Паруса чувств и моторы сознания.
Паруса чувств и моторы сознания.
«Семьдесят процентов теперешних семей созданы не по любви, а раз так, нечего и говорить о любви, надо говорить лишь о том, как сохранить семью. О любви у нас и так говорят слишком много. Ее, сердешную, до того разобрали и раскрутили по винтикам, что тем самым и убили!
Все, что можно сознательно построить, сберечь, сохранить — все это, конечно, хорошо, но к любви не имеет ни малейшего отношения. Потому что чувство это лишено всякого расчета и умничанья». (Э. Малахова, Волгоград, февраль, 1979.)
Оставим пока в стороне проценты семей, созданных по любви — они неизвестны. Правда, по данным социологов, как раз 70 процентов семей возникает именно по любви, но мы-то с вами уже выяснили, что социологи причисляют к любви и влюбленность, и просто сильное влечение. Психологическая докультура очень портит нынешние исследования брака. Сколько свадеб играется именно по любви — этого никто не знает; вполне возможно, что их меньшинство — 20, 30 или 40 процентов, и автор письма права, но это еще неясно.
Психолог В. Петровский предположил, что способность любить как-то связана психологически с тягой к бескорыстному риску (именно бескорыстному), и что к такому риску тяготеет как раз 3/10 людей. Но значит ли это, что только эти люди могут любить, а другие нет, неизвестно, и только будущие исследования смогут ответить на этот вопрос…
В то, что сознательность чужда любви, верят, наверно, почти все. И правда, любовь — чувство насквозь непосредственное, оно слагается больше всего из бессознательных или полуосознанных тяготений, и главная обитель любви — это наше подсознание, а не сознание.
Но у любви, как мы помним, есть две ипостаси: любовь-чувство, жизнь наших эмоций и ощущений, и любовь-отношение — поведение любящих, то, как они относятся друг к другу. Обе эти ипостаси прямо влияют друг на друга, усиливают или разрушают друг друга.
От любви-чувства зависит, какие будут отношения у людей, но еще больше судьба их любви зависит от их будничных отношений, ежедневного поведения. И то, что здесь можно «сознательно построить, сберечь, сохранить», имеет самое глубокое и самое прямое отношение к чувству. Любовь-отношение может быть сторожем, а может быть и убийцей любви-чувства — здесь лежит один из главных секретов быстротечности или долговечности любви.
Любовь — и как раз потому, что она безотчетное чувство — ждет от нас постоянного охранения и обережения. Именно ее чуждость расчету и умничанью делает ее особенно уязвимой и незащищенной, особенно нуждающейся в рассчитанной и умной защите.
Наши чувства глубоко двойственны по всей своей природе: они стойки и переменчивы, выносливы и хрупки, и их жизнь прямо зависит от их союза с сознанием. Это больше всего касается любовных влечений: в их водоворотах просто невозможно плыть на одних парусах чувств, им нужны в помощь моторы душевной близости, которые создаются сознательно. В семейной жизни очень много плавания против ветра и против течения, и, чтобы супружеский корабль не сел на мель, ему нужны сильные двигатели и умный руль.
Делаясь семейной, любовь попадает в тиски тяжелого психологического кризиса: она должна пройти мучительное второе рождение, в корне перемениться внутренне — или она умрет. Сохранить любовь — значит изменить ее: свить с другими нитями близости, душевными и духовными, укрепить эмоциональные нити таким сплетением — вплавить влечения чувств в широкую совместимость двух душ, сделать их звеном этой многозвенной совместимости.
Сегодняшнему человеку, человеку с приглушенными чувствами или с усложненной психологией, гораздо труднее сохранить любовь, чем полюбить. Сохранить любовь — значит вдобавок к ней приобрести совместимость; безотчетные чувства могут сегодня выжить — или отдалить свое угасание — только как часть этого многослойного сплава…
Но личная жизнь — это путь по узкому мостику, и оступиться с него можно в обе стороны — и в понесшую, закусив удила, эмоциональность, и в холодную, все взнуздавшую рациональность…
«Предположим, мы научимся управлять своими чувствами. Но не будет ли это палка о двух концах, которая опять нас ударит? Не выхолостим ли мы себя? Ведь многие желают «спокойных чувств», чтобы не рваться, не путаться, не бороться, не испытывать нравственных страданий. Лев Толстой сказал, что это будет душевная подлость.
Надо учить людей быть человеками. Надо поставить людей в такие условия, чтобы у них дух преобладал, а не «матерьялизм»… А то они могут стать еще более жестокими». (Леонид Абрамович, Амурск, январь, 1979).
И это, видимо, правда. Любое разбухание в нас какой-то одной стороны души, любой перевес — чувств над разумом, разума над чувствами — может повредить нашей человечности. Эта человечность всегда — сплав, равновесие: или умное сердце, или сердечный ум, или — но это бывает редко — то и другое вместе. И распад равновесия, попадание чувств в рабство к разуму, грозит не меньшими бедами, чем порабощение разума чувствами…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.