражанию; эта способность, с точки зрения коллективной, очень полезна; индивидуальности же она бесконечно вредит. Коллективная психология совершенно немыслима без подражания, ибо без подражания невозможны массовые организации, невозможен государственный и общественный строй. В известном смысле общество создается не в силу закона, а благодаря желанию людей подражать, а также благодаря внушению и моральному заражению. Мы ежедневно видим, как люди пользуются механизмом подражания или, вернее, как они этим злоупотребляют в целях дифференциации личности. Для достижения этой цели люди просто подражают какой-либо выдающейся личности – ее высоким качествам или замечательным поступкам; этим приемом люди достигают мнимого превосходства над своей средой. Следствием этого является, если можно так выразиться, наказание, которое заключается в том, что сходство психики субъекта с психическим его среды, существующее несмотря ни на что, возрастает до бессознательного, но навязчивого порабощения субъекта психическим его среды, из которой он хотел выделиться. Такая попытка индивидуальной дифференциации, фальсифицированная подражанием, обыкновенно не удается и вырождается в аффектацию; человек остается на той же ступени, на которой и раньше стоял, и притом становится еще более бесплодным, чем прежде. Для того чтобы узнать, что, собственно говоря, в нас индивидуального, необходимо основательно над этим поразмышлять; плодом таких размышлений может стать осознание того, насколько велики трудности обнаружения индивидуальности в себе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.