Вне служения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вне служения

Вот я и снова наедине с самим Собой. Мне радостно и покойно: хоть я и один, но я не ощущаю себя одиноким. Встречи и расставания — эпизоды жизни, и в каждом из них своя радость. Одиночество же — это печаль и скорбящие думы, одиночество — это чувство, где сокрушаются мечты и тлеют обиды.

Отчего же даже среди людей люди чувствуют себя одинокими? Не оттого ли, что ищут они себе помощи и поддержки, защищенности и воодушевления? Но кто же будет помогать и поддерживать, защищать и воодушевлять, если всякий думает не о том, как сделать это, но о том, как получить? Как тут не чувствовать себя одиноким?

Синоним одиночества — слабость. Но как же слабы те, кто даже слабости своей признать не в силах! А слабый испытывает страх, слабый побиваем. И чем же занят слабый, как не попытками защититься от всего и вся? Носится он со своею болью и ссадинами своими, как сиделка у тяжелобольного, от всего ограждает себя одинокий. Одиночество — неприступные стены слабости.

Синоним одиночества — страх. Переступить границы себя, избавить себя от границ — вот чего человек боится по-настоящему, вот от чего чувствует себя одиноким. Он подобен мертвецу, он исключен. Чего же бояться ему теперь? Страх ради страха — вот безумие одиночества. И чтобы оправдать бессмысленность своего страха, придумывает человек монстров, их он поселяет в себе, сам себя ими пугает, пугается и боится.

Так я думал, и тем временем прошел мимо странного человека, сидящего на обочине дороги. Лишь его чернота, а он был весь в черном, зацепила мой глаз. Я остановился.

«Он подобен камню — так он черен! Он скрыт в самом себе, он заключен в казематах слабости и страха. Каких-то демонов видит сейчас одинокий человек этот в своем забытьи?» — подумалось мне, когда я смотрел на это странное существо с одним глазом.

— Милейший! — позвал я незнакомца, заглядывая ему в единственный глаз.

Ответа не последовало, глаз недвижимо смотрел внутрь и видел, как мне показалось, что-то ужасное или, может быть, великое, что-то, вводящее в полное оцепенение.

— Привет! А-у, я тут… — протянул я.

В ответ единственный глаз незнакомца медленно пошевелился, но и только.

— Все хорошо, опасность миновала, можно очнуться, — говорил я, как анестезиолог, приводя в сознание пациента, выходящего из наркоза после тяжелой операции.

— А? Что? — растерянно, еле слышно прошептал одноглазый.

— Я говорю: привет! Все хорошо…

— Ааа! — заорал он вдруг, словно бы увидал что-то чудовищное, и отшатнулся, закрываясь от меня трясущимися руками.

— Ну брат, довольно, — с утрированной серьезностью произнес я. — Давай, бери себя в руки, и хватит дурака валять. Ты кто?

— Кто ты?! - продолжал вопить незнакомец.

— Да, плохо дело…

— Я — дающий благословение! — взбеленился вдруг мой очумелый собеседник.

— Ничего себе! — я был потрясен, это точно. — Благословишь? — прагматично поинтересовался я.

— Я больше не благословляю! — его голос зазвенел в удивительном раздражении, сбиваясь на высокую ноту.

— Тогда ты уже «не дающий благословения», — спокойно резюмировал я.

— Бог умер, я отпеваю Его.

— Чего ради?

Одноглазый рассерженно передернул плечами и, исполненный благородного негодования, сел ко мне боком, демонстративно обхватив руками колени, как трехлетний ребенок, которому не дали обещанной конфеты.

— Умер Бог, которого не было, — сказал я, усевшись точно таким же образом. — Ты оплакиваешь себя, благословивший собственное горе.

— Откуда ты знаешь? Ты друг этого безбожника Заратустры?!

— Твой взгляд обращен внутрь тебя, но у тебя внутри нет ничего, кроме тебя самого. Что умерло в тебе, что бы мог ты оплакивать?

— Умерла моя жизнь, — прошептал дающий благословение и расплакался.

— Умирает в тебе человеческое, а жизнь твоя пока только поблескивает. Так не отчаивайся, человек: ты обретешь самого Себя! Пусть же умрет твой Бог, имя которому — одиночество.

Одноглазый продолжал плакать, растирая грязь по стареющему лицу.

— Эта дорога ведет к Заратустре? — спросил он тихо через несколько минут, в течение которых я сидел молча, рассматривая небо.

— Все они… — сказал я в ответ, поднялся и отправился дальше.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.