Эмотивный радикал

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эмотивный радикал

«Комната князя Андрея была в среднем этаже... Он услыхал сверху женский говор.

— Только еще один раз, — сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.

— Да когда же ты спать будешь? — отвечал другой голос.

— Я не буду, я не могу спать, что же мне делать! Ну, последний раз...

Два женские голоса запели какую-то музыкальную фразу...

— Ах, какая прелесть! Ну, теперь спать, и конец.

— Ты спи, а я не могу, — отвечал первый голос... — Соня! Соня! Ну, как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть!.. Ведь такой прелестной ночи никогда, никогда не бывало. .. Нет, ты посмотри, что за луна!»

(Л.Н. Толстой «Война и мир»)

Сколько страсти! Сколько чувства! Наташа Ростова (а «первый голос», как вы помните, коллеги, принадлежит именно ей), в отличие от ее подруги Сони, переполнена эмоциями. Она купается в них, как в пьянящем потоке, и хмелеет на глазах. Это не имитация, не полуинтуитивное стремление очаровать своим поведением князя Андрея Болконского, который в это время «стоял позадь забора». Нет. Это по-настоящему глубокие и красивые переживания.

Кому же они свойственны? Кто этот счастливчик, баловень судьбы и любимец природы? Конечно, обладатель эмотивного радикала. Но обо всем по порядку.

Общая характеристика.

Внутренним условием формирования эмотивного радикала является так называемый низкий порог эмоционального реагирования (иначе — высокая чувствительность).

Здесь есть о чем поговорить. Во-первых, что такое «эмоциональное реагирование»? Во-вторых, что такое в данном смысловом контексте «порог»? В-третьих, что означает «низкий порог»? Что ж, давайте разбираться последовательно.

Несмотря на разнообразие научных определений понятия «эмоции», большинство исследователей, а вместе с ними и мы — обычные люди, знающие толк в жизни, сходятся в главном. Эмоции — род психических явлений, обладающих рядом особенностей.

Начнем с того, что эти явления — реакции. Они возникают не активно, не сами по себе, в отрыве от происходящих событий, а реактивно, то есть в ответ на некие стимулы. Это реакции неспецифические, они не привязаны намертво к какому-то определенному объекту (предмету, явлению природы, классу предметов или явлений), Как, скажем, понятия или образы.

В сознании человека каждый значимый объект пребывает в виде понятия и/или образа. При этом понятие содержит информацию о сущности отражаемого объекта, а образ — в основном, о его форме. Конечно, эта информация с течением времени, с накоплением опыта уточняется, обогащается. Но она всегда является производной от этого конкретного объекта, а не от какого-то другого.

Как отражение в зеркале, как тень. Они могут несколько видоизменяться, но это, тем не менее, мое отражение, моя тень. Они существуют, пока существую я. Подойдет к зеркалу другой человек — и там появится уже не мое, а его отражение...

Вот, к примеру, лопата. Каждый из нас хорошо представляет себе зрительно и понимает, что это за предмет, как он выглядит, для чего используется. В нашем сознании существует и образ, и понятие — «лопата». Зрительный образ является результатом восприятия, понятие — результатом мышления.*

* Подробнее о том, что такое «мышление», мы поговорим при обсуждении шизоидного радикала.

Образ более конкретный, понятие — более обобщенное, абстрактное. Но и в образе лопаты, и в понятии «лопата» отражена специфика именно лопаты, а не стула, раковины или самолета.

Другое дело — эмоции. Нет эмоциональной реакции, которая соответствовала бы исключительно лопате и ничему другому. У разных людей лопаты вызывают разные эмоции: кто-то с энтузиазмом потирает руки в предвкушении удовольствия от физического труда, кто-то брезгливо кривит рот, понимая, что его ждет утомительная и непрестижная работа... С другой стороны, у одного и того же человека одна и та же лопата, но в разных обстоятельствах, в разные периоды жизни вызывает неодинаковые эмоции. Наконец, одинаковые эмоциональные реакции могут вызывать абсолютно разные предметы: например, радость — не только лопата (что ж автор застрял-то на ней!), но и новый автомобиль, фляга воды в пустыне, канцелярская кнопка, на которую уселся ничего не подозревающий преподаватель и т. д.

Иными словами, эмоции отражают не форму и содержание объектов, а скорее, их субъективное значение для конкретного индивидуума.

Наконец, эмоции конкурируют с мышлением за поле сознания. Когда происходит активный процесс интеллектуальной обработки информации, эмоции отступают. И наоборот. Сильные эмоции вытесняют рациональную оценку происходящего, «выключают» мышление.

Перечисленные выше признаки как раз и позволяют отнести исследуемое психическое явление к эмоциям. И не только отнести, с целью научной классификации, но и глубже познать его суть.

В представлении автора, наиболее точное определение сути эмоций дали кибернетики, занимающиеся проблемой создания искусственного интеллекта. По мнению этих ученых, эмоции — «аналоговая модель психизма». В то время как мышление — «дискретная модель психизма». Бог с ним, с психизмом! Мы с вами и без специальных пояснений догадались, что под этим термином понимается субъективное отражение объективного мира посредством человеческой психики. Интереснее ситуация с «аналоговой» и «дискретной» моделями.

В данном контексте «аналоговая модель», если автор правильно понимает, — это отражение мира в его непрерывном существовании. Отражение — как единого целого — предметов, пространства, в котором они расположены, времени, с течением которого они изменяются...

Дискретный — значит «прерывистый». Действительно, понятия, являющиеся результатом мышления, четко отделены друг от друга (об этом мы говорили чуть выше). «Каждому предмету — собственное понятие», — скажем мы, почти не искажая реальности.

Что же получается? В понятиях сконцентрирована информация о сущности, о наиболее важных, наиболее устойчивых во времени свойствах предметов (явлений) окружающего мира. Однако понятие о предмете — не сам предмет. Понятие — вещь абстрактная. Пока мы его используем в умозрительных рассуждениях о природе вещей, реальные предметы живут своей жизнью, меняются (в каких-то мелочах, частностях, но тем не менее), взаимодействуют с другими предметами и с нами, теряя свое прежнее — субъективное и объективное — значение и приобретая новое и т. д.

Для того чтобы не упустить этот, остающийся за пределами понятий, но от этого не менее важный, пласт информации, существуют эмоции.

Эмоции обеспечивают человеку возможность отражать мир как нечто целое, непрерывное, единое. В этом, получается, их главное предназначение.

Следует ли из этого, что посредством эмоций человек фиксирует в своем сознании абсолютно все, что происходит вокруг и внутри него?

Что и говорить, природа одарила нас уникальными возможностями воспринимать информацию. Мы можем слышать тепловое движение молекул, видеть горящую свечу, расположенную на расстоянии тысячи метров от нашего глаза... Мочь-то можем, а вот слышим, видим ли? Далеко не все и не всегда.

Информацию, которую улавливают наши органы чувств, психика воспринимает выборочно.*

* До центральной власти тоже доходит не все происходящее на местах — законы управления универсальны.

Чтобы получить шанс быть отраженным человеческой психикой, объект должен воздействовать на нее с достаточной силой. Сила воздействия, минимально необходимая для того, чтобы вызвать эмоциональный отклик, называется порогом эмоционального реагирования. Люди, у которых этот порог относительно ниже, чем у остальных, получают возможность реагировать на слабые, незаметные для большинства окружающих, сигналы. Они вне зависимости от своего желания, повинуясь собственной природе, чувствуют малейшие изменения ситуации, эмоционально откликаются на мельчайшие детали, нюансы происходящего. Эту особенность психики, накладывающую отпечаток на поведение человека, мы и будем, коллеги, называть эмотивным радикалом.

Эмоции принято делить на «низшие» и «высшие».

Низшие эмоции возникают при непосредственном воздействии раздражителя на органы чувств: положили в рот вкусный кусочек, выпили с морозца рюмку водки, почесали пятки перед сном, приняли горячую ароматную ванну — почувствовали удовольствие.

Высшие — сопровождают интеллектуальную деятельность. Сначала вырабатывается понятие о происходящем, затем это понятие соотносится с непрерывным контекстом жизни и наделяется субъективным значением («и увидел он, что это хорошо»; «над вымыслом слезами обольюсь» и т. п.).

Разумеется, порог эмоционального реагирования для низших и высших эмоций — не совсем одно и то же. Чтобы возник эмоциональный отклик на легкое почесывание за ушком, достаточно иметь чувствительную нервную систему. Чтобы эмоционально отреагировать на замечание Остапа Бендера в адрес дипломатов, играющих в теннис: «класс игры невысокий», — одной чувствительной нервной системы мало. Нужен изощренный ум, богатый запас знаний, высокая интеллектуальная культура.

Но, учитывая эту разницу, мы, тем не менее, отметим, что если человек лишен чувствительной нервной системы, никакой интеллект не поможет ему стать эмоциональным, отражать смысловые нюансы, подобные указанным выше. Поэтому «внутренним условием» эмотивного радикала мы будем считать именно ее.

И еще одно замечание. Принято полагать, что чувствительность нервной системы обратно пропорциональна ее силе. По наблюдениям автора, это не совсем так. Слабая нервная система рождает тревожность, а не эмоциональность.

Эмоции — богатые, разнообразные, «спектральные» переживания (от неизбывной тоски до бурной радости, восторга; от экстаза до гнева, негодования), делающие жизнь человека более насыщенной, глубокой, яркой, требующие энергетических затрат и, самое главное, обеспечивающие постоянство внутренней среды организма, и восстанавливающие психическое равновесие.

Тревога одномерна, «монохромна» (либо — есть, либо — нет), тягостна, поскольку она всегда ухудшает субъективное восприятие качества жизни. Она расшатывает психику. Таким образом, человек стремится переживать эмоции и избавиться от тревоги.

Поэтому автор солидарен с теми исследователями, которые видят причину развитой эмоциональной чувствительности в особом, природой заданном режиме функционирования специализированных структур головного мозга.

Для нас с вами, коллеги, важно не приписывать на поведенческом уровне обладателям эмотивного радикала несвойственной им слабости, низкой работоспособности и т. д.

Завершая этот раздел, скажем, что эмотивный радикал порождает две главные тенденции в поведении человека: альтруистическую (гуманистическую) и эстетическую (гармонизирующую). Связанные с этими тенденциями качества tubi рассмотрим ниже.

Внешний вид.

Специфического эмотивного телосложения не существует. Однако уместно сказать, что каким бы ни было реальное телосложение обладателя эмотивного радикала, на первый взгляд (а возможно, и на второй, и на третий) оно покажется гармоничным.

Главным свойством эмотива (давайте так назовем носителя эмотивной тенденции) является способность чувствовать гармонию и приводить ей в соответствие самого себя и все, что находится в окружающем пространстве.

Что есть гармония, если не равновесие, не соразмерность во всем, вплоть до мельчайших деталей? Равновесие не только внутри объекта, в его составных частях, свойствах, но и в его положении относительно других объектов, относительно ситуации, в которой он находится. Эмотив чутко реагирует на любое отклонение от этого равновесия и стремится его восстановить.

Поэтому, будь он сам Квазимодо, эмотив найдет способ элегантно завуалировать недостатки собственной внешности. Что-то он задрапирует тканью, что-то спрячет или, напротив, выделит цветом, что-то загримирует умело наложенным макияжем... словом, у него получится.

В отличие от истероида, эмотив не намерен во что бы То ни стало привлекать к себе внимание других людей, но он, тем не менее, не останется незамеченным. Его внешность будет яркой в такой степени, чтобы, с одной стороны, не слиться с фоном, а с другой — не мозолить глаза окружающим. Ни больше и ни меньше

Все в нем соразмерно и адекватно внешним и внутренним условиям — цвет и форма волос, глаз, губ, одежды, лака на ногтях, белья, количество и разнообразие украшений...

Чувство стиля, вкус, гармония — вот качества оформления внешности, присущие эмотивному радикалу.

Кроме того, эмотивы не любят острых углов. В том числе в одежде. Они охотно носят трикотаж. Мягкие, свободного покроя свитеры, пуловеры, платья, шейные платки. При этом избегают тесной, давящей одежды, аксессуаров (галстуков, перчаток, обтягивающих джинсов и т. д.).

Индивидуальное пространство эмотива оформлено не менее гармонично и со вкусом, чем его внешность. В нем обязательно присутствуют произведения изобразительного искусства, художественной литературы (прежде всего, романтическая проза, стихи), музыкальные инструменты.

Эмотив не только искушенный и жаждущий новых эмо-циогенных воздействий зритель (читатель, слушатель), он нередко сам рисует, пишет стихи, музыку, поет... Все эти занятия и увлечения накладывают своеобразный отпечаток на пространство, обустроенное эмотивом, овеществляются в нем.*

* Сравните: истероид украсит интерьер собственным портретом; параноик — портретом вождя, авторитетного мыслителя, подарившего ему цель в жизни; эмотив — картиной «Московский дворик» или «Грачи прилетели»; эпилептоид выбросит все это к чертовой матери и, покрасив стену в немаркий серый цвет, вывесит на ней таблицу «Распорядок дня» с собственноручными подписями всех чад и домочадцев в графе «ознакомлен».

Эмотивы часто пребывают в элегическом настроении («утро туманное, утро седое»), которое отражается в их мимике. Эмотива выдают печальные глаза, задумчивые, слегка подернутые влагой, мягкий, добрый взгляд («у тебя глаза добрые»).

Жестикуляция сдержанная (в плане размаха, амплитуды движений), но экспрессивная, точно и емко выражающая искренние переживания, свойственные эмотивам. Любопытно: для них характерны плавные женственные жесты (независимо от реальной половой принадлежности индивида). Часто мы заблуждаемся, принимая женоподобных мужчин-эмотивов за гомосексуалистов. Истинный гомосексуализм, если вы не забыли, прерогатива эпилептоидов.

В то же время, широко распространено мнение, в соответствии с которым эмотивные (и истероидные) черты характера действительно принято относить к «женским», а сочетание эпилептоидного и паранояльного радикалов — к «мужским». Возможно, эмотивная жертвенность, нежелание и неспособность оказать жесткое сопротивление претенденту на их жизненное пространство на самом деле предрасполагают к вовлечению в гомосексуальные отношения?

Интересно, что думают на этот счет специалисты?

Позы эмотивов удобные, свободные, при этом — не стесняющие окружающих. Про таких говорят: «ловок и органичен, как зверь». Действительно, всякий раз, глядя на эмотива, кажется, что он выбрал оптимальную позу — удобную для него и для всех, изящную без наигранности, выигрышную без напряженности, красивую без претенциозности. На этом, впрочем, все звериное в нем заканчивается.

Качества поведения.

Эмотив — эстет, он тонко чувствует красоту и глубоко переживает малейшие отклонения от ее канонов. Он страдает, глядя да аляповатую мaзню вместо живописи или на грубую эклектику, выдаваемую за новое слово в искусстве, слушая фальшивое пение или резонерство глупца, объявляемое вершиной мудрости (при том, что он способен и в эклектике, и в гротеске уловить гармонию... разумеется, если она там есть).

Это человек истинных, а не наигранных эмоций, сочувствующий, сопереживающий другим людям. Он всегда готов предоставить плачущему свою жилетку. По отношению к человечеству эмотив — антипод эпилептоиду. Он альтруист, человеколюбец, он воспринимает боль ближнего острее, чем свою собственную.

В отличие от параноика, он ценит нужды, чаяния индивида значительно выше, чем абстрактное, с его точки зрения, «благо общества». Во взаимоотношениях с окружающими эмотив тактичен, он очень внимателен, чуток к происходящему, хорошо улавливает малейшие оттенки настроения собеседника.

Он не может причинить не только физического (помните, у Высоцкого: «бить человека по лицу я с детства не могу»*), но и психологического ущерба.

* Согласитесь, коллеги, что бить человека по лицу вообще невозможно. Ударить можно «гада», «свинью» и т. д. «по харе», «по рылу», «в пятак» и т. п. Нужно только представить себе свиное рыло вместо человеческого лица — и вперед! Эпилептоиду это сделать легко. Эмотиву — немыслимо. Для эмотива человек всегда останется человеком, а его лицо — лицом, ликом.

Он не станет говорить «в доме повешенного о веревке», он скажет только то, что на самом деле будет уместно и поможет разрядить обстановку, и только тогда, когда придет для этого время.

Эмотив щепетилен в вопросах морали, наделен «нравственным чувством», совестлив.

Определимся, коллеги, с понятиями «мораль» и «нравственность». Мораль — это формы поведения, допустимые в обществе. Границы морали вполне разумные, щадящие, и общество вправе требовать от своих членов морального поведения. При этом мораль имеет тенденцию меняться, отражая объективные перемены, происходящие в социуме. Мораль, вообще, во многом зависит от условий, в которых живут люди. Мораль средневековья и современности, бедных и богатых слоев общества, гуманитариев и естественников, верующих и атеистов — разная. Сегодня она уже не такая, какой была вчера, а завтра будет не такой, как сегодня.

Нравственность же — это представления человечества об идеале взаимоотношений (как с точки зрения формы, так и содержания). Нравственность неизменна с сотворения мира, ее постулаты универсальны, одинаковы для всех людей без исключения. При этом требовать от обыкновенного человека исключительно нравственного поведения — утопия. Эта задача из разряда невыполнимых.

Люди — как вы, уважаемые коллеги, знаете — ведут себя по-разному, в том числе и по отношению к морали и нравственности. Рассмотрим это на примере известных нам радикалов.

Истероиду утешительно думать о своей принадлежности к высоко моральной и высоконравственной части человечества. Он не упускает случая подчеркнуть и продемонстрировать это на людях. На самом же деле, в плане соблюдения моральных норм он весьма нетребователен — ни к себе, ни к окружающим. Он допускает многое, лишь бы не было ненужной огласки. Нравственность, замешанная на глубокой эмоциональности, истероиду вообще чужда.

Мизантропы-эпилептоиды по определению безнравственны, при этом они активно третируют окружающих, заставляя их подчиняться чрезмерно жестким моральным требованиям (эпилептоидное ханжество). Таким образом, эпилептоиды пытаются властвовать над другими от имени общества, на что, собственно, их никто не уполномочивал (мы сравнительно недавно обсуждали это, коллеги; см. главу 3).

Параноики избирательно подходят к решению проблемы морали. Они хорошо знают, чем индивидуум обязан обществу, но вторая сторона медали — чем общество обязано индивидууму, для них «покрыта мраком», как обратная сторона Луны.

Есть только один радикал, обладатель которого не разделяет субъективно мораль и нравственность и старается достичь идеала в повседневных отношениях между людьми, стремится к торжеству добра, милосердия. Этот радикал (тоже мне, секрет Полишинеля!) — эмотивный.

Ответственность, добросовестность — качества, которые эмотив проявляет в деятельности. Как часто мы, давая положительную характеристику своим сослуживцам, через запятую перечисляем слова «исполнительный», «добросовестный», хотя это совсем не однокоренные свойства характера. Если исполнительность замешана, скорее, на тревоге, на боязни не сделать что-то вовремя и как следует, то в основе добросовестности лежит стремление не подвести товарищей, не уронить честь коллектива, глубокое чувство долга, ответственности за порученное дело.

Лишь эмотиву по-настоящему близки такие понятия, как «самопожертвование», «патриотизм», «гражданственность» и т. п.

Почему? — Да потому, что эти понятия не имеют рационального объяснения. «С какой такой радости я должен жертвовать своим здоровьем, жизнью, благополучием, достатком? Разве что силой заставят, припугнут», — так рассуждают многие и находят это логичным.

Вообще-то, если быть абсолютно корректным, рациональное объяснение самопожертвованию существует. И природа, и общество обязаны жертвовать малым, чтобы сохранить большее. Судьба индивидуума всегда вторична по отношению к судьбе вида. Но рассуждать подобным образом несвойственно человеку, пекущемуся прежде всего о себе (пожалуй, только шизоид способен, поразмышляв недельку-другую о взаимоотношениях индивида и общества, прийти к логическому заключению, что, дескать, пора принести себя в жертву).

А вот человеку, живущему эмоциями, логика не обязательна. Он и без нее — на интуитивном уровне — осознает, как следует поступить в критический момент, когда и во имя чего нужно «броситься на амбразуру». В таких ситуациях он реализует характерные для эмотивного (и ни для какого другого!) радикала эмоционально насыщенные, «возвышенные» стереотипы поведения.

Привлекательные качества характера сопряжены с этим радикалом (кто спорит!?). Но диалектика вновь не позволяет нам ограничиться односторонним анализом феномена эмотивности. В каких же случаях человеколюбие, сострадательность, жертвенность, тактичность эмотива оборачиваются во вред ему и окружающим?

Как ни парадоксально, таких случаев немало. А в нашей суровой действительности они происходят, что называется, сплошь и рядом.

Когда жизненно необходимо покарать зло (не абстрактное, а вполне конкретное, одушевленное, персонифицированное), защититься от обидчика, приструнить разбол-тавшийся коллектив, наладить дисциплину, установить жесткий порядок, без которого рухнет организация, и т. п., человеколюбие превращается в слюнтяйство, а сострадательность — в попустительство.

Добро, как известно, должно быть с кулаками, а эмотивность — добро без кулаков, непротивление злу насилием. Это, с одной стороны, открывает перспективу (весьма отдаленную, судя по всему) торжеству нравственности, но, с другой, часто ставит палки в колеса реальному развитию событий.

Задачи.

Где могут найти применение преимущества эмотивного радикала? — Верно. В работе с людьми. Эмотиву не нужно напоминать о том, что его коллеги, друзья, близкие, просто — окружающие, нуждаются в помощи, в доброжелательном внимании, в моральной поддержке. Что они — обыкновенные смертные, которым свойственно ошибаться, заблуждаться, нервничать по пустякам, болеть, страдать... Эмотив будет переживать внутренний дискомфорт, если его лишить возможности посочувствовать ближнему.

Эмотивы — хорошие воспитатели (главным образом там, где нужно смягчить от природы крутой нрав воспитанника), сиделки, домашние (семейные) или курортные- врачи, психологи, социальные работники. Из них получаются неплохие официанты, служащие гостиниц, продавцы.

Следует при этом учитывать, что ничего, кроме сострадания, жалости, внимания, тактичности и т. п., эмотив подарить другим не может. И там, где требуется во благо человека проявить решительность, жесткость, — эмотивный радикал только мешает.

Лучший хирург, например, получится не из эмотива, а из эпилептоида, поскольку человека, нуждающегося в экстренной помощи, нужно оперировать как можно скорее и со знанием дела, а не поливать горючими слезами.*

*Интересно в этой связи, что многие хирурги, имеющие в характере достаточно выраженный эмотивный радикал, стремятся найти способ терапевтического лечения т. н. «хирургических» болезней, иными словами — ниспровергают собственную профессию.

Другая группа профессионально важных качеств (и соответствующих им задач), сопряженных с эмотивным радикалом, — это эстетизм, развитое чувство гармонии, красоты. Эмотив не выносит намека на пошлость, грубость, дисгармонию (точно так же, как эпилептоид не терпит нечистоты), и это делает его незаменимым редактором — в широком смысле этого слова — любого продукта творческой деятельности.*

*Сама эмотивная тенденция не предполагает творческого начала — это прерогатива шизоидов.

Эмотив обладает уникальным даром привносить красоту во все, чего бы он ни коснулся. Помните, спор в стихотворении Саши Черного: «Когда в хрусталь налить навозной жижи, не станет ли хрусталь безмерно ниже?... — И лучшего вина в ночном сосуде не станут пить порядочные люди... Им спора не решить, а жаль. Не лучше ль наливать вино в хрусталь?».

Наливать вино в хрусталь — вот удел эмотивов. В широком и в узком смысле. Они — прекрасные оформители, декораторы. Без эмотивного радикала в характере немыслим художник, музыкант, архитектор, артист...

Чего нельзя поручать эмотивам? — Того, что следует вверять эпилептоидам: охрану, расправу, оборону, разведку, контроль. Да уж, в разведку с ними идти нельзя!

Эмотив, несмотря на всю свою добросовестность, на этих и подобных им участках работы даст слабину, распустит нюни, развесит уши. Он пропустит на режимный объект без пропуска «милого человека, который устал ждать снаружи, замерз», он даст неоправданную отсрочку необязательному должнику, он не сможет (не позволит себе!) обвести вокруг пальца человека, с которым живет под одной крышей. Он, скорее, выстрелит в воздух, чем в заклятого врага.*

* Автору рассказывали про генерала, который перед строем отдавал команду: «пожалуйста, смирно!». Чем, естественно, вызывал презрение у подчиненных-эпилептоидов.

Особенности построения коммуникации.

На первый взгляд, никакие рекомендации по улучшению взаимоотношений с обладателями этого радикала просто не нужны. Эмотив сам выберет оптимальный способ общения, извинит неловкость, смирится с бестактностью, будет стараться найти в собеседнике что-то доброе, светлое, хорошее. Да, это так.

Но, прощая многое, эмотив испытывает наиболее сильный, стойкий дискомфорт от одного лишь недостатка — от неискренности.

Не пытайтесь его обмануть. Не наигрывайте дружелюбия, дружеского расположения, интереса к его персоне. Он сразу же почувствует ложь и очень огорчится. Нет, он не обидится, не затаит на вас злобу (как это сделал бы эпилептоид). Он станет думать, что его общество вам в тягость, и постарается отойти на предложенную вами (так ему будет казаться) дистанцию. Доверительность, возможная и желательная между вами, понесет ущерб. Лучше уж откройте ему ваше настроение (пусть не самое радужное), выскажите претензии.

В отношениях с эмотивом добрая ссора лучше, чем худой мир. Минутная потеря самоконтроля лучше, чем постоянное ношение непробиваемого панциря, футляра.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.