10. РАСПЯТИЕ
10. РАСПЯТИЕ
Реальность зла и его несовместимость с добром растаскивает на части противоположности и неизбежно ведет к распятию и подвешиванию в пустоте всего живого. Поскольку душа по своей природе является «христианской», этот результат приходит так же неизбежно, как это было в жизни Иисуса: мы все должны быть «распяты вместе с Христом», то есть подвержены моральным страданиям, сопоставимым с настоящим распятием.
И ПРИШЕДШИ НА МЕСТО, НАЗЫВАЕМОЕ ГОЛГОФА, ЧТО ЗНАЧИТ «ЛОБНОЕ МЕСТО», ДАЛИ ЕМУ ПИТЬ УКСУСА, СМЕШАННОГО С ЖЕЛЧЬЮ; И, ОТВЕДАВ, НЕ ХОТЕЛ ПИТЬ, РАСПЯВШИЕ ЖЕ ЕГО ДЕЛИЛИ ОДЕЖДЫ ЕГО, БРОСАЯ ЖРЕБИЙ; И СИДЯ СТЕРЕГЛИ ЕГО ТАМ. И ПОСТАВИЛИ НАД ГОЛОВОЮ ЕГО НАДПИСЬ, ОЗНАЧАЮЩУЮ ВИНУ ЕГО: СЕЙ ЕСТЬ ИИСУС, ЦАРЬ ИУДЕЙСКИЙ. ТОГДА РАСПЯТЫ С НИМ ДВА РАЗБОЙНИКА: ОДИН ПО ПРАВУЮ СТОРОНУ, А ДРУГОЙ ПО ЛЕВУЮ.
(Матф. 27: 33-3S) (Рисунок 20)
Распятие — это действительно главный образ в западной психике.
Смерть Христа на кресте — это центральный образ в христианском искусстве, который в то же время находится в фокусе христианского миросозерцания. Характер этого образа изменяется от столетия к столетию, отражая преобладающий настрой и религиозной мысли и религиозном чувстве... Во времена зарождения Христианской церкви этот образ отсутствовал. В те времена, когда христианство было религией, предписанной римским владычеством, распятие символически изображалось в виде агнца-Христа, наложенного на крест. Даже после царствования Константина Великого, когда христианам перестали чинить препятствия в проповедовании своей религии, сам по себе крест изображался без фигуры Христа. Привычный нам образ распятия впервые известен с VI столетия, однако в таком виде он появлялся очень редко до эпохи Каролингов {VII век. — В.М.), когда вдруг стал весьма распространенным, причем его изображения стали изготовляться из слоновой кости, металла и нашли свое отражение в рукописях. В это время стали часто появляться другие евангельские персонажи, принимавшие непосредственное участие в сцене распятия: Дева Мария, Св. Иоанн Евангелист, центурион, подносящий губку с уксусом к губам Христа, два разбойника, два солдата, играющих в кости. Кроме того, на каждой стороне креста в то время можно было увидеть символические изображения солнца и луны, а также другие аллегорические образы, представляющие собой церковь и синагогу;
однако эти два последних образа уже исчезли во времена раннего Ренессанса. В течение многих столетий запад под влиянием Византии представлял самого Христа живым, с открытыми глазами, Спасителя-триумфанта в царской короне. В XI столетии появился новый образ: истощенная фигура с головой свешеной на грудь и на плечо, а позже с терновым венцом на голове. Этот образ впоследствии стал распространенным в западном искусстве.
Так в течение столетий происходило изменение отношения к этому образу в коллективном сознании. Сначала оно отражалось архетипически и безлично, безо всякого указания на человеческие страдания. Личный и человеческий аспект возрастал вплоть до Реформации, во время которой протестантское иконоборчество сделало все возможное, чтобы совершенно убрать с креста фигуру Христа, что означало победу рациональной абстракции.
Распятие изображает наложение противоположностей. Это момент взаимопроникновения человеческого и божественного. Эго и Самость оказываются наложенными друг на друга. Человеческая фигура, представляющая эго, прибита гвоздями к кресту-мандале, представляющему собой Самость. Вокруг Христа констеллируются различные пары противоположностей. Например, по обе стороны от Христа распяты два разбойника. Один попадает на небеса, другой отправляется в ад. Тройное распятие намекает на идею, понятную только сейчас, что Христос соединяется со своей противоположностью — Антихристом:
Хотя свойственные Христу качества (единосущность с Отцом, вечная жизнь, божественное происхождение, распятие, Агнец, принесенный в жертву между противоположностями, Единое, деленное на Многое, и т.д.), вне всякого сомнения, свидетельствуют о нем как о воплощении Самости, рассматривая его сточки зрения психологии, можно увидеть лишь одну половину архетипа. Другая половина появляется в Антихристе. Последний представляет собой ни больше ни меньше как проявление Самости, за исключением того, что он целиком состоит из ее теневого аспекта. Оба являются символами христианства и имеют такое же значение, как образ Спасителя, распятого между двумя разбойниками. Этот великий символ говорит нам, что прогрессивное развитие и дифференциация сознания приводят даже к еще более страшной угрозе осознания конфликта и включают в себя ничуть не меньше, чем распятие, эго и его агонизирующую подвешенность между двумя непримиримыми противоположностями.
Через Христа, распятого между двумя разбойниками, человек постепенно получает знания и о своей тени, и о своей двойственности. Эта двойственность уже предполагалась заранее вследствие двойного смысла символа змея. Также как змей символизирует власть, которая может и поражать, и исцелять, один из разбойников приговорен к тому, чтобы попасть в рай, а другой — в ад, и точно так же тень, с одной стороны, является жалкой и предосудительной слабостью, а с другой стороны — здоровым инстинктом и предрасположенностью к высокой степени осознания.
Другие пары противоположностей, находящиеся около креста, — это воин с копьем и солдат с губкой, пропитанной уксусом, а также солнце и луна. Совершенно очевидно, что распятие - это coniunctio, и феноменология этого символизма проявляется таким образом. В искусстве Екклесиаста была определенная тенденция превращать образ распятия в мандалу. В своей замечательной образной речи Августин приравнивает распятие и coniunctio.
Подобно жениху Христос вышел из своей темницы, он вышел с предчувствием своего брака, происходящего в миру... Он подошел к брачному ложу, своему кресту, и там, поднимаясь на него, он совершил свой брак. И когда он почувствовал вздох сотворенного, он в любви отдался мукам на ложе своей невесты... навсегда соединившись с женщиной.
Продуктом coniunctio является Самость, которую представляет Антропос, целостный человек. Адам символизирует первого Антропоса, а Христос — второго. На это отношение указывает легендарная идея, что крест-это дерево, выросшее на могиле Адама (рис. 22). При этом утверждается, что это дерево выросло из ветви древа жизни (в некоторых версиях - из древа познания добра и зла).
Другой образ возрожденной Самости появляется в знаке четырех букв (INRI), который соответствует обычному воспроизведению распятия. Эти буквы являются начальными в надписи Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum (Иисус из Назарета, Царь Иудейский). Фактически они образуют новую тетраграмму. Имя Яхве никогда не произносилось вслух в Ветхом Завете и появлялось только в виде четырех согласных YHWH, Yod He Waw Нё. Немаловажно отметить, что эта четверица, которая в то же время является триадой, ибо одна из букв повторяется, представляет собой «противоречие трех и четырех». ("Три здесь есть, но где же четыре?» - это важная для алхимии тема. С точки зрения психологии она относится к необычной трудности ассимиляции четвертой, подчиненной, функции и достижения таким образом целостности. Кроме того, как отмечает Юнг, «Четыре означает женственность, материнство, материальность; три означает маскулинность, отцовство, Духовность. Таким образом, неопределенность между тремя и четырьмя доходит до колебаний между духовным и материальным: это очень впечатляющий пример того, как каждая человеческая правда является истиной в последней инстанции, но при этом единственной» (Psychology and Alchemy, CW 12, par. 31)). «Новая тетраграмма» это противоречие повторяет и снова демонстрирует фундаментальное единообразие объективной психики.
У ранних теологов крест Христа рассматривался в качестве средства для достижения единства вселенной. Вот что говорит апостол Павел:
Ибо Он [Христос] есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем (Еф. 2: 14—16).
А вот комментарий Джин Данилоу:
Текст Павла предполагает наличие двойного phragmos. В первый раз он разделяет двух людей… но существует ещё один phragmos, отделяющий верхний мир от нижнего. Это была главная концепция… Среди мандеян… он (барьер – В.М.) представлял собой небесную стену, отделяющую нижний мир от плеромы. В апокрифических деяниях он тоже присутствует, но в данном случае уже считается стеной огня.
С этой точки зрения Христос сохраняет единство в двояком смысле. Он разрушает и вертикальную стену, разделяющую двух людей, и горизонтальную, отделяющую человека от Бога; и он совершает это благодаря кресту, который теперь кажется представляющим двойную функцию Христа, распространяющегося и по вертикали и по горизонтали, образуя крест. Это происходит в смысле двух крестов: креста разделяющего, существовавшего до Пришествия Христа, и креста соединяющего, который суть Пришествие Христа.
«Два креста» относятся к двойному аспекту символизма мандалы. В своей простейшей форме в виде креста в круге мандала действует как крест-метка в телескопе: чтобы разделить разные области в поле зрения, С другой стороны, она объединяет все, что охватывает, в одно целое", Гностики также говорят о двойной природе креста:
[Крест]... который они называли множеством имен, имеет два свойства: первое — поддерживать, а второе — разделять; и пока он поддерживает и подкрепляет, он является Ставросом [Крестом), а когда он делит и отделяет, то становится Хоросом [Пределом]. Тогда они оба представляют собой Спасителя, который несет в себе двойственность: сначала, поддерживающую силу, когда Он говорит: «И кто не несет креста [Ставрос| своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником» [Лук. 14: 27| и потом: «Берите свой крест, идите за мной», но вместе с тем и разделяющую власть, когда Он говорит: «Не мир пришел Я принести, но меч [Матф. 10:34].
А Юнг утверждает следующее:
Благотворное значение четверичности родилось в Книге Иезекииля (9:4), в которой пророк по велению Господа ставит крест на лоб праведникам, чтобы защитить их от наказания. Очевидно, это знак Бога, который сам имеет черты четверичности. Крест — это признак людей, находящихся под Его защитой. В качестве Божественного атрибута, а также в качестве символов, которыми они сами по себе являются, четверичность и крест означают целостность.