История из практики «Я без него задыхаюсь…»

История из практики

«Я без него задыхаюсь…»

В «красном кресле» передо мной сидит Ирина – активная, разговорчивая, очень приятная, миловидная женщина. Ей 42 года, она доктор технических наук, уже месяц как выполняет обязанности декана в университете. Всегда жила в одной квартире с родителями. У Ирины один ребенок – девочка, точнее уже девушка. А причина обращения за психотерапевтической помощью – развод. После 20 лет совместной жизни от нее ушел муж.

– В целом вы работой довольны? – спрашиваю я Ирину.

– Да, преподавание нравится, я вообще – трудоголик, – бодро отвечает она. – Научная деятельность у меня – метод ухода от бытовых проблем. Изматывала себя на работе, чтобы дома уже сил не было думать о личном.

– Чувство тревоги, внутреннего напряжения – знакомые ощущения последнее время?

– Да, еще нарушения сна, просыпаюсь в 4 утра – и не заснуть, представляю себе, сколько проблем нерешенных, мысли всякие в голову лезут…

Ирина рассказывает, что стала очень плаксивой и раздражительной. Часто ощущает чувство подавленности, отчаяния.

– Полтора года назад мне поставили на пустом месте бронхиальную астму, – также сообщает Ирина.

– Что значит «на пустом месте», у вас были приступы удушья?

– Да, приступы были. Никто не мог понять, на что аллергия.

Приступы удушья начались у Ирины в Сочи на отдыхе два года назад. После отпуска Ирина вышла на работу и поняла, что не может вести занятия – голосовая нагрузка огромная, а приступы кашля все учащаются. Ирина с юмором рассказывает, как задыхалась на заседаниях ректората: «Одна тетка среди мужиков и кашляет все время». Но потом стало не до смеха. Ирина легла в больницу. Там заставляли голодать, похудела. Приступы удушья прошли. Но кашель – нет.

– Ко мне никто не приезжал, не навещал в больнице, – добавляет Ирина. – Я тогда первый раз почувствовала: что-то произошло в семье.

Родителям Ирины по 80 лет, но, несмотря на возраст, они ведут активный образ жизни: мама преподает английский, папа, бывший военный, тоже до сих пор работает. Ирина привыкла всегда слушаться и выполнять волю родителей. Воспитывали ее строго, «жила как в армии».

– А что у нас с супругом?

– Чем он для меня был ценен в жизни – он неконфликтный, – рассказывает моя собеседница. – Никогда не повышал тона, не попрекал ничем. Мы ведь с 1–го класса вместе, друг друга понимали с полуслова. При этом он – довольно странное существо, – грустно шутит Ирина. – Мог на пять дней исчезнуть. Потом появиться как ни в чем не бывало: «Я был у друзей». Мог в другой город уехать. Но я понимаю, физические нагрузки в нашей квартире – немыслимые.

В одной квартире жили мама Ирины, папа, сама Ирина, ее муж, подрастающая дочь, плюс к тому две кошки и собака. И все это товарищество на 2 малогабаритные комнаты. Последние пять лет Ирина все время думала – надо «спасать себя и разъезжаться». А с другой стороны, постоянно себя одергивала – родители старенькие, все равно им помощь нужна.

– То есть эта ситуация уже лет пять продолжается?

– Просто раньше все было вместе: ребенок болел, потом мама, перестройки всякие, работа, не до себя было, – вспоминает Ирина. – Наверно, изначально была неправильная позиция моя, надо было уходить из дома.

– А муж – малоответственный товарищ? – уточняю я.

– Вот что касается дочери – на него можно было железно положиться: уроки, поликлиника, все собрания в школе, прогулки, все делал. Этим летом я устроила очередной скандал, сказала, что необходимо снимать квартиру, на что дочь и муж мне ответили – ни за что. С другой стороны, дорого безумно квартиру снимать, а комнату – бессмысленно. Соседи могут оказаться еще хуже, чем сейчас родители, – объясняет Ирина. – Купить жилье мы не в состоянии, и меня не поддержали. Дочь сказала, что не уйдет из квартиры, она здесь выросла. В общем, постоянный конфликт в семье был уже давно.

Ирина выписалась из больницы как раз под Новый год. Мужа дома не было. Он вернулся через три дня с елкой и, отыскав предлог, опять испарился. Новый год прошел без него, и Ирина, конечно, жутко переживала. При этом она была уверена, что он, как обычно, находится у своей мамы. В первых числах января у мужа день рождения, и, несмотря на ссору, Ирина собиралась его поздравить. Но тот сначала и вовсе отказался встречаться. Потом начались странные телефонные разговоры, во время которых Ирина и узнала, что у ее мужа есть другая женщина. Потом встретились в кафе. Муж сказал, что у него своя жизнь. Оказалось, что живет он у общей знакомой, тоже одноклассницы. У нее двое детей, и, по выражению Ирины, «она вцепилась в него мертвой хваткой», «уверяет, что жить без него не может». Дети уже называют его папой.

– Я ему пыталась объяснить, – дрожащим от обиды голосом рассказывает Ирина, – зачем он привязывает к себе детей? Перевернул им за месяц восприятие жизни, они привыкнут, а потом что? Потом, когда он, с его непостоянством, примет решение от них уйти? И откуда такие безумные эмоции к ней, если они знакомы тысячу лет?

– А у него какая позиция? – мягко спрашиваю я.

– Сказал, ему «осточертели мои родители» и что в сорок лет он имеет право на свободу и нормальную жизнь. Но я же первая говорила, что надо снимать квартиру! Когда он ушел, я решила, что все равно теперь буду снимать площадь, – Ирина шмыгает носом. – Начну свою жизнь заново. В эту квартиру он уже не вернется, это понятно.

Я замечаю, что Ирина странно объясняет свой поступок: с одной стороны, «начну свою жизнь заново», с другой стороны – «в старую квартиру он уже не вернется». То есть решение «начать новую жизнь» пока у нее – потемкинская деревня. Сознательно, на уровне здравого рассуждения, она отдает себе отчет в том, что будущего у этого брака нет, а с другой стороны, подсознательно, не вполне осознанно, она продолжает искать способы и пути вернуть мужа.

Ирина тем временем рассказывает, что муж ее испытывает восторг, когда приходит к той женщине и двое детей бросаются ему на шею. Уж не знаю, насколько это так. Тут же Ирина рассказывает об их общей дочери, которая «получила травму», «не могла понять, почему папа называет своими детьми посторонних малышей». Теперь непонятно, откуда это узнала дочь? Не отец же ей рассказывал о том, как его называют дети в другой семье, как он называет тех детей…

– Муж сказал, что не вернется? – уточняю я.

– Нет, – говорит Ирина и, секунду помедлив, добавляет: – Только то, что на сегодняшний момент ему там спокойнее.

– А вы что по этому поводу думаете?

Ирина снова выдерживает паузу и говорит:

– Я хорошо знаю, что он один жить не может. Я думаю, что у него какой-то кризис.

– Вы себя чувствуете обиженной, оскорбленной?

– Нет, я скорее приняла позицию прощения, но это не означает, что я легко перенесу измену… Я люблю его прежним, не таким, какой он сейчас стал.

Ответы Ирины по – прежнему противоречивы. С одной стороны, очевидно, что мужа она не простила. Она «готова забыть», «принять позицию прощения», но все это в общем-то звучит достаточно искусственно. Она ждет его возвращения, готова ради этого снимать квартиру – по сути для него, а не для себя. Но при этом внутреннего примирения с ситуацией у нее нет.

И мне очень важно, чтобы сейчас Ирина поняла, какие чувства к своему мужу она на самом деле испытывает. Попыталась понять, какими будут их отношения, если он вернется к ней, а она будет держать у себя за пазухой этот камень. Понятно, что не она его туда положила, но он там есть…

Но мои попытки тщетны – Ирина растекается мыслию по древу. А мне кажется, что мы присутствуем на каких-то странных переговорах, где обе стороны (причем обе находятся в голове у Ирины) и не собираются приходить ни к каким соглашениям. Просто вынуждены переговариваться, потому что «ситуация требует», но принимать какие бы то ни было решения они не намерены.

Признаться себе в своих чувствах, как они есть, Ирине тяжело, потому что, прими она их, возврат мужа покажется ей невозможным – он предатель, о каком «возвращении» предателя может идти речь? С другой стороны, себя без мужа Ирина пока не видит (еще бы – они с первого класса вместе!), а потому его «возврат» кажется ей чем-то неизбежным, необходимым и естественным.

Эти внутренние метания приводят Ирину к тому, что она постоянно обращается к проблеме жилплощади – было плохо, надо иначе. «Квартирный вопрос»… Похоже, Ирина не понимает, а может быть, просто не хочет понять, что меня сейчас интересует не техническая сторона дела, а то, что происходит в ее душе, – ведь это самое главное!

– В общем, я вижу в нас не любовников даже, а друзей. У меня всегда был эталон семьи в голове… – мечтательно говорит Ирина.

– Еще раз, гипотетически, что вы будете чувствовать, если ваши отношения восстановятся? – настойчиво спрашиваю я.

Ирина долго думает.

– Наверно, все равно останется чувство: «А за что? За что он со мной так поступил?»

– Вы очень долго рассказывали, как вы снимете комнату – для того, чтобы привести мужа?

– Ну да, – признается Ирина.

– То есть на деле у вас был единственный план – вернуть мужа обратно?

– Да, но, полежав здесь, я отказалась от плана такого, – говорит Ирина. – Я много ваших книг прочитала и здесь после лечения успокоилась.

– Но перед этим вы находились в состоянии попыток вернуть мужа?

– Да, – отвечает женщина. – Но я не могла долго поверить, что он ушел.

– Что вы теперь думаете по поводу мужа?

– Что ему надо дать пожить спокойно. Он уже сейчас делает шаги к возврату, приходит заниматься с дочкой. Но я думаю, не стоит торопить его с возвращением. Какое-то время ему надо, наверное, заняться собой. Да и мне тоже, – со вздохом говорит Ирина.

Ирина не хотела, видимо, об этом рассказывать, но в течение долгого времени она находилась в состоянии «помутненного сознания», «как во сне», «в бреду». Все происходящее казалось ей нереальным. Она абсолютно потерялась, не могла понять, что произошло и что ей теперь делать. Это был тяжелейший стресс. А тут еще эта астма… Страх, паника, чувство одиночества, чувство беззащитности, уязвимости, бесконечная слабость. Ирина не могла прийти в себя. В очередной больнице тесты на аллергию ничего не показали, врачи сказали, что астмы нет.

– В общем, я поняла, что моя астма – чисто спастическая реакция… – используя медицинские термины, говорит Ирина.

– У вас все показатели маскированной депрессии, – прерываю ее я. – Так случается, когда человек долгое время находится в ожидании грядущей катастрофы, в ней «варится», и в голове происходит такое своеобразное переключение: возникают «странные симптомы». У кого-то чувство боли, у кого-то фиксация на определенном физиологическом симптоме. Организм, по сути, создает эпицентр страдания в самом себе. Некую точку приложения отрицательных чувств.

В книге «Средство от депрессии»[2] я подробно рассказываю о том, что такое «маскированная депрессия» – как она возникает и как с ней бороться. Это достаточно странная штука, и многие пациенты сильно удивляются, когда им при наличии такого «физического симптома» назначают антидепрессанты. Но они еще больше удивляются, когда эти препараты начинают действовать – лечат «физический симптом». Впрочем, в этом нет ничего странного, если иметь в виду, что при невозможности решить проблему во внешнем мире наше подсознание вынуждено находить, а по сути – создать проблему в собственном теле человека. В случае Ирины этим эпицентром психологической боли стали легкие – «астма».

Я подробно рассказываю об этом Ирине и уточняю:

– И вы же у нас тут именно антидепрессантами и лечитесь. Как эффект?

– Да, потрясающе, всю неделю не кашлянула ни разу! – восторженно восклицает она.

– Сразу должен предупредить: лекарство надо будет принимать длительное время – не меньше полугода. И постепенно было бы неплохо перейти на более слабые антидепрессанты, у которых побочных эффектов меньше, а терапевтический эффект достаточен для поддерживающей терапии, – говорю я Ирине. – Нервная система у вас давно надорвалась – уже два года назад вы стали задыхаться, переключение, о котором я вам рассказывал, пошло, начались псевдоастматические проявления. Но все это были просто телесные симптомы психического неблагополучия. Ситуация с разводом все это дело просто закрепила. Но нет худа без добра, – я пытаюсь шуткой слегка приободрить Ирину. – Зато теперь вы поняли, что у вас нет астмы.

– Да, я поняла! – соглашается Ирина.

– Я хочу поговорить о вашем внутреннем состоянии, – настаиваю я. – Я вас спросил: «Какие у вас отношения с супругом?» А вы мне ответили: «У меня есть идеальная модель семьи…» В общем, достаточно странный получился у нас с вами разговор, не находите?

Ирина – очень чувственный, эмоциональный человек. Она это не показывает, скажу больше – даже не умеет показывать, но это так. Судя по всему, навык подавлять, скрывать собственные чувства Ирина сформировала еще в детстве. Ее родители, как я понял по ее рассказу, люди куда более холодные и сдержанные от природы, нежели Ирина. И они не научили ее понимать и проявлять свои чувства. Они постарались, «делали все от них зависящее», как им казалось, воспитали порядочного и ответственного человека. Но этого недостаточно. Ирина не получила в родительской семье очень важного для нее психологического опыта – опыта открытых, чувственных отношений, где принято проявлять свои чувства, свою любовь.

Можно сказать, что у нее не налажена эмоциональная связь с самой собой, ее этому не учили, а сама она не знала, что ей это нужно и как себя реализовать в этом направлении. Но научиться жить со своими чувствами – это очень важно. В противном случае маскированная депрессия нам почти гарантирована. И самое важное – неспособность быть самим собой не позволяет человеку построить настоящие, глубокие, подлинные отношения с другим человеком. Ведь свое авторитарное воспитание, полученное от родителей, Ирина переносит во внешний мир – призывает к порядку себя и окружающих. Это идет у нее через силу, «потому что надо». А насилие над собой – тоже вещь сомнительная.

– Вы такие вещи говорите, я об этом и не задумывалась никогда! – с чувством произносит Ирина.

– Это называется рефлексия – способность понимать, кто ты такой и что с тобой происходит. Я про это постоянно говорю. И вот, возвращаясь к нашей «проблеме семьи»: вы думаете не о том, как построить гармоничные, удовлетворяющие вас обоих отношения с конкретным человеком, а представляете себе «идеальную модель семьи». У вас с собственными чувствами нет согласия, нет с ними взаимопонимания. И так ваша эмоциональная составляющая, не найдя у вас отклика, вылезла в другом месте в виде вашей «астмы».

Вы правильно абсолютно сказали, хотя и вскользь: «Надо заняться собой». Полностью поддерживаю. Но что делать, чтобы провести эту задачу в жизнь? Вы должны значительно большее внимание уделять своему внутреннему состоянию. Вы интеллектуально понимаете, подспудно чувствуете, что отношения – это не «модель», это человеческие отношения двух людей. Подсознательно вы понимаете, что такая связь между людьми должна быть, но когда вы реально начинаете общаться с мужем, с дочерью, с другими людьми, то как будто влезаете в некую оболочку и вами что-то управляет, рулевой механизм такой, – я вопросительно смотрю на Ирину.

– Да, да, – кивает она головой.

– И вам из-за этого некомфортно, и окружающим людям.

Эмоции, чувства – это то, что цементирует отношения, делает их ценными, необходимыми. И идти эмоциональная связь может только от сердца, а не от разума. Ирина же привыкла чувствовать себя педагогом – и на работе, и в семье. Но кроме профессиональной «вредности» этому способствовало еще и командное родительское воспитание. У Ирины в семье сложилась некая ролевая модель: она – ученица своих родителей, а муж с дочерью – ее ученики. И каждый исправно играл свою роль, по шаблону. Я объясняю Ирине, что надо в каждой конкретной ситуации спрашивать себя: я выступаю в роли хорошей дочери, хорошей матери, идеальной жены – или просто есть «Я», с моими чувствами, желаниями, эмоциями?

– Да, вы правы, – изумленно глядя на меня, говорит Ирина.

– Может быть, по большому счету, у вас жизнь только начинается! Учитесь понимать внутреннюю себя, – убеждаю я Ирину. – Вот, например, в отношениях с вашим ребенком – вы так про нее рассказываете, что становится ясно, как вы с ней общаетесь – в командно – приказном тоне, вы же декан, начальник! Но, поверьте, дочь ваша хочет, чтобы у нее была просто мама, не педагог, который знает все про всех, как надо и как не надо, а просто родной живой человек. Для этого надо послушать со стороны свой голос, интонации. Чтобы она чувствовала, что вы с ней говорите – на равных, как близкие люди!

И это постоянная психологическая нагрузка, потому что есть то, что думает и чувствует Ирина, и есть роли, которые она исполняет, – роль добропорядочной супруги, роль прилежной дочери, роль идеальной матери. Ей необходимо взять на вооружение простое правило – первое время, взаимодействуя с кем-либо, смотреть на себя со стороны, спрашивать себя: «Как, я думаю, это должно быть? Что я чувствую по этому поводу?» Ирине необходимо попытаться влезть в шкуру тех, с кем она находится в диалоге. И пытаться действовать искренне, спонтанно, с чувством эмоциональной заботы, а не по некой «идеальной модели». Не отдаваться привычному стереотипу поведения, который пока только заводил ее в тупик, а повинуясь чувствам и внутренней логике этих отношений.

– Избавляйтесь от роли, – советую я. – Становитесь самой собой в маленьких элементах вашего поведения – действиях, словах, поступках, реакциях. И все время отдавайте себе отчет, что вы чувствуете. Мало – помалу вы все больше и больше станете понимать, ощущать свою органичность, естественность. А сейчас вы как на шарнирах, как марионетка действуете.

– Да, вы правы, но я постепенно уже выхожу из этого состояния, – кивает Ирина.

– Вот, например, мы с вами сейчас общаемся – смотрим друг другу в глаза. Важны интонации, жесты – наше общение сейчас будет разительно отличаться от того, когда вы после занятия станете вспоминать, о чем мы говорили, повторять про себя, прокручивать внутри, правда? Оно живое! И вот когда вы будете общаться с мужем, думайте про себя, спрашивайте: «Я смотрю на него сейчас как «идеальная жена» из «идеальной модели семьи» или как человек, который хочет искренних отношений с другим человеком?» Надо, чтобы это был человек. Человек, готовый к открытым и искренним отношениям.

Конечно, вы не получите моментального эффекта, потому что вы, в восприятии ваших близких, тоже уже превратились в некий шаблон. Они привыкли воспринимать вас в соответствии с тем, как вы сами прежде перед ними позиционировались. И им понадобится время, чтобы понять – моя мама, жена, дочь, начальница не просто в хорошем настроении, она действительно искренне заинтересована во мне, она действительно добрый и внимательный человек, а не компьютерная программа, не педагог со стажем, не железная леди. Им понадобится на это время, так что сразу вы не получите ожидаемого отклика. Но что поделать?.. Мы сами эту яму рыли, теперь придется из нее выбираться. Однако, если мы это сделаем, если сможем переломить это превратное представление о себе в глазах других людей, все изменится, и вы будете вознаграждены за потраченные усилия.

Это правило относится к каждому человеку – каждый раз разбираться со своими мыслями, чувствами, ощущениями. Не идти у них на поводу – слепо, бессмысленно. Так можно далеко зайти и не вернуться. Но и не игнорировать их, отдавать себе в них отчет. Мы просто обязаны находить истинные причины своих реакций! Естественно думать, что если я злюсь – это потому что «меня разозлили», если я радуюсь – это «меня порадовали». Наши эмоциональные реакции действительно вызваны внешними факторами, но то, какие это эмоциональные реакции, зависит на самом деле только от нас. Правда в том, что если я злюсь – это моя злоба, а если я радуюсь – это моя радость.

Мы можем быть другими, мы можем стать лучше, но для этого мы должны понимать, кто мы такие на самом деле, что с нами происходит, что, как говорят, откуда берется. И часто путь к собственным чувствам лежит через непростое изменение собственного шаблона поведения, его модернизацию и перестройку. Возможно, это звучит витиевато, но это так. Если вы не пытаетесь реагировать по – другому, если вы всегда реагируете одним и тем же образом, вы никогда не узнаете, какая реакция подлинно ваша, ведь вполне возможно, что вы воспроизводите чужие модели реагирования – например, родительские. Но вряд ли чужеродное будет нам органично. Скорее всего, нет. А если наше поведение нам не органично (хотя и привычно), радости от него большой не будет.

У каждого из нас есть некий шаблон поведения – это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что есть определенность – близкие знают, чего от нас ждать, и у них нет ощущения, что они живут на пороховой бочке. Но есть и отрицательная сторона такого шаблона – наше поведение постепенно становится формальным, оно приедается, а окружающие тоже начинают реагировать на нас по шаблону, формально. А это значит – без теплоты, без эмоций. И это тягостно. Для всех.

Вот почему такой шаблон должен быть, во – первых, очень аккуратно и продуманно сформирован, а не по принципу «так повелось, и ладно». А во – вторых, он должен быть очень пластичным. Мы должны быть готовы найти в общении с родным человеком – особенную, личную, индивидуальную интонацию, чутко реагирующую на все, что с ним происходит.

И если это будет, то и другой человек, можете не сомневаться, проявит такое же внимание к нам. Когда мы начинаем общаться с человеком и видим, что он открыт, доброжелателен и расположен к нам, тогда и нам легче, проще с ним общаться. Ведь так? Вот и нужно создать такую ситуацию, чтобы близким людям хотелось с нами общаться, чтобы это было для них не работой, а радостью.

Если же этого не происходит, если близкий человек не отвечает на ваше обращение к нему, не идет с вами на душевный, эмоциональный контакт, вполне возможно, что он сам намеренно саботирует вашу близость. Но вероятность его злого умысла не следует преувеличивать. Она невелика. Думаю, 1–2 %, не больше. Скорее всего, мы просто сами ошиблись – сформировали в своей голове неправильный образ этого человека. А потом реагировали не на самого человека, а на это ошибочное представление о нем и, разумеется, не получили положительного эмоционального отклика[3].

– Да, – соглашается Ирина. – Нужно не только себя изменить, но и помочь близким, чтобы они обо мне по – другому думать стали. Да, это правда.

– И это большая работа, – говорю я. – Но если вы ее проведете, ваши собственные чувства оживут, а вы найдете дорогу к себе, ведь они живы только в искреннем, заинтересованном, душевном общении, а иначе – просто задыхаются. Так ведь?

– Да – да. Конечно! Я поняла. Спасибо большое!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.