Общие интересы и автономные области.

Общие интересы и автономные области.

«Жена против одного из моих старых приятелей, считает, что он плохо влияет на меня (я этого не нахожу). Она запрещает ему приходить к нам, говорит: или я, или он. Дело доходит до развода. Как быть?» (Ленинград, «Знание», август, 1980.)

«Какой союз прочнее? Союз двух людей, чьи вкусы и интересы сходятся: а) полностью, б) наполовину, в) частично?» (1-й Государственный подшипниковый завод, март, 1978.)

«Е. Евтушенко пишет:

Не понимать друг друга страшно,

Не понимать и обнимать.

Но как ни странно, так же страшно

Во всем друг друга понимать.

Если два человека имеют много общих интересов, стремлений, черт характера, не будет ли им скучно друг с другом? Не станут ли они неинтересными друг для друга?» (Историко-архивный институт, апрель, 1981.)

Как завязываются нити совместимости? Где лежат разумные границы у общих взглядов и интересов? Не подавляют ли нашу личность эти общие интересы? Послушаем сначала, что говорили об этом счастливые пары.

Лариса. У нас это началось задолго до свадьбы: мы познакомились в заводской самодеятельности, до свадьбы знали друг друга пять лет, сначала долго дружили и только потом полюбили друг друга. И многие общие интересы выросли у нас еще до свадьбы.

Игорь. Из-за того, что у нас все началось с дружбы, общие интересы рождались как-то незаметно. Я, например, увлекался джазом, играл в заводском оркестре и не любил классику, а Лариса, наоборот, любила классику и не любила джаз. Так же было и с книгами: мне больше нравилась фантастика, Ларисе — серьезная литература. Постепенно мы заразили друг друга своими увлечениями, каждый добавил к своему увлечению чужое.

Г. Васильченко. Общие интересы — это хорошо, но, если они все общие, не обедняет ли это жизнь? Не считаете ли вы, что у человека могут быть автономные области, и в них он имеет право не посвящать супруга?

Лариса. Наверно, здесь, как и во всем, нужна мера. У многих женщин после свадьбы появляется чувство собственности на мужа: без меня ни шага, я должна знать о тебе все, быть с тобой всюду. Но и муж и жена имеют право на своих друзей, свои интересы, и на них нельзя посягать. Уважать самостоятельность другого — это, по-моему, очень важная заповедь семейной жизни.

Наташа. Верно. У каждого человека могут быть такие уголки внутренней жизни, в которые нельзя посвящать никого, даже самого близкого человека. Полная открытость — это, наверно, вообще ненормальность.

Петерис. Я с этим не согласен… Мне кажется, таких областей не должно быть; мы, например, ничего не скрываем друг от друга и не считаем, что это ненормальность.

Лайла. По-моему, любовь — это неспособность скрыть от другого хоть что-нибудь. Пока у меня не было Петериса, я ни с кем не могла быть полностью сама собой, ни с кем не могла поделиться многими заботами и тревогами. Даже с мамой я не была такой откровенной, как с Петерисом. С ним я откровенна во всем, и такая откровенность — очень крупная доля моего счастья.

Игорь. Конечно, каждый имеет право на автономность, на свои интересы. Но всегда ли стоит этим правом пользоваться? Я, например, получаю меньше радости от книги, если читаю ее один. И самые лучшие мелодии нравятся мне меньше, когда я слушаю их без Ларисы…

Лариса точно сказала в этом разговоре про собственническое чувство к мужу; оно бывает, конечно, и у мужей, и недавно о нем едко написал французский писатель Эрве Базен в «Супружеской жизни». Герой этой повести думает о супругах ходульно-романтически: «Молодая чета представляет собой единое целое, но из двух долек, как грецкий орех». «Все обязательно парное, как, например, глаза, у которых, однако, взгляд один». И он воображает, как его жена, домохозяйка, может думать о нем: «Я есть ты, ты есть я, я хожу твоими ногами, а ты остаешься дома на моих. Я все должна знать о тебе».

Это лобовое — обезличивающее — переворачивание старинной и очень непростой мысли о единстве любящих душ. Загадка этого ощущения сведена тут к кухонной банальности: «Я хожу твоими ногами, я все должна знать о тебе». Такое единство — не союз личностей, а союз безликостей, одинаковых, как два глаза или две дольки грецкого ореха. И держится этот союз на моральном собственничестве — стремлении «все знать» о другом, сделать его «парным», лишить самостоятельности.

Но в душе человека часто есть уголки, в которые ему не хочется пускать никого. В них живут мысли и чувства, которых он стесняется — наивные, полудетские или, наоборот, стыдные; в них живут и увлечения, к которым близкий равнодушен, или те неизбежные для каждого из нас недостатки, которые лучше не показывать близкому.

Когда на автономные области покушаются, это может погубить хорошие отношения. Жена из записки, которая не дает мужу дружить с приятелем, ведет себя с ним как родитель с ребенком, офицер с солдатом. Не знаю, кто из них прав в оценке приятеля, но ее запретительные ультиматумы — убийственный образец того, как человеком движет «я», а не «мы».

Что касается спора между счастливыми, то, по-моему, в нем был прав каждый, но прав для себя — для своего типа людей, своего типа отношений. Для одних людей нужна всеоткрытость, слияние душ до последних закоулков; у других могут быть хорошие отношения — и даже глубокое счастье — без такой полноты слияний. К полному слиянию больше тянутся экстраверты, иногда биверты, к неполному — интроверты и биверты.

Мне кажется, лучше, если в близких людях сохраняется какой-то островок неразгаданной тайны, непостигнутой неожиданности, — пусть в самых бытовых, самых обычных делах или занятиях. Дымчатый флер загадки или просто намеренные недомолвки в отношениях помогают сохранять интерес к интересности друг друга…