Трансформации: ангелы, демоны и мы, простые смертные

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Трансформации: ангелы, демоны и мы, простые смертные

«Эффект Люцифера» — моя попытка понять процессы трансформации, заставляющие хороших и обычных людей совершать плохие и дьявольские поступки. Мы попробуем ответить на фундаментальный вопрос: «Что заставляет людей творить зло?» Однако мы не станем обращаться к традиционному религиозному дуализму добра и зла, благодетельной природы и развращающего воспитания. Мы поговорим о реальных людях, занятых обычными делами, поглощенных работой, пытающихся остаться на плаву в зачастую бурных водах человеческой природы. Мы постараемся понять, какие трансформации происходят в их характерах, когда они сталкиваются с мощными ситуационными факторами.

Давайте начнем с определения зла. Я предлагаю очень простое, психологическое определение: зло — это осознанный, намеренный поступок, совершаемый с целью нанести вред, оскорбить, унизить, дегуманизировать или уничтожить других людей, которые ни в чем не виноваты; или использование личной власти и авторитета Системы для того, чтобы поощрять людей или позволять им совершать подобные поступки от ее имени. Коротко говоря, «зная, что такое хорошо, поступать плохо»[10].

От чего зависит эффективность человеческого поведения? Что определяет наши мысли и действия? Что заставляет некоторых вести моральную, добродетельную жизнь? Почему другие так легко скатываются к безнравственности и становятся преступниками? На чем основаны наши представления о человеческой природе? На предположении о том, что внутренние детерминанты ведут нас вверх, к вершинам добра, или вниз, в пучину зла? Достаточно ли внимания мы уделяем внешним факторам, определяющим наши мысли, чувства и действия? До какой степени человек является продуктом ситуации, момента, толпы? И есть ли поступок, совершенный кем-то из смертных, которого не смогли бы совершить мы с вами — никогда, ни при каких обстоятельствах?

Обычно мы прячемся за эгоцентричными и иллюзорными представлениями о том, что мы не такие, как все. Этот психологический щит позволяет нам верить, что по любому тесту, оценивающему добродетельность, наши показатели будут выше средних. Слишком часто сквозь толстую оболочку личной неуязвимости мы глядим вверх, на звезды, забывая при этом смотреть вниз, на скользкую дорогу под ногами. Такие эгоцентричные предубеждения чаще можно обнаружить в культурах, делающих акцент на личной независимости, например в странах Европы и в США, и реже в культурах, ориентированных на коллективное, например в Азии, Африке и на Среднем Востоке[11].

Во время нашего путешествия по пространствам добра и зла я попрошу вас поразмышлять над тремя вопросами. Хорошо ли вы знаете себя, свои достоинства и недостатки? На чем основано ваше знание себя — на анализе своего поведения в знакомых ситуациях или на тех случаях, когда вы сталкивались с совершенно новыми ситуациями, где привычные стратегии поведения теряли силу? И хорошо ли вы знаете тех, с кем чаще всего общаетесь — членов семьи, друзей, сотрудников и любимых? Одна из идей этой книги состоит в том, что наше знание себя обычно основано на весьма ограниченном опыте, полученном в знакомых ситуациях, где есть определенные правила, законы, политика и ограничивающие факторы. Мы ходим в школу, на работу, на вечеринки, ездим в отпуск; оплачиваем счета и платим налоги — изо дня в день, из года в год. Но что будет, если мы попадем в совершенно новую и незнакомую ситуацию, где наши привычки оказываются бесполезными? Например, переходя на новую работу, идя на первое свидание с незнакомцем, о котором узнали на сайте знакомств, вступая в какую-то организацию, оказываясь под арестом, записываясь в армию, вступая в секту или добровольно участвуя в эксперименте. Когда правила игры меняются, старые привычки не приводят к ожидаемым результатам.

В нашем путешествии, по мере того как мы будем сталкиваться с разными формами зла, я прошу вас постоянно спрашивать себя: «А как бы я поступил в этой ситуации?» На этом пути мы увидим геноцид в Руанде, массовое самоубийство и убийства прихожан Храма народов в джунглях Гайаны, резню в деревне Милай (Сонгми)[12] во Вьетнаме, ужасы нацистских концентрационных лагерей, пытки военной и гражданской полиции во всем мире, сексуальное насилие над прихожанами со стороны католических священников и изощренные методы мошенничества руководителей скандальных корпораций Enron и WorldCom. В итоге мы обнаружим общие качества всех этих злодеяний и посмотрим, как они проявились в недавно открывшихся злоупотреблениях по отношению к мирным жителям Ирака, заключенным тюрьмы Абу-Грейб. Благодаря исследованиям в сфере социальной психологии, в первую очередь благодаря эксперименту, получившему название «Стэнфордский тюремный эксперимент», мы найдем одну особенно важную нить, связывающую все эти злодеяния.

Зло: неизменное и внутреннее или изменчивое и внешнее?

Нам приятна мысль о том, что хороших людей от плохих отделяет непреодолимая пропасть. Как минимум по двум причинам. Во-первых, эта мысль порождает бинарную логику, согласно которой Зло можно рассматривать как отдельную сущность. Обычно мы воспринимаем Зло как некое качество, с рождения свойственное одним людям и не свойственное другим. Из плохих семян в конце концов вырастают плохие деревья. Такова уж их судьба. Мы считаем примерами подобных злодеев Гитлера, Сталина, Пол Пота, Иди Амина, Саддама Хусейна и других тиранов нашего времени, совершавших массовые убийства. Мы также считаем злодеями, хоть и не такими ужасными, наркоторговцев, насильников, торговцев людьми на рынке сексуальных услуг, мошенников, тех, кто обирает пожилых людей и запугивает наших детей.

Кроме того, дихотомия «добро — зло» снимает с «хороших людей» ответственность. Они могут позволить себе даже не задумываться о том, что тоже могут способствовать созданию или существованию условий, которые приводят к правонарушениям, преступлениям, вандализму, унижениям, запугиванию, изнасилованиям, пыткам, террору и насилию. «Так устроен мир, и его не изменить, по крайней мере, мне это не под силу».

Альтернативная точка зрения рассматривает зло как процесс. Она утверждает, что на злодеяния способен каждый из нас, для этого нужны лишь подходящие обстоятельства. В любой момент человек может проявить те или иные качества (скажем, интеллект, гордость, честность или порочность). Наш характер может меняться, сдвигаться к «хорошему» или к «плохому» полюсу человеческой природы. Такая точка зрения предполагает, что мы приобретаем те или иные качества на основании опыта, целенаправленного развития или внешнего вмешательства, например, когда та или иная способность открывает нам новые возможности. Короче говоря, мы учимся быть хорошими или плохими независимо от нашей наследственности, личностных особенностей или семейной истории[13] [14].

Альтернативные концепции: диспозиции личности, ситуационные и системные факторы

Итак, есть две точки зрения на зло: «зло как отдельная сущность» и «зло как процесс». Точно так же существует контраст между диспозициями личности[15] и ситуационными мотивами поведения. Как мы понимаем необычное поведение, неожиданные ситуации, аномалии, в которых не видим смысла, когда сталкиваемся с такими явлениями? Традиционный подход призывает нас определить врожденные качества личности, которые приводят к тому или иному поведению: генетическую наследственность, личные качества, характер, свободную волю и другие аспекты диспозиции, т. е. предрасположенности. Если мы столкнулись с жестоким поведением, нужно искать садистские черты личности. Если мы видим героический поступок, нужно искать гены, отвечающие за предрасположенность к альтруизму.

Недавно по Соединенным Штатам прокатилась целая серия перестрелок, в которых были убиты и ранены ученики и учителя средних школ[16]. В Англии два десятилетних мальчика похитили из торгового центра двухлетнего Джейми Балджера, а потом жестоко и хладнокровно его убили. В Палестине и Ираке молодые мужчины и женщины становятся террористами-смертниками. Многие жители европейских стран во время Второй мировой войны прятали евреев от нацистов, хотя и знали, что если их разоблачат, они и их семьи будут расстреляны. «Разоблачители» во многих странах мира рискуют свободой и жизнью, открыто обличая несправедливость и безнравственность лидеров своих стран. Почему?

Традиционные представления (распространенные среди тех, кто принадлежит к культуре, придающей особое значение индивидуализму) побуждают искать мотивы патологии или героизма внутри личности. Современная психиатрия ориентирована на диспозицию — как и современная клиническая психология, психология личности и психодиагностика. На этой концепции основаны практически все институты нашего общества — в том числе юридические, медицинские и религиозные. Они считают, что вину, болезнь и грех нужно искать внутри виновного, больного и грешника. Поиск причин начинается с вопроса «кто?». Кто несет ответственность? Кто это сделал? Кто виноват? Кто должен получить по заслугам?

А социальные психологи (такие как я), пытаясь понять причины необычного поведения, склонны избегать поспешных выводов о диспоцизии или предрасположенности. Они предпочитают начинать с вопроса «что?». Что за условия могут привести к тем или иным реакциям? Что за обстоятельства привели к данному поведению? Как воспринимали ситуацию ее участники? Социальные психологи спрашивают: в какой степени действия человека определяются внешними факторами, ситуационными переменными и процессами, уникальными для данной ситуации?

Концепция предрасположенности относится к ситуационному подходу, как медицинская модель здоровья относится к модели общественного здоровья[17]. Медицинская модель пытается найти источник болезни внутри пациента. По контрасту, исследователи — сторонники концепции общественного здоровья считают, что причины болезни находятся в окружающей среде, создавая благоприятные для нее условия. Иногда больной человек — конечный продукт патогенных факторов окружающей среды, и если эти факторы не изменить, они повлияют и на других людей, несмотря на все попытки улучшить здоровье отдельного человека. Например, в рамках диспозиционного подхода ребенку, у которого возникли проблемы с обучением, можно назначить множество медицинских и поведенческих средств, помогающих преодолеть эти проблемы. Но очень часто, особенно в бедных семьях, на мозг ребенка негативно влияет свинец, содержащийся в краске, которой красят стены дешевых арендованных квартир, а кроме того, он плохо учится из-за самой бедности — это ситуационный подход. Эти альтернативные точки зрения — не просто абстрактные вариации в рамках концептуального анализа. Они создают совершенно разные подходы к решению личных и социальных проблем.

Подобный анализ важен для всех нас, ведь в повседневной жизни мы все — психологи-самоучки, мы пытаемся выяснить, почему люди делают то, что делают, и что делать, чтобы они вели себя лучше. Но в западной индивидуалистической культуре редкий человек не заражен предубеждениями о предрасположенности. Мы склонны прежде всего искать мотивы, качества характера, наследственность и патологии отдельного человека. Пытаясь понять причины поведения других людей, мы обычно склонны переоценивать важность их личных качеств и недооценивать важность ситуационных факторов.

В следующих главах я предложу весомый набор доказательств в противовес диспозиционному подходу. Это расширит наши горизонты и позволит нам увидеть, как характер человека трансформируется под влиянием ситуации, где действуют мощные внешние силы. Люди и ситуации обычно находятся в состоянии динамического взаимодействия. Обычно мы считаем, что наша личность всегда неизменна во времени и пространстве. Но это далеко не всегда так. Работая в одиночестве, мы ведем себя иначе, чем когда находимся в группе; в романтичной обстановке мы проявляем себя иначе, чем в школе; общаясь с близкими друзьями, мы иные, чем в толпе незнакомцев; за границей мы ведем себя не так, как дома.

«Молот ведьм» и «окончательное решение» инквизиции

Один из первых документальных источников, в котором диспозиционный подход широко используется для различения зла и избавления мира от его пагубного влияния, можно найти в тексте, который стал библией инквизиции, — Malleus Maleficarum, «Молот ведьм»[18]. Это была настольная книга каждого судьи инквизиции. Она начинается с загадки, которую должен решить начинающий инквизитор: почему в мире, которым управляет добрый и всесильный Бог, существует зло? Возможный ответ: Бог допускает зло, чтобы испытать человеческие души. Уступите его искушениям — и отправитесь в ад; сопротивляйтесь ему — и вознесетесь на небеса. Но Бог сделал так, чтобы дьявол не смог сам влиять на людей, ведь он уже развратил Адама и Еву. Тогда дьявол решил найти посредников на Земле. Ими стали ведьмы — промежуточное звено между дьяволом и людьми, которых им предстоит совращать с пути истинного.

Чтобы положить конец злу, в католических странах стали находить и уничтожать ведьм. Нужны были методы, помогающие выявлять ведьм, заставлять их признаться в ереси, а потом уничтожать. Механизм выявления и уничтожения ведьм (который в наше время могли бы назвать «окончательным решением») был простым и незамысловатым: надо было узнать через шпионов, кого люди считают ведьмами или колдунами, проверить ведьмовскую природу подозреваемых, выбивая из них признания с помощью пыток, и убить тех, кто не прошел проверку. Нам трудно серьезно относиться к подобному примитивному мышлению, однако оно привело к созданию тщательно разработанной системы массового террора и пыток. В результате были истреблены тысячи людей — именно этот упрощенный взгляд на сложную проблему зла подбрасывал дров в костры инквизиции. «Ведьмы» стали отдельной презренной категорией. Это позволяло найти простое и понятное решение проблемы социального зла: достаточно просто обезвредить столько носителей зла, сколько удается найти, а потом замучить их, сварить в масле или сжечь на костре.

Поскольку церковью и ее альянсами с государством управляли мужчины, неудивительно, что ведьмами чаще всего объявляли женщин, а не мужчин. Подозреваемые обычно были маргиналами или чем-то угрожали церкви: это были вдовы, бедные, уроды, калеки, а иногда слишком гордые и сильные люди. Ужасный парадокс инквизиции состоит в том, что горячее и зачастую искреннее желание искоренить зло привело к злодеяниям таких масштабов, каких прежде не видел мир. В этом процессе государство и церковь использовали орудия и методы пыток, ставшие вопиющим извращением любых идеалов человеческой добродетели. Удивительная природа человеческого разума, способная создавать великие произведения искусства, науку и философию, была извращена до крайности и породила «творческие» методы жестокости, предназначенные для того, чтобы сломать волю человека. Орудия ремесла инквизиции до сих пор используются в тюрьмах всего мира, в военных и гражданских исправительных заведениях, где пытки — обычное дело (как мы увидим позже, когда будем говорить о тюрьме Абу-Грейб)[19].

Системы создают нисходящие иерархии власти

Я обратил внимание на власть систем, когда понял, как общественные институты создают механизмы, воплощающие их идеологию — скажем, о причинах зла — в реальные процессы и методы, например в охоту на ведьм. Другими словами, мои представления о человеческом поведении стали значительно шире, когда я глубже разобрался в том, каким образом возникают ситуационные условия, как их формируют факторы более высокого порядка — факторы систем власти. Чтобы понять сложные модели поведения, необходимо принимать во внимание не только предрасположенность и ситуацию, но и влияние системы.

Жестокие, незаконные или безнравственные поступки представителей силовых ведомств — полицейских, служащих исправительных учреждений и солдат — принято считать чем-то вроде «ложки дегтя в бочке меда». Считается, что такие поступки — редкое исключение из правил. Те, кто их совершал, находятся по одну сторону непроницаемой границы между добром и злом, а все остальные, «бочка меда» — по другую сторону. Но кто это определяет? Обычно это делают те, кто защищает Систему. Они хотят изолировать проблему, чтобы направить внимание в выгодном для себя направлении и снять ответственность с тех, кто находится «наверху» и виновен в создании тяжелых условий труда или несет ответственность за отсутствие контроля и руководства. Привычка все объяснять «ложкой дегтя» игнорирует «бочку меда» и ее возможности развращать тех, кто к ней принадлежит. Системный анализ, напротив, занимается создателями «бочки», теми, кто обладает властью решать, какой будет эта «бочка».

Именно властвующая элита, производители «бочки», оставаясь за кулисами, часто создают условия жизни для всех нас, кому существовать в среде, возникшей благодаря все той же элите. Социолог Чарльз Райт Миллс прекрасно описывает эту «черную дыру» власти:

«Властвующая элита состоит из тех, чье положение позволяет оставаться вне тех условий, в которых живут обычные люди; их положение позволяет им принимать решения, имеющие серьезные последствия. Принимают ли они такие решения или нет — имеет меньшее значение, чем сама значимость их положения: их отказ действовать, отказ принимать решения сами по себе зачастую имеют более важное значение, чем их решения как таковые. Они стоят во главе обширных иерархий и организаций современного общества, они управляют большими корпорациями, руководят государственной машиной и утверждают ее прерогативы. Они возглавляют военные организации, они занимают стратегические командные посты в социальной структуре, где сегодня сосредоточены эффективные средства власти, а также богатство и известность, которыми наслаждаются представители „элиты“».[20]

Если интересы представителей разных групп политической власти совпадают, они начинают определять реальность, в которой мы живем, — как предвидел Джордж Оруэлл в романе «1984». Военно-корпоративно-религиозный комплекс — окончательная мегасистема, управляющая сегодня основными ресурсами страны и качеством жизни большинства американцев.

Власть создавать «врага»

Когда власть испытывает постоянный страх, она становится страшна.

Эрик Хоффер. Страстное состояние ума (The Passionate State of Mind)

Власти предержащие обычно не совершают злодеяний сами, как и главари мафии, которые оставляют грязную работу рядовым «бойцам». Системы создают иерархии, где влияние и связи направлены сверху вниз — и лишь очень редко снизу вверх. Если властвующая элита хочет уничтожить враждебное государство, она обращается к экспертам по пропаганде, которые разрабатывают программу ненависти. Что может заставить граждан одной страны настолько возненавидеть граждан другой, чтобы начать их изолировать, пытать и даже убивать? Для этого нужен «образ врага», психологическая конструкция, глубоко укореняемая в умах граждан страны с помощью пропаганды, которая превращает других людей во «врагов». «Образ врага» — самый сильный мотив для солдата, он заряжает его оружие патронами ненависти и страха. Образ страшного врага, угрожающего личному благополучию граждан и национальной безопасности страны, заставляет матерей и отцов отправлять сыновей на войну и позволяет правительствам расставлять приоритеты по-новому, заменяя орудия труда орудиями войны.

Это делается с помощью слов и образов. Перефразируя старую пословицу, когда слово бьет, то и палка не нужна. Все начинается с создания стереотипных представлений о «другом», с дегуманизированного образа «другого», как никчемного или как всесильного, демонического, абстрактного монстра, несущего тотальную угрозу нашим самым дорогим ценностям и убеждениям. В атмосфере всеобщего страха, когда вражеская угроза кажется неизбежной, разумные люди начинают вести себя абсурдно, независимые люди подчиняются бессмысленным приказам, мирные люди превращаются в воинов. Выразительные и зловещие образы врага на плакатах, на телевидении, на обложках журналов, в кино и в Интернете запечатлеваются в глубинах лимбической системы, структуры примитивного мозга, и этот процесс сопровождается сильными чувствами страха и ненависти.

Социальный философ Сэм Кин блестяще описывает, как пропаганда практически любой страны, которая готовится к войне, создает «образ врага», и демонстрирует трансформирующее влияние «образа врага» на душу человека[21]. Желания устранить эту угрозу оправдывают вторичные, искусственные объяснения, предназначенные для официальных документов. Они нужны не для того, чтобы критически оценить будущие — или уже существующие — жертвы и разрушения.

Самый крайний случай применения «образа врага» — это, конечно же, геноцид, спланированное уничтожение одним народом всех тех, кого велено считать его врагами. Мы знаем о том, каким образом пропагандистская машина Гитлера превратила соседей, сотрудников и даже друзей-евреев в презираемых врагов государства, заслуживающих «окончательного решения». Этот процесс стартовал с учебников для начальной школы, где евреев стали изображать презренными и не достойными ни малейшего сострадания. Здесь я хотел бы кратко рассмотреть недавний пример геноцида и изнасилований как оружия против человечности. Затем я покажу, как один аспект этого сложного психологического процесса, аспект дегуманизации, можно исследовать в условиях управляемого эксперимента, изолируя важнейшие элементы для систематического анализа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.