Фрейд, взгляд и психоаналитические теории нарциссизма

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Фрейд, взгляд и психоаналитические теории нарциссизма

Поскольку тема взгляда так значима в мифе о Нарциссе, и поскольку ясно, что во взгляде есть нечто смертоносное, кажется удивительным, что в своем обсуждении проблемы нарциссизма Фрейд уделяет так мало внимания визуальным смыслам истории. Точно так же, в своем обсуждении снов, несмотря на их доминирующую визуальную природу, Фрейд быстро обобщает основные идеи о способности видеть и быть видимым, хотя в «Толковании сновидений» этих идей большое количество. Как предположил Патрик Махони, хотя Фрейд и разработал концепцию влечения к подглядыванию (Schaulust), все же он никогда не связывал ее со своими теориями нарциссизма[213], несмотря на то, что в них присутствуют все элементы этой концепции. Далее мы увидим, насколько замечательно они выражены в его снах.

Позвольте проиллюстрировать мою идею о том, что Фрейд избегает психодинамики взгляда в своей формулировке нарциссизма. В труде «О нарциссизме» Фрейд описывает теории развития Эго-идеала и идеализации. Сначала, как говорит Фрейд, младенец сам для себя является Эго-идеалом, при этом Эго-идеал и заменяет, и являет собой младенческий нарциссизм. Именно осознание вины – вместе с сопутствующим моральным осознанием – вводит людей в социальный мир, отлучая их от младенческого нарциссизма.

Вроде бы все хорошо. Но подобные соображения совсем не оставляют места взгляду в процессуальном смысле, взамен этого фокусируясь на абстрактных понятиях энергии, которую Эго направляет либо в себя, либо во внешний мир – такая странная и ненужная дихотомия. Вскоре картина становится еще более запутанной, когда Фрейд проводит различие между первичным и вторичным нарциссизмом. «Первичный нарциссизм», полагает он, является здоровым и неизбежным одновременно и характеризует процесс, при котором младенец или маленький ребенок направляет свое либидо в самого себя. «Вторичный нарциссизм», напротив, является патологическим, поскольку отвлекает либидо от объектов, чтобы перенаправить его в Эго или самость[214], образуя тем самым защитную регрессию.

Однако, рассматривая себялюбие младенца как здоровое, а поглощенность самим собой Нарцисса как патологическую, Фрейд сталкивается со сложностями. Давайте рассмотрим его текст. Когда ребенок «обеспокоен замечаниями других, а также пробуждением своего собственного критического мышления настолько, что не может больше оставаться совершенным, он ищет способ компенсировать это в новой форме Эго-идеала»[215]. Кажется, было бы разумным предположить, что критика и самокритика приведут к стыду, однако Фрейд избегает таких выводов, оставляя в стороне стыд и взгляд как процесс, вместо этого сосредоточиваясь на формировании Эго-идеала.

«Нас не удивило бы, если бы мы обнаружили особую психическую функцию, которая бы выполняла задачу наблюдения за нарциссическим удовлетворением с точки зрения обеспеченности Эго-идеала и которая при этом постоянно следила бы за существующим Эго и соизмеряла бы его с этим идеалом»[216]. С точки зрения Фрейда, именно Эго-идеал наблюдает, а испытывает стыд не Эго. Подобная «измерительная» функция, как я уже предполагал выше, является характерной для динамики стыда.

Далее Фрейд обращает внимание на идеализацию, а не на стыд. Может показаться, что данное «совершенство», о котором говорит Фрейд, является идеализированным единством, которое, по его предположению, присуще младенцу до осознания того, что окружающие существуют отдельно от него – любопытная разновидность нарциссизма, при котором младенец исчезает сам в себе, поскольку ему больше некуда деться. Парадоксально, что в теории Фрейда себялюбие младенца выполняет функцию потерянного рая, из которого изгнаны взрослые: они никогда больше не смогут быть беспечно заняты самими собой. Ностальгия никогда не станет тем, чем она была когда-то.

Так почему же Фрейд сконцентрировался на идеализации, оставив в стороне стыд и более очевидные визуальные смыслы мифа о Нарциссе? Если взгляд как процесс имеет непосредственное отношение к нарциссизму, как я предполагаю, и как это видно из «Толкования сновидений», то почему же он не занимает центральное место в теории нарциссизма Фрейда? Объяснение отчасти может быть найдено в обосновании нарциссизма Фрейдом в рамках его экономической теории. Для понимания психики человека, как гласит экономическая теория, нужно знать, куда и как инвестирована ограниченная психическая энергия. С этой точки зрения нарциссизм можно определить как «сверхнаправленность» (или исключительную направленность) этой энергии в самость, нежели (и в противоположность) направленности на отношения с окружающими. Подобная сверхнаправленность имеет компенсаторную функцию, поскольку возникает в ответ на ощущение, что самости не хватает чего-то существенного. В целом экономическая теория Фрейда, постулирующая ограниченный объем психической энергии, которую можно инвестировать (направить), слишком поглотила его способность более свободно исследовать явления взгляда и стыда, а также устанавливать их соотношение с идеализацией и конфликтом.

В период между 1905 г. («Три очерка по теории сексуальности»), когда Фрейд говорит о стыде и смущении как об аффективных реакциях на то, что нас видят, и 1914 г. («О нарциссизме») Фрейд переключился на свою экономическую модель, в рамках которой он «видит» эксгибиционизм и вуайеризм как защиту от влечений[217]. В следующем году Фрейд опубликовал работу «Печаль и меланхолия», где он связывает нарциссическую рану с горем и потерей – это тема, к которой я вернусь в заключительной главе. В «Печали и меланхолии» Фрейд предполагает, что именно трудности в смене объектов (т. е. замена другим человеком того, которого уже нет) могут осложнить процесс горевания, как, впрочем, и капитуляция того, кто пережил утрату, поскольку подобные попытки легко могут стать толчком к нарциссической регрессии[218]. Находясь в состоянии печали, переживший потерю человек не имеет другого выхода, кроме смены объекта. С этимологической точки зрения, человек, переживший утрату (bereaved) был ограблен (bereaved происходит от корня reafian, что означает отбирать). Однако, если в случае с печалью нет бессознательного компонента потери (человек знает, чего он лишился), то в случае меланхолии имеет место важная бессознательная сторона потери, которая не допускается в сознание из-за амбивалентности. «В случае печали сам мир становится скудным и пустым; в случае меланхолии – само Эго»[219], и потеря объекта превращается в потерю Эго. Далее Фрейд указывает, что конфликт, образующийся между Эго и любимым человеком (по отношению к которому присутствует бессознательное чувство ненависти), вызывает раскол «между критической активностью Эго и Эго, измененным идентификацией»[220]. Данная идентификация, замечает Фрейд, является одновременно и нарциссической, и регрессивной[221]. Однако, если в случае печали Эго приходит к пониманию, что объект мертв и ушел навсегда, а затем снова оценивает себя и свои отношения с другими объектами, то в случае меланхолии присутствует постоянный процесс опустошения, попытка убить ненавистную часть себя, которая, путем нарциссической идентификации, заместила собой объект и которая – уже приниженная, оскорбленная и опороченная – оставлена умирать. Однако от нее нельзя избавиться, поскольку она уже стала частью Я и теперь становится еще одной причиной ненависти и неприязни к самому себе.

В заключение моей дискуссии о нарциссизме позвольте мне произвести обзор нескольких распространенных теорий, из которых ни одна не отводит значительного места взгляду как процессу. Что касается Мелани Кляйн и психоаналитических авторов ее школы, то для них ошибочной является сама концепция первичного нарциссизма. Как кляйнианцы, так и представители школы объектных отношений в целом придерживаются мнения, что объектные отношения существуют с самого рождения. С их точки зрения, идея, что человек начинает жизнь, сосредоточенный исключительно на себе, не попадает в цель; единственный вид нарциссизма для них – это вторичный нарциссизм, который обязательно подразумевает нарушенные объектные отношения и неспособность полагаться на других.

Ряд авторов соотносят взгляд и/или стыд с этапами развития. Фрейд и Абрахам признавали нарциссические особенности неврозов навязчивых состояний, связывая взгляд как процесс, скопофилию и эксгибиционизм с анальной стадией; Эриксон (Erikson, 1963) понимает стыд и сомнения как аффективные последствия затруднений на различных стадиях развития (например, анальная стадия, удержание как противоположность отпусканию); Жак Лакан (Jacques Lacan, 1949) придерживается мнения, что нарциссическая стадия или стадия зеркала есть необходимая стадия развития Эго[222] – идея, которую позже подхватили Хайнц Кохут и последователи школы психологии самости[223]; и не так давно Андрэ Грин (Andre Green, 1958) и Белла Грюнбергер (среди прочих) отследили связь нарциссизма с пренатальным состоянием эйфории[224], сделав его, таким образом, биологическим и побуждаемым влечениями. В «Восстановлении самости» Кохут, с именем которого связано внимание, уделяемое нарциссизму в настоящее время, явно относит стыд к до-эдипальному периоду. Хотя он и подчеркивает как нарциссическую уязвимость, так и покинутость и травму Эдипа, все же, в целом, он обходит Эдипов конфликт, Эдипову неудачу, а также Эдипов стыд. Согласно Кохуту, отсутствие ожидаемой реакции матери или родителя вызывает у младенца желание скрывать свои потребности, стыдиться желания их удовлетворить. В результате младенец начинает также стыдиться неадекватности своих родителей, равно как и своих потребностей, что приводит к депрессии. Но Кохут и последователи школы психологии самости, вслед за Фрейдом, не связывают желание смотреть (и страх этого) с эдипальным поражением, они предполагают, что нарциссизм преимущественно связан с дефицитом (как бы его ни толковали) в противоположность конфликту. Даже в знаменитом «Словаре психоанализа» Ж. Лапланша и Ж. Б. Понталиса нет ни единой статьи относительно стыда, эксгибиционизма, скопофилии или скопофобии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.