«А вот маме все понятно!»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«А вот маме все понятно!»

Мать и ее ребенок, до тех пор пока он не освоит правила социальной игры, в каком-то смысле представляют собой единое целое. Если мать не напугана до смерти, не додумывает всякой всячины и способна на полноценный контакт со своим ребенком, то все его нужды ей понятны, причем в полном объеме и своевременно. Разумеется, потребности ребенка в младенческом возрасте не отличаются разнообразием и многоплановостью: поесть, поспать, поменять пеленки.

У ребенка достаточно быстро формируется навык: призывный крик — достаточно эффективное средство, позволяющее удовлетворить все возможные и невозможные его нужды. Между матерью и ребенком формируется, если так можно выразиться, система полного взаимопонимания. Именно это младенческое взаимопонимание с матерью и становится закладным камнем будущей гигантской иллюзии — иллюзии взаимопонимания взрослого человека.

Ребенку предстоит теперь расти и развиваться. Постепенно, от года к году, он будет становиться личностью, которая буквально напичкана самыми разнообразными потребностями, желаниями, установками, требованиями. Разумеется, удовлетворение всех этих нужд растущей личности — дело, мягко говоря, проблематичное. Причем в ряде случаев и сам ребенок не особенно понимает, чего, собственно, он хочет, а его мать — и подавно.

«Капризничает что-то. Никак не пойму, чего он от меня хочет!» — так говорит мать, свидетельствуя тем самым крайне важный этап в жизни ее подрастающего чада. А этап этот трагичен: мать и ребенок перестали друг друга понимать. То, что раньше было только предвестником иллюзии, теперь становится ею самым непосредственным образом.

Дальше — больше. Ребенок начинает сталкиваться в своей жизни с людьми, которые, в отличие от его матери, вообще мало озабочены его желаниями и потребностями. «Хочешь? Хоти дальше!» — вот формула отношений, которые приходят на смену тому, прежнему взаимопониманию. В действительности родители и взрослые просто перестают понимать, что именно ребенку нужно. Зачастую они думают, что желания ребенка неоправданны или что то, чего он хочет, ему не нужно.

Однако ребенок не может понять, что родители (его родители!) его не понимают. Он начинает думать, что они все понимают и только прикидываются, что не понимают, делают вид, чтобы не помогать ему в том, о чем он их просит. Убедившись на нескольких жизненных примерах в правильности своего предположения, ребенок проецирует семейный опыт на опыт жизненный и решает, что все люди все понимают, но просто не хотят идти ему навстречу.

В истории взросления всякого ребенка есть один загадочный феномен, на который мы почему-то практически не обращаем внимания. В определенном возрасте, чаще всего после семи лет, ребенок начинает настойчиво требовать, чтобы родители купили ему какого-нибудь зверя — собаку, кошку, хомячка. Ребенок, как Малыш из сказки про Карлсона, хочет заиметь друга. Что это за друг и почему ребенок так страстно в нем нуждается? Не поленитесь, спросите у ребенка об этом, и он скажет вам, что этот друг необходим ему, «что-бы было с кем поделиться», «чтобы было кому рассказать о своих бедах». Этот четвероногий друг должен стать тем, кто будет его понимать. Да, ребенок к этому времени уже страстно нуждается в понимании, и происходит это потому, что он начинает ужасно тяготиться отсутствием этого понимания со стороны других людей, и прежде всего близких. Однако же он продолжает думать, что понять его можно и что если люди не хотят этого делать, то уж собака-то точно не откажет ему в понимании.

С раннего детства мы испытываем потребность, чтобы наспонимали. Однако в этом «понимали» звучит еще и много других слов — «согласились», «поддержали», «одобрили», «посочувствовали», иными словами — поняли. Еще будучи детьми, мы стали по-настоящему мучиться от недостатка понимания со стороны близких и родных. И чем больше мы переживали из-за этого, тем сильнее нам хотелось быть понятыми, тем сильнее становилась эта иллюзия — иллюзия возможности взаимопонимания.

В дело, как и в случае других иллюзий, подключаются сказки. Там, как вы знаете, не только люди идеальным образом понимают друг друга, но даже и звери способны понимать человека. Собственно, само изложение сказок таково, что иллюзия взаимопонимания буквально вшита, интегрирована внутрь сказки. Сказки буквально пронизаны иллюзией взаимопонимания!

Любящие принцы и принцессы понимают здесь друг друга без слов, способны сердцем угадывать друг друга среди сотен иных, закамуфлированных персонажей. В ряде сказок они даже ни разу не виделись прежде, но уже любят и понимают друг друга, как будто всю жизнь были единым целым — таковы истории и про Спящую Красавицу, про Спящую Царевну с богатырями, которые, кстати, тоже все понимали буквально с полуслова. Разумеется, ребенок принимает все эти взрослые мечты (а сказки рассказывают, как правило, именно мечтательные взрослые) за чистую монету и естественным образом ждет, что в реальной жизни подобные чудеса начнут исполняться. Да в сказках подобное «взаимопонимание» даже чудом не называется. Тогда как в реальной жизни, если бы эта иллюзия и могла воплотиться, то ее непременно следовало бы признать чудом. Фактически же — это просто иллюзия, иллюзия взаимопонимания.

Зарисовка из психотерапевтической практики: «Мамина дочка»

Вообще говоря, полное отсутствие взаимопонимания между родителями и детьми — это тема отдельного разговора. Удивительно, что все мы рассчитываем на это взаимопонимание, тогда как родители и дети, во-первых, имеют разный жизненный опыт, во-вторых, воспитывались в разные исторические периоды, в-третьих, характеризуются взаимоисключающими желаниями и потребностями. Дискуссию между родителями и детьми можно без всякого преувеличения уподобить неудачному контакту землян с инопланетной цивилизацией.

В качестве небольшой иллюстрации я бы хотел рассказать об одной своей пациентке — Ольге, которая имела свой собственный невроз по своим собственным причинам, но постоянно жаловалась мне на свою дочь Машу, с которой мне также довелось беседовать. В сущности, эти женщины были очень похожи друг на друга, и внешне, и по способу реагирования на внешние обстоятельства, кроме того, у них была сравнительно небольшая возрастная разница — Ольге было 34 года, а ее дочери — 15. Сначала я коротко расскажу о том, как Ольга попала ко мне на психотерапию, а потом мы посмотрим на деле, что такое иллюзия взаимопонимания.

Жалеть себя? Ну нет. Беспокойте меня, взваливайте на меня свои заботы и волнения. Говорите со мной, и пусть ваши слова построят прочную стену от бурь и штормов. В конце концов, позвольте мне понять, что я в состоянии исправить.

Натали Мерчант

Ольга развелась с мужем, когда дочери было четыре года, после этого отец Маши исчез совершенно, так что даже алиментов получить с него Ольге не удалось. Ольга жила у своей матери, отношения с которой у нее не ладились точно таким же образом, каким они не ладились у самой Ольги с ее дочерью Машей. Мать Ольги обвиняла ее в том, что та неправильно вышла замуж, в том, что она не умеет воспитывать свою дочь, в том, что она мало зарабатывает… Разумеется, у Ольги было свое понимание всех указанных проблем.

Во-первых, Ольга соглашалась с тем, что вышла замуж не за того мужчину. Но вопрос в том, почему она вышла замуж именно за этого мужчину, а не за какого-то другого? Ответ на это у Ольги был следующий: мать настолько ее подавляла, что жить с ней было невыносимо, единственным способом избавиться от этого давления было замужество. Вот потому, собственно, Ольга и выскочила за первого встречного и при первой же возможности — в 18 лет.

Ее муж, видимо, чувствовал, что в их браке что-то не так (а «не так» в этом браке было то, что Ольга не выходила за него замуж, а пыталась сбежать таким образом от своей матери — что, согласитесь, не одно и то же). В результате брак оказался недолговечным, а Ольге пришлось вернуться к матери, только теперь в еще более зависимом положении — с малолетним ребенком на руках.

Во-вторых, Ольга была категорически не согласна с матерью по вопросу о том, сколько она зарабатывает денег. Для того образования, которое Ольга получила благодаря своей матери и своим попыткам избавиться от бе давления, ее. заработок был вполне достойным. Кроме того, Ольга совершенно не была повинна в случившейся перестройке, последующих российских реформах и прочих вещах, которые сделали ее профессию библиотекаря, мягко говоря, неактуальной и, проще говоря, убыточной. Так что свои заработки, с учетом всяческих халтур и подработок, Ольга оценивала как гигантские, а претензии матери — тоже как гигантские, но в другом смысле. В общем, прийти к консе сусу они никак не могли.

В-третьих, претензии своей матери, касающиеся ошибок в воспитании Маши, Ольга не принимала категорически. Почему? Потому что мама Ольги — бабушка Маши — регулярно рассказывала своей внучке о том, какая ей досталась неудачливая мать (т.е. Ольга), как она неправильно вышла замуж (за «морального урода»), как мало она (т.е. Ольга) тратит на нее, т.е. Машу, времени, тогда как она — бабушка — тратила на Ольгу куда больше времени и сил. В эти моменты Ольга восклицала: «Так что ж ты теперь мною недовольна? Сама воспитала — сама и кушай!» «Вот, я же говорила тебе, Машенька, — взрывалась в ответ бабушка, — неблагодарная она…» (поскольку выражения использовались в этих дискуссиях самые что ни на есть колоритные, я позволю себе их опустить).

Вобщем, Ольга была со своей матерью не согласна, действий ее не понимала и не принимала, хотя, в глубине души, на взаимопонимание со стороны своей матери очень надеялась. Поскольку же надежды сии были тщетны, разочарования были, напротив, исключительными, выливающимися в открытую вражду с противостоянием и регулярными боевыми действиями. Впрочем, эта история с матерью была лишь одним из стрессов в жизни Ольги. Кроме прочего, ее личная жизнь не складывалась никак, дочь проявляла все виды и формы протестующего поведения, на работе — хронический стресс и нестабильность. Не стать в такой ситуации эталонным невротиком нельзя. Вот, собственно, Ольга и стала.

Жил некогда один человек, он был мистиком и молился Единому Богу. И когда он молился, проходили перед ним хромой, голодный, слепец и отверженный; увидев их, он впал в отчаяние и в гневе воскликнул: «О Создатель, как можешь Ты быть Богом любви и ничего не делать ради того, чтобы помочь этим страдальцам?» В ответ не раздалось ни звука, но святой терпеливо ждал, и тогда в тишине прозвучал голос: «Я кое-что сделал для них… Я создал тебя».

Суфийская история

В какой-то момент она начала испытывать мучительные боли в животе, у нее возникали приступы слабости, ни с того ни с сего поднималась температура, начинался озноб, головокружение. Обращения к врачам долгое время эффекта не давали, она( была то у одного, то у другого специалиста, они предлагали Ольге на выбор с десяток диагнозов — и никакого положительного результата от терапии. Наконец Ольга оказалась в больнице, где ее обследовали и лечили неизвестно от чего. Она стала худеть, потеряла всякий интерес к жизни, и в конечном итоге кто-то из врачей наконец додумался показать ее психотерапевту.

Психотерапевт поставил единственно правильный диагноз: «маскированная депрессия» (это специфическая форма депрессии, когда основным проявлением этой болезни оказывается не сниженное настроение, которое, впрочем, у этих пациентов тоже наличествует, но беспричинные, не имеющие органической основы боли и прочие симптомы телесного недомогания). Короче говоря, Ольгу в конце концов госпитализировали в Клинику неврозов им. И. П. Павлова, где, собственно, мы с ней и встретились.

Депрессию Ольги лечили, как и положено, — антидепрессантами и психотерапией. Но, как я уже говорил, Ольга целиком и полностью фиксировалась на своих отношениях с дочерью, а о прочем и слышать не хотела. Ее удручало то, что Маша ее не понимает, о ней не беспокоится, думает только о себе, но и о себе толком не думает, поскольку учиться она не хочет и работать тоже. В результате Ольге приходится тащить на себе все и вся, тогда как сил у нее нет и в ближайшем будущем не предвидится. Разумеется, я должен был переговорить с Машей, чтобы выяснить, в чем дело. И эта беседа, которая состоялась у меня с матерью и дочкой, стоит того, чтобы пересказать ее максимально полно.

Все началось с того, что Ольга озвучила все свои претензии к Маше.

Ольга: Вот, полюбуйтесь! Три дня ей звонила, просила прийти, а ей, видите ли, некогда! Чем ты таким, интересно, у меня занимаешься?!

Маша: Не твое дело.

Психотерапевт: Ольга, я бы хотел, чтобы мы как-то в конструктивном русле эту беседу вели. Может быть, у Маши действительно были какие-то дела. Маша — были дела?

Маша: Были.

Психотерапевт: Я думаю, о них можно сказать.

Маша: Можно. У меня сейчас сессия, в смысле — зачетная неделя. Я не могу в первой половине дня приходить.

Психотерапевт: По-моему, вполне резонно.

Ольга: И ты хочешь сказать, что стала наконец в свое училище ходить?!

Маша: Это не мое, а твое училище! Знала бы, что ты так будешь на меня наезжать, я бы никогда в него не пошла!

Ольга: И что бы ты, интересно, делала?!

Маша: Нашла бы что!

Ольга: Вот видите, доктор, как она со мной разговаривает!

Психотерапевт: Я вижу, как вы друг с другом разговариваете. Если будете продолжать в том же духе, то мы сейчас закончим.

Маша: Да, не о чем разговаривать.

Ольга: Нет уж, есть о чем! Мы о тебе должны поговорить!

Психотерапевт: Хорошо. Ольга, вы можете мне сказать, в чем суть ваших претензий к Маше?

Ольга: Она мать не уважает, понимаете, доктор! Я сутками работаю, кормлю ее, одеваю, а ей хоть бы хны! Гулянки, парни, дискотеки!

Маша: Давай, давай! Попрекни дочь куском хлеба! Вот ничего от тебя больше не возьму!

Ольга: Да?! Ничего?! И за квартиру платить будешь?!

Маша: Я уйду из твоей квартиры, чтоб ты подавилась!

Ольга: Вот и катись!

Маша: Вот и покачусь!

Психотерапевт: Секундочку. Я могу вставить слово? Маша, насколько я понимаю, твоя мама вовсе не хочет, чтобы ты куда-то уходила из квартиры. Ведь правда, Ольга? (Ольга соглашается. ) Вот, не хочет. Но она беспокоится за твое будущее. Она хочет, чтобы ты училась, получила профессию и могла быть самостоятельной. Это естественное желание родителей — не избавиться от ребенка, но дать ему возможность чувствовать себя самостоятельным. Ольга, я все правильно говорю? (Ольга соглашается). Другое дело, что форма, в которой это благое пожелание подается, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Можно, наверное, и как-то иначе об этой своей озабоченности сообщить. Я прав, Ольга?

Ольга: Ну а как с ней говорить, если ей на меня плевать?!

Психотерапевт: Это вы почему так решили? Потому что она вам грубит? Но ведь и вы с ней на повышенных тонах разговариваете, подозреваете ее, во всех грехах обвиняете. По-моему, вполне естественно, что Маша обороняется. Ведь так, Маша?

Маша: Это ей на меня наплевать!

Психотерапевт: Маша, ты явно преувеличиваешь. По-моему, твоя мама, напротив, чересчур озабочена твоей судьбой. В противном случае зачем ей все это?

Ольга: Нет, но вы посмотрите! Я в больнице лежала два месяца, умирала там, есть не могла, похудела на 15 килограммов. А ведь она пришла всего два раза мать навестить, посидела три минуты и ушла!

Маша: Вот вы ее слушайте, слушайте! Я когда приходила — она к стенке отворачивалась и не разговаривала со мной. И что мне с ней, с такой, сидеть было, что ли?!

Психотерапевт: Мне представляется, что ситуация выглядела следующим образом. Твоя мама, Маша, плохо себя чувствовала и очень переживала. Наверное, любой на ее месте нуждается в помощи и поддержке. Ты пришла не сразу, а твоя мама обиделась на тебя, поскольку подумала, что ты недостаточно чуткая. Я не думаю, что этот вывод правильный, однако ее обиду понять можно. С другой стороны, Ольга, она ведь пришла, зачем было к стене отворачиваться?

Ольга: Мне было плохо!

Психотерапевт: Было настолько плохо, что вы не могли с Машей разговаривать? Или вы хотели показать ей таким образом, что вам плохо? Я думаю, что хотели показать. Она поняла это по-своему: что вы обижены и не хотите с ней разговаривать. Разумеется, она тоже на вас обиделась. Вы несколько перестарались в этих невербальных сообщениях и друг друга не поняли.

Человек, считающий свою жизнь бессмысленной, не просто несчастен, а плохо приспособлен к жизни.

Альберт Эйнштейн

Маша: Мама, но я действительно за тебя переживала. Но нельзя же меня все время вот так отпихивать!

Психотерапевт: Вы вообще обе специалистки по «отпихиванию» Можно я задам вам по вопросу? (Соглашаются. ) Ольга, вы любите свою дочь? Вы беспокоитесь о ней? Вы на нее зло держите? Мaша, слушай…

Ольга: Ну а как вы думаете?!

Психотерапевт: То, что я думаю, — не важно, важно, как в; Маше об этом скажете. Поймите, это действительно важно,

Ольга: Маша, ну я, конечно, люблю тебя. Мне, конечно, обидно, что ты так поступаешь, но…

Психотерапевт: Ольга, соберитесь, пожалуйста, и ответьте на мои вопросы.

Ольга: Маша, я тебя люблю. Я о тебе беспокоюсь. Я на тебя зла не держу, я просто беспокоюсь.

Психотерапевт: Маша, мама твоя. искренне говорит.

Маша: А зачем она тогда все эти спектакли устраивает?!

Психотерапевт: Маша, это другой разговор. Спектакли можно и убрать, было бы ради чего… Твоя мама думает, что «тебе на нее плевать». Я так не думаю, но она так думает. Если она ошибается, скажи ей об этом.

Маша: Чего я ей должна сказать?!

Психотерапевт: Я думаю, ты знаешь.

Маша: Ну хорошо. Мама, мне на тебя не наплевать.

Психотерапевт: Это то, что надо сказать маме?

Маша: Надо сказать ей, что я ее люблю.

Психотерапевт: А это не так?

Маша: Так, так, так! (Плачет. ) Только она не понимает, она меня отталкивает, она меня не любит!

Психотерапевт: Ольга…

Ольга: Ну, Машенька, ну что ты такое говоришь?.. Я тебя люблю, правда. (Плачет. ) Ты прости меня. Просто ты…

Психотерапевт: Вы можете оставить нюансы на потом?

Ольга: Машенька, прости меня… (Обнимает Машу)

Истина ничуть не страдает от того, если кто-либо ее не признает.

Иоганн Фридрих Шиллер

Психотерапевт: Маша, ты ничего не хочешь сказать?

Маша: Ну я же не хотела тебя обидеть…

Психотерапевт: 5 думаю, что обижать друг друга вы не хотели. Только вот у вас получилось… Знаете почему? Вы рассчитывали на взаимопонимание, а поговорить так ни разу и не смогли. Вы бы сначала поговорили, все выяснили — кто как к кому относится, а потом и предались бы своему взаимопониманию. Вы почему-то думаете, что «мама должна все понимать», «дочка должна все понимать». И ведь вы все понимаете! Разревелись тут… Чего ревете-то?.. Нормально это? — устроили вендетту на ровном месте. Чего делили-то? Если вы друг друга любите, а я в этом не сомневаюсь, надо находить друг к другу подходы. Не сидеть, не ждать, что все само собой случится. И при этом загадывать друг другу загадки. Одна пропадает — не скажет, где, а мать волнуется. Другая — к стенке отворачивается… Ну что, наревелись? Хорошо. Можно попросить вас об одолжении? (Соглашаются. ) Вы, пожалуйста, три дня не касайтесь нюансов и того, кто чего натворил. Просто говорите друг другу, как вы друг к другу относитесь, без уточнений. Если любите — говорите, что любите. И все! Сможете?

Ольга: Маша, надо попробовать.

Психотерапевт: Вот тоже задачку задал!

Маша: Все понятно.

Психотерапевт: У вас достаточно будет в жизни всяких разных напастей. Но если вы друг друга не будете поддерживать, кто будет вас поддерживать? Берегите то, что имеете, а то и вовсе с носом останетесь. Это ведь так просто сказать: «Я тебя люблю». Чего вы стесняетесь? И зачем вы отношения выясняете, если любите? Я не понимаю этого… Все, встретимся через три дня, дальше будем общий язык вырабатывать.

Разумеется, впоследствии мы выработали этот «общий язык», прояснили ожидания этих двух женщин относительно друг друга, скорректировали их, приблизив к реальности. Ольга рассказала Маше, почему она ведет себя так, как она ведет. Маша рассказала то же самое маме. Выяснилось, что они пытаются достичь одной и той же цели — взаимопонимания. Правда, методы, которые они использовали до сих пор, в чем мы могли убедиться, способствовали прямо противоположному результату. Почему? Потому что у них была иллюзия, что это взаимопонимание должно возникнуть само собой, причем исходить от противоположной стороны. А взаимопонимание, по крайней мере то, которое вообще возможно, достигается лишь при совместном движении друг другу навстречу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.