2. Психотравмирующие факторы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Психотравмирующие факторы

КМ СПП трактует понятие «психотравмирующие факторы» в соответствии с понятием «поведения» и в контексте его морфологии; таким образом, психотравмирующими факторами являются не сами фактические события как таковые, но отображения этих событий,[93] то есть психотравмирующие факторы – это всегда и только индивидуально-стрессовые события343. Таким образом, анализ психотравмирующих факторов должен быть смещен из плоскости событийной в плоскость характера отображения, то есть отображающей структуры – континуума поведения[94]344.

Разъяснению этого вопроса служат, с одной стороны, понятие о тенденции выживания, вырастающее из учения И.П. Павлова о неадекватности «возбуждающего» и «тормозного» процессов в этиологии психических расстройств345; с другой стороны, представленная выше структура континуума поведения, выработанная КМ СПП на основе взглядов Л.С. Выготского; и наконец, понимание функционального характера доминанты, представленное в работах А.А. Ухтомского.

Континуум поведения человека, с одной стороны, характеризуется крайним разнообразием составляющих его элементов,[95] с другой стороны – тем своеобразным «расколом», который обозначился с момента начала использования знака как означающего и завершился выделением «картины» психического из «схемы», отображающей фактическую действительность. Оба эти фактора в совокупности создали крайне неблагоприятную ситуацию для функционирования тенденции выживания, что выразилось во множестве феноменов – от способности к образованию «виртуальных» угроз до общей тенденциозности сознательных функций[96]346, что значительно снизило адекватность человека.

Поскольку сознание оперирует «предметами», но не «вещами», каковыми они даны в «схеме», отображающей фактическую действительность, установленные в нем (сознании) закономерности, являющиеся императивами целенаправленной деятельности человека, неадекватны «схеме», то есть самой психике человека, что выражается естественной для такой ситуации неадекватностью поведения. Иными словами, индивид, определяющий свои действия, исходя из обстоятельств «виртуальной» (предметной) среды («картина»), по самой конфигурации своей психической организации оказывается неадекватным собственному же континууму поведения.

Если же учесть, ко всему прочему, что сознание относительно «слепо» к положению дел в «схеме» (на что указывает выделенное в КМ СПП неосознанное[97]), то очевидно, что сознательно и самолично принимаемые человеком решения по самой природе своей ведут его к дезадаптационным сбоям. «Переменная» неосознанного позволяет тенденции выживания манипулировать конструктами «картины» психического, однако предпринимаемые ею меры не являются результатом «тщательного продумывания» или «взвешенным решением» – они устраняют лишь актуальную часть возникающих диспропорций, при этом неизменно следуют по пути наименьшего сопротивления, так что система в целом от таких «решений», как правило, страдает.

Специфическая для данного индивида констелляция условий существования (сигналы, потребности, механизмы адаптации) создает своего рода предуготованность (тропность) континуума поведения к определенного рода факторам[98]347. В процессе своей жизни индивид формирует целый набор сложных динамических стереотипов и доминант (наличествующих затем латентно), происходит своего рода «сенсибилизация» континуума поведения к определенным воздействиям. В дальнейшем соответствующие факторы способны активизировать эти латентно существующие доминанты и динамические стереотипы, формируя тем самым симптом (состояние хронизирующейся дезадаптации).

Однако активизация тех или иных латентных прежде доминант и динамических стереотипов в соответствующих условиях – процесс вполне естественный. Собственно, патологический его характер определяется не тем, что он был «запущен», но рядом других факторов. Во-первых, вновь возникшая ситуация может требовать «большего» или «меньшего» по «габаритам» динамического стереотипа или иную интенсивность доминанты. Во-вторых, возможно отсутствие в арсенале континуума поведения соответствующего динамического стереотипа. В-третьих, возможна активизация доминанты, которая потенцирует динамический стереотип, не отвечающий реалиям вновь возникшей ситуации. И наконец, в-четвертых, актуализированные возникшей ситуацией динамические стереотипы и доминанты могут выполнять роль замещения какой-то другой, требуемой обстоятельствами активности, тормозящейся, в свою очередь, другими доминантами и динамическими стереотипами, «разбуженными» иным аспектом возникшей ситуации.

Тенденция выживания оказывается словно между «двух огней»: «схемой» и «картиной». При этом ей необходимо лавировать между сигналами (к которым относятся, как уже говорилось, и проблемные сами по себе рече-мыслительные процессы), с одной стороны, и потребностями (а в их числе могут быть не только потребности в привычном понимании этого слова, но и, например, «застарелые» динамические стереотипы), с другой. Возникающие здесь противоречия система решает несколькими путями: за счет собственного дробления, что автоматически снижает уровень адаптации, или посредством выработки третьих, компромиссных вариантов, которые, не разрешая возникшего противоречия в системе, хронизируют дезадаптацию, а также «отодвигая» на задний план трудно разрешимые задачи за счет постановки новых, но «виртуальных», чье решение по самой логике этих проблем оказывается невозможным, что еще более усугубляет дезадаптацию.

Кроме того, работа системы приводит к постоянным изменениям внутри нее самой, а потому единичные перемены в одной ее части неизбежно влекут за собой непреднамеренные изменения и в ряде других областей, это, в свою очередь, требует принятия новых мер и т. д.[99]348 Необходимо помнить, что инерционность системы тем выше, чем система больше. Сложность организации континуума поведения, призванная решать встающие перед субъектом поведения, движимого тенденцией выживания, проблемы, начинает, таким образом, «забивать в собственные ворота». Тенденция выживания, решая одну трудность, моментально оказывается перед множеством новых, поскольку система в целом реагирует на частные изменения в самой себе, а эти вновь возникшие изменения требуют последующих. Отсюда всякие новые отображаемые психическим внешние воздействия (вне зависимости от их «потенциального качества») оказываются психотравмирующими. А если они еще и попадают на «сенсибилизированную» почву, то эффект многократно усиливается. Поскольку же каждое такое «событие» автоматически и неизбежно (в силу сложности организации континуума поведения) отображается несколькими разными уровнями психического (и, разумеется, вовсе не идентично, потому что каждый уровень видоизменяет это отображение под себя), то внутри психического возникает естественный разлад. Последующее совмещение этих разнородных отображений само по себе составляет тяжелейшую проблему для адаптационных механизмов, вынужденных находить компромиссы и неустойчивые балансы.

В этом движущемся клубке бесчисленных переплетений угодить каждой из действующих сил системы практически невозможно – только избранным и за счет других. Причем, учитывая относительную самостоятельность ряда действующих агентов, обеспеченную «летучестью» доминанты, внутренние конфликты континуума поведения оказываются и вовсе неизбежными, именно они и создают патогенную почву. Таким образом, речь идет уже не о «сенсибилизации» структуры к определенным внешним воздействиям, а о своего рода «аутоиммунном процессе», в результате чего даже при отсутствии каких-либо действующих на настоящий момент стрессовых факторов достичь оптимального уровня адаптации оказывается делом невозможным.

Наконец, сама по себе тенденция выживания создает в континууме поведения своеобразный «генетический дефект». Необходимо учитывать, что современный человек (и человек вообще в отличие от любого другого живого существа) нуждается в куда меньшей интенсивности тенденции выживания, нежели в прежние времена, однако данные ее параметры закрепились эволюционно. Возникающая таким образом диспропорция между силами и средствами тенденции выживания, с одной стороны, и возможностью их реализации, с другой, автоматически ведет к дезадаптации. Этим объясняется общий высокий уровень невротизации, это также позволяет понять, что степень «внешних угроз» определяется не реальными опасностями, грозящими человеку, но его предуготованностью с этими опасностями бороться. Вот почему даже на общем благоприятном фоне жизненных обстоятельств количество невротических расстройств не уменьшается, но даже увеличивается, а отсутствующие угрозы подменяются их «виртуальными» эквивалентами[100]349.

Впрочем, нельзя отрицать и психотравмирующего воздействия собственно тяжелых жизненных обстоятельств, особенно характеризующихся внезапностью своего появления, однако их значение в развитии пролонгированных дезадаптационных расстройств все-таки не стоит преувеличивать; последние связаны лишь с особенностями строения континуума поведения, не позволяющими тенденции выживания выполнить свои «генетические» функции. Собственно дезадаптивный сбой (например, в виде невротических реакций), вызванный такими неблагоприятными изменениями жизненного пространства, должен был бы приводить в ближайшее же время к мобилизации возможностей психики в целях адаптации к новому, измененному жизненному пространству, но никак не к хронической дезадаптации. Однако представленные выше структурные особенности континуума поведения, напротив, не только не способствуют, но, как правило, мешают полноценной и необходимой в таких случаях адаптации.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.