Толкование

Толкование

Недаром жутковатые воины – виндитокан заявляли, что черпают свое могущество у природных духов. Они вселяли в других индейцев такой ужас потому, что, подобно неподконтрольным силам природы, могли начать разрушать все вокруг без всяких видимых на то причин. Собираясь устроить набег, они не принимали в расчет ни интересы племени, ни приказы вождя; их внешность вообще не вязалась ни с какими привычными представлениями: они выглядели так, словно катались по грязи, а потом вывалялись в корытах с красками. Они могли долго бродить впотьмах, пока не натыкались на врагов. Их танцы – а они все время плясали – были чем – то невообразимым, ничего подобного никто не видел. Они могли внезапно напасть, начать убивать, а потом так же внезапно остановиться и отпустить остальных. В племени с его строжайшим укладом, где все стороны жизни, поведение каждого подчинялись определенным законам, они являли собой каких – то буйных демонов разрушения и иррациональности.

Нестандартность, применение нетривиальных ходов поражает и может дать вам преимущество. Полную власть в этой стратегии вы получите, подражая индейцам – виндигокан, выработав своеобразный стиль поведения, – вы непредсказуемы, ваши выпады невозможно объяснить рационально, словно вы одержимы буйными духами природы. Прибегайте к этому время от времени – и вы добьетесь успеха, но делайте это правильно, знайте меру, демонстрируйте свою иррациональность лишь время от времени, в подходящий момент и в гомеопатических дозах; окружающие будут постоянно настороже, тщетно пытаясь угадать, чего ждать от вас дальше. Вы будете внушать опаску и уважение, благодаря чему сможете добиться немалой власти. Обычный, заурядный облик в сочетании с этакой божественной сумасшедшинкой производит куда более сильное впечатление – такой человек беспокоит гораздо сильнее, чем отъявленный псих, чьи действия в общем – то предсказуемы. Помните: ваше безумие, как у Гамлета, должно быть стратегическим. Настоящее сумасшествие слишком предсказуемо и оттого банально.

5. В апреле 1917 года нью – йоркское Товарищество независимых художников готовилось к своей первой выставке. Предполагалось, что эта выставка станет грандиозной демонстрацией современного искусства, на тот момент крупнейшей в Соединенных Штатах. Было объявлено, что в выставке может принять участие любой художник, который изъявит желание вступить в Товарищество (вступительный взнос был минимальным), и на этот призыв откликнулось более тысячи двухсот художников, предложивших для участия в экспозиции свыше двух тысяч произведений.

В Совет Товарищества входили коллекционеры, такие как Уолтер Аренеберг, а среди художников были Мэн Рэй и двадцатидевятилетний Марсель Дюшан, француз, живший тогда в Нью – Йорке. Собственно, именно Дюшан, будучи главой комиссии по экспозиции, и предложил сделать выставку радикально демократичной и общедоступной: он развесил картины в алфавитном порядке, начав при этом с буквы, которую вытянул из шляпы. Такая система привела к тому, что натюрморты кубистов соседствовали с традиционными пейзажами реалистов, любительскими фотографиями, а порой и с извращенными произведениями, носившими следы явного безумия. Кому – то из организаторов такой план показался интересным, другие были возмущены и вышли из состава Совета.

За несколько дней до открытия выставки Товарищество получило еще одно произведение – самое странное из всех: это был лежащий на боку писсуар, изготовленный из эмалированной керамики, на ободке которого красовалась надпись большими черными буквами: «Р. Мутт, 1917». Произведение называлось «Фонтан» и, соответственно, было представлено мистером Муттом, вместе со вступительным взносом.

В первый раз увидев этот шедевр, живописец Джордж Беллоуз, член Совета Товарищества, заявил, что это непристойно и что они не должны экспонировать подобное безобразие. Аренсберг возразил: он считает, что перед ними незаурядное произведение искусства, интересное как по форме, так и по способу представления. «В этом и заключается смысл нашей выставки, – сказал он, обращаясь к Беллоузу. – Мы даем возможность художнику показать все что угодно, по его выбору, потому что только художник решает, что является искусством, а что нет».

Но Беллоуз был непоколебим. До открытия выстави! оставались считаные часы, члены Совета проголосовали – с минимальным перевесом – за то, чтобы не выставлять писсуар, после чего Аренсберг и Дюшан немедленно вышли из руководящего органа. В газетных статьях, сообщавших об этом конфликте, сам предмет вежливо именовали «туалетной принадлежностью». Все это вызвало большой интерес у публики, пошли слухи, история была окутана ореолом таинственности.

В тот же период времени Марсель Дюшан в числе группы художников издавал журнал «Слепой». Во втором его номере появилась фотография «Фонтана», выполненная прекрасным фотографом Альфредом Штиглицем. Он подобрал для писсуара удивительное освещение, так что тень внутри него ниспадала подобно струящейся вуали, – и писсуар приобрел таинственный, слегка мистический облик. В то же время в этом опрокинутом набок предмете было что – то неуловимо эротичное.

Кроме фотографии «Слепой» опубликовал статью под заголовком «Дело Ричарда Мутта», в которой защищалось его произведение и подвергались нападкам члены Товарищества – за то, что не позволили экспонировать «Фонтан» на выставке: ««Фонтан» мистера Мутта вовсе не аморален… во всяком случае, он не аморальнее ванны… Совершенно неважно, изготовил ли его мистер Мутт своими руками или нет… Он его ВЫБРАЛ. Он взял обычный предмет из повседневной жизни и расположил необычно – так, что его обычная функция исчезла при появлении нового названия и нового угла зрения; он создал новое понимание этого объекта».

Вскоре стало известно, что создателем «Фонтана» был не кто иной, как сам Дюшан. Прошли годы, а его произведение продолжает жить самостоятельной жизнью, даже несмотря на таинственное исчезновение из студии Штиглица, после которого писсуар так никогда и не был найден. По какой – то необъяснимой причине фотография и история «Фонтана» стали источником бесконечных новаторских идей в области искусства и творчества. Сама по себе эта работа обладала странной властью, она шокировала и в то же время покоряла. В 1953 году галерея Сиднея Джонса в Нью – Йорке добилась согласия Дюшана на создание копии «Фонтана», ее установили у входной двери в галерею, причем в писсуар был вставлена ветка омелы. Вскоре копии «Фонтана» стали появляться в различных галереях, на ретроспективных выставках произведений Дюшана, в музейных коллекциях. «Фонтан» стал предметом поклонения искусствоведов, мечтой коллекционеров. Копии этого шедевра продавались на аукционах по ценам, превышающим миллион долларов.

Каждый видит в «Фонтане» что – то свое. Когда его выставляют в музеях, публика порой реагирует на него весьма бурно: одних возмущает сам факт присутствия писсуара на экспозиции, других – то, что его представляют как произведение искусства. Критики посвящают писсуару многостраничные труды, интерпретируя его с самых разных точек зрения, давая всевозможные толкования и пытась понять, что же хотел сказать Дюшан. Какие только идеи не выдвигают искусствоведы: демонстрируя «Фонтан», Дюшан символически помочился на весь мир искусства; привлекая внимание в форме писсуара, в чем – то неуловимо вагинальной, он обыгрывал тендерные представления; произведение представляет собой тщательно замаскированный каламбур, игру слов; и так далее и тому подобное.

Вот что случилось: предмет, который организаторы выставки в 1917 году сочли непристойным и недостойным того, чтобы выставить его на обозрение публики, совершенно непостижимым образом превратился в одно из самых противоречивых, скандальных и обсуждаемых произведений искусства XX столетия.

На протяжении XX века многие художники достигали известности и положения благодаря оригинальности своих идей: дадаисты, сюрреалисты, Пабло Пикассо, Сальвадор Дали – вот лишь самое начало длинного списка. Но Марсель Дюшан выделяется даже среди всех них тем, настолько сильное влияние оказал он на современное искусство, а наиболее значительные из его произведений – это, пожалуй, то, что он называл готовыми формами. Это предметы нашей повседневности, то, чем люди пользуются в быту, – иногда взятые в точности такими, какие они есть (лопата для уборки снега, подставка для бутылок), иногда слегка измененные (писсуар, опрокинутый набок, усы и эспаньолка, пририсованные к репродукции «Моны Лизы»), – «выбранные» художником (помните статью в «Слепом»?) и в результате этого помещенные в музей или на выставку. Дюшан выдвинул идею примата искусства как такового над изображаемыми им объектами. Его готовые формы, сами по себе банальные и не представляющие интереса, порождали множество всевозможных ассоциаций, вопросов и толкований; писсуар может быть убогой обиходной вещицей, общим местом, но, будучи представлен как произведение искусства, он превратился в символ оригинальности и нестандартности, вызывая при этом целую бурю страстей.

Важно осознавать: на войне, в политике, в культуре суть оригинального и нешаблонного, будь то слоны и быки Ганнибала или писсуар Дюшана, ни в коем случае не материальна – или, по крайней мере, не только материальна. Оригинальность может быть исключительно порождением разума: нечто, что поражает, чего мы не ожидали. Мы всегда основываем свои ожидания на привычных представлениях, клише, традициях, заведенных порядках. Многие художники, писатели и прочие «поставщики культуры» считают, кажется, верхом свежести и оригинальности создание текстов, картин и других произведений, как можно более непонятных, странных или шокирующих. Такие работы, хотя и способны породить непродолжительную вспышку интереса, в действительности не наделены истинной властью оригинальности, поскольку не вступают в столкновение с культурным контекстом, не противоречат ему: они не действуют против наших ожиданий. Они – не явления, а просто странные или забавные вещицы – быстро выветриваются из памяти.

Стремясь к тому, чтобы создать что – то нешаблонное, обязательно помните: самое важное при этом – мыслительный процесс; не само произведение, не сам маневр, а то, какой смысл вы в него вкладываете. По – настоящему потрясают и надолго откладываются в памяти произведения, вырастающие на почве обыденного и банального, появления которых никто не ожидает, заставляющие задумываться и спорить о самой природе реальности, которую мы видим вокруг нас. Оригинальность непременно должна быть стратегией, особенно в искусстве.

ОБРАЗ:

Плуг. Почва должна быть тщательно подготовлена. Лезвия плуга перепахивают землю в непрерывном движении, насыщая почву воздухом. Пахота повторяется каждый год, так должно быть – иначе в слежавшейся почве прекратится всякая жизнь, останутся лишь злостные сорняки. На земле же, перепаханной и удобренной, будут расти прекрасные растения, только такая почва способна дать хороший урожай.

Авторитетное мнение:

Вообще в бою схватываются с противником правильным боем, побеждают же маневром…

Правильный бой и маневр взаимно порождают друг друга, и это подобно круговращению, у которого нет конца.

Кто может их исчерпать?

Сунь – цзы (IV в. до н. э.)