Тихо сам с собою я веду беседу…
Тихо сам с собою я веду беседу…
У молодоженов есть позитивный настрой на брак. У них в головах есть идеальная модель брака – где все счастливы, где мир, тишь–гладь, божья благодать. Они, наконец, не хотят жалеть о содеянном, а разводиться – это все-таки, как ни крути, значит – продемонстрировать свою несостоятельность. Именно эти силы и заставляют их сдерживаться от отчаянного мордобития. То есть напряжение возникает, раздражение возникает, недовольство и т. д. и т. п. – все это в наличии имеется, но настроенные на счастливое будущее молодожены с этим борются. Теперь вопрос – как они это делают?
А делают они это просто: затыкают себе рот. Вот снова что-то происходит – муж не вынес мусор, «хотя мы договаривались», или задержался где-то и не доложился, или жена сделала суп с фасолью, который он терпеть ненавидит, или так погладила ему рубашку, что лучше бы уж он сам ее себе погладил…
На фоне общего напряжения и стресса вполне нормально устроить из этого драму вселенского масштаба: «Ты меня не любишь! Ты меня не понимаешь! Тебе на меня наплевать! Сколько раз просил фасоль в отношении меня не применять!» Ну и ответная речевка, разумеется: «А я сколько раз просила, чтобы ты, если задерживаешься где-то, сообщал – я же сижу–волнуюсь! А то шлялся где-то с друзьями! А я места себе не находила! Подлец ты!» Не останавливаемся на достигнутом: «А ты – гадина!» И еще удар: «Ненавижу тебя!» И еще: «Ну и пошла ты!» В общем, есть повод для задушевных бесед о том, ху из ху.
То есть могла бы развернуться дискуссия – совершенно очевидно. Но не разворачивается… потому что весь этот благородный протест затыкается в собственной глотке – ради «счастливого будущего», ради «счастливого брака», ради… Хотя на самом деле и не важно даже, ради чего затыкается, важно другое – важно то, что замолчать – это не значит остановить речь. Хитрость в том, что речь человека состоит из двух составляющих – внешней и внутренней, грубо говоря – из того, что мы произносим вслух, и из того, что мы вслух не произносим, а просто думаем. И тут возникает наисложнейшая коллизия.
Во–первых, если нельзя что-то произнести, озвучить, высказаться по какому-то вопросу, то психологическое напряжение, как все мы хорошо знаем, усиливается. А напряжение – оно как электричество, дает энергию для работы. В данном же случае «работа» – это прокручивание одних и тех же деструктивных мыслей внутри собственных мозгов по сто двадцать пять раз на дню. Теперь вопрос: что же случится с нами, если мы сто двадцать пять раз повторим про себя: «Ей на меня наплевать!» «Я для него совершенно ничего не значу! Пустое место!»? Если повторить это сто двадцать пять раз, то из единичной реплики, спонтанной реакции в ответ на неприятную ситуацию эта мысль превратится в самую настоящую теорию, можно даже сказать, идеологию, а идеология – это сила, причем бронебойная. «Учение Маркса и Ленина всесильно, потому что оно верно» – и ничего не попишешь: теория!
Во–вторых, возникает одна очень странная иллюзия. В какой-то момент этих бесконечных продумываний, вот примерно как раз на том самом сто двадцать пятом разе, у человека возникает ощущение, что то, о чем он думает, он уже и говорил своему партнеру по этой виртуальной дискуссии – причем вслух и многократно. На самом деле, если нечто подобное и было произнесено вслух хотя бы пару раз, и то уже хорошо. И скорее всего прозвучала-то эта реплика в скомканном, урезанном виде, без объяснений и пояснений. Но по внутреннему ощущению начинает казаться, что сказано было уже сто раз! Причем внутри головы наш товарищ пользуется развернутыми формулировками, объясняет и поясняет – что к чему, зачем и как. А вслух же – нет. Но сейчас уже кажется, что – и говорил он, и объяснял, и приводил аргументы, понимаешь, непреодолимой силы! Не слышат его – и все тут, ну хоть ты тресни! Специально, видимо, из вредности. Не иначе!
Привожу небольшую выдержку из подобной внутренней речи:
«Мне же не фасолевый суп важен – как ты не можешь этого понять?! Мне важно, что ты помнишь о моих вкусах, о моих пристрастиях. А так получается, что ты этот обед как от балды делаешь. При этом мне ведь очень приятно, что ты решила мне обед приготовить. Но что получается? Я же тебя за него похвалить не могу, потому что ты мне не то приготовила, хотя я тебе говорил, что не ем я фасоль. И вместо того чтобы тебя похвалить, мне приходится тебя ругать. А ругать мне тебя не хочется, поэтому я еще больше злюсь и думаю… Ну не проще ли было просто запомнить, что я не могу есть фасолевый суп?! Что у меня от него брожение в животе начинается, и я потом мучаюсь пару дней кряду! Но нет, ты не запомнила, не обратила внимания. И я так понимаю, что это потому, что тебе на меня наплевать. Хотя ты так не думаешь. И это меня совсем убивает! Потому что ты же обижаешься! Вот если бы ты не обиделась, схватилась руками за голову и запричитала бы: «Ох, что же я наделала! Как я могла забыть?.. Прости меня, дорогой–любимый, мне так совестно, так неловко! Господи, чем же тебя накормить?.. Я прямо не знаю даже, что мне делать, со стыда сгораю! Боже–боже!» Но нет, ты этого не делаешь. Ты встаешь в надменную позу, руки в боки и говоришь мне: «Откуда мне знать, что ты не ешь фасолевый суп? Теперь буду знать!» Теперь!!! Это надо же – теперь! Да я тебе сто раз говорил: «Я ненавижу фасолевый суп!» И я ведь помню, что ты кактусы не любишь, потому что, когда увидела у моей мамы кактусы на подоконнике, такую физиономию скривила, что смерти подобно. И поэтому я иду тебе цветы покупать и всегда помню – кактусы обходим стороной, кактусы ей не нравятся, ей нравятся нарциссы. Но я-то почему-то это помню. А тебе почему-то на мой фасолевый суп наплевать. И я понимаю почему – потому что тебе на меня наплевать! Ты же в магазин пошла, эту чертову фасоль купила, потом варила ее, думала чего-то себе. И у тебя даже ни разу не ёкнуло ничего! И теперь ты спрашиваешь меня, что я так «из-за какой-то фасоли взъелся»? Так я не из-за фасоли! Я из-за того, что ты меня не любишь!»
Ну вот примерно такая речь (я привел только фрагмент), но звучит она внутри, на поверхность не вырывается, а вслух было произнесено только: «Я же просил не делать суп из фасоли!» И так это произносится, как будто бы вопрос жизни и смерти решается. Причем он и решается в такой плоскости, но собеседник-то думает, что речь идет о супе! Вся остальная патетическая речь ему не была озвучена. И получается, что просто звучит мелкая претензия – но как?! Зло, агрессивно, презрительно! Это же уму непостижимо, для такой мелочи – такой тон! Уму непостижимо!
И после своей этой одной–единственной сакраментальной фразы наш благородный дон встает и ретируется, хлопнув предварительно рукой по столу (негодующе) или презрительно отшвырнув ложку… Па–ба–ба–бам!
А дама-то наша прекрасная так старалась перед этим – вся измучилась и извелась. Пока она эту фасоль вымачивала, памятуя сбивчивые мамины инструкции и непереводимые на русский язык рецепты поваренной книги 1957 года… Пока она… Да что там! Она все это преодолела, все вынесла и для любимого мужа первый раз в своей жизни суп оригинальный состряпала. Подвиг! И ждала, наверное, что будет тот в счастье и оценит ее старания, переживания, ее героизм…
И что же у нее случается в этот момент во внутренней речи? Катапульта…
Привожу выдержку:
«Я так и думала! Ему совершенно на меня наплевать! Ну хоть бы чуть–чуть раскинул мозгами, чего мне стоило – суп этот чертов фасолевый изготовить. А я-то, дура, все думала, чем бы его порадовать, что бы ему такое необычное изготовить, а то все отбивная с картошкой и отбивная с картошкой. Я-то думала – фасолевый. Хоть что-то… И тебе ведь не пришлось с моей мамой разговаривать. «Берешь, сыпешь… Вот так смотришь. И по вкусу добавляешь…» Ничего себе инструкция! Для Леонардо да Винчи – ни больше ни меньше. А я сделала! Так хотела тебя порадовать. Ну забыла я, что когда-то ты мне про эту фасоль говорил, ну забыла… С кем не бывает? А то, что вот я корейку забыла и потом бегала специально в магазин, чтобы докупить для этого чертового супа? Тебе на это наплевать, да?! А я ведь могла и не делать ничего этого. Купить «Гурманию» или китайские химикалии – и ешь хоть до потери пульса! И нет чтобы сказать, что, мол, спасибо, что ему приятно вообще, что я тут стараюсь. Но нет же! Ложку бросил! Гад. И вообще, у меня планы были сегодня, а я полдня этот суп делала, ничего не успела! А ты ложкой бросаешься?! А знаешь, как мне больно от этого, как мне обидно?! И вообще – ты что, на домработнице женился? Или что, я должна всякое твое требование удовлетворять? У меня тоже интересы есть и жизнь есть! Я тоже человек! И я не нанималась тут у плиты корячиться. Эгоист! Подлый эгоист! Теперь думаешь, что все можно? Стал мужем, так я теперь все терпеть должна?! А я не буду, не буду терпеть! И если ты не ценишь, что я для тебя делаю, и если тебе наплевать на меня, на мои чувства, если ты не понимаешь, как мне тяжело и в каком я стрессе, а не пошел бы ты! Разведусь!!! Честное слово – разведусь!»
Все это, напомню, звучит у нашей прекрасной дамы во внутренней речи. Ничего из этого она своему мужу не сообщает. Она просто идет в угол и плачет там в тридцать три ручья, не считая мелких брызг. От чего, собственно, у мужа последняя крыша и съезжает – он еще и виноват получается! Она сварила фасоль, а он – виноват! Это же какую надо наглость иметь! Все женщины – эгоистки! Последние реляции, как вы сами понимаете, из мужниной внутренней речи. Если они переходят во внешнюю, то и вовсе – пиши пропало.
И ведь что самое обидное… Если разобраться, они такие правильные друг другу вещи сказали (если их внутренние монологи можно обозначить этим словом – «сказали»). В их словах было: а) объяснение причин своего поведения, б) указание на свое намерение, в котором ничего предосудительного не было, в) указание на понимание намерений партнера – они на самом деле вполне понимают друг друга, г) указание на выход из проблемной ситуации, цельная инструкция – как надо было поступить в такой ситуации .
О чем я толкую?
Вот представьте себе, что вместо звука летящей в сторону ложки жена услышала бы от мужа, что он понимает – она хотела сделать ему приятное и старалась. А он бы услышал из ее личных уст – что она действительно очень старалась. То есть по сути он бы ее похвалил, а она бы получила заслуженную похвалу. Изменилась бы ситуация? Да, изменилась. А еще бы она сказала, что, мол, да, действительно забыла, что он не любит фасоль (не отпиралась бы, а признала свою ошибку). Но ведь и причина появления фасолевого супа есть, и озвучить ее можно – просто жена хотела разнообразить меню, и в творческом порыве случилась такая оказия. Иными словами, она хотела сделать ему приятное, но, как назло, инструментом этого «приятного» стала фасоль. Несчастье. Прости, любимый! Теперь запомню накрепко – никогда больше в жизни к фасоли не притронусь! А сегодня просто неудачное стечение обстоятельств… Прости. А про кактусы, я уверен, ей было бы очень приятно услышать – что он понял, увидел, заметил, сделал для себя выводы, и все с любовью. И он причины своего поведения мог бы объяснить вполне, а если бы объяснил вслух, то увидел бы, что погорячился, и извинился бы. А она бы зато услышала, какой был выход из этой неудобной ситуации, – он ведь в своей внутренней речи ей прямо инструкцию заготовил, что надо было сказать.
И если бы оба объяснили причины своего поведения, указав на свои намерения (а тут они со всех сторон были положительные; даже муж своим поведением рассчитывал на положительный результат – он кинет ложку, и все сразу все поймут) и продемонстрировали понимание намерений партнера, а также показали пути выхода из сложившегося неудобства (то есть кому что нужно было в этой ситуации сказать), все бы переменилось. Эта сцена из батальной превратилась бы в мелодраматическую – обнялись бы, расцеловались, расплакались и еще потом сексом бы занялись замечательным, обоим на радость. Но нет. Ничего из того, что нужно было, не сказали.
Казалось бы, а чего тут говорить?! Тут все и так понятно!
Но в том-то и дело, что нужно говорить, причем очень нужно. Все – по полочкам, по каждому пункту…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.