Преступления против человечности: геноцид, изнасилования и террор

Преступления против человечности: геноцид, изнасилования и террор

Не менее трех тысяч лет мировая литература убеждает нас, что любой человек и любое государство способны творить зло. В летописи Троянской войны Гомера Агамемнон, полководец греческой армии, говорит своим людям перед сражением с врагами:

Чтоб никто не избег от погибели черной

И от нашей руки; ни младенец, которого матерь

Носит в утробе своей, чтоб и он не избег! Да погибнут

В Трое живущие все и, лишенные гроба, исчезнут![22]

Эти ужасные слова принадлежат достойному гражданину одного из самых цивилизованных государств того времени, родины философии, юриспруденции и классической драмы.

Мы живем в «век массовых убийств». В XX веке более 50 млн человек стали жертвами систематических убийств, узаконенных правительствами и исполняемых солдатами и гражданскими лицами, охотно выполняющими приказ убивать. Начиная с 1915 г. в Оттоманской Турции были убиты 1,5 млн армян. В середине XX века нацисты ликвидировали не менее 6 млн евреев, 3 млн советских военнопленных, 2 млн поляков и сотни тысяч представителей «нежелательных» народов. Советская империя Сталина уничтожила 20 млн русских, политика Мао Цзэдуна привела к еще большему числу смертей — было убито около 30 млн граждан Китая. В Камбодже коммунистический режим красных кхмеров уничтожил 1,7 млн жителей своей страны. Партия «Баас» Саддама Хусейна обвиняется в убийствах 100 000 курдов в Ираке. В 2006 г. разразился геноцид в суданской провинции Дарфур, которого почти весь мир предпочел не заметить[23].

И почти те же слова, которые произнес Агамемнон три тысячелетия назад, прозвучали совсем недавно, в далекой африканской стране Руанде, когда представители господствующего народа хуту принялись истреблять своих соседей, принадлежащих к этническому меньшинству тутси. Одна женщина, жертва этого геноцида, вспоминает, как один из мучителей сказал ей: «Мы собираемся убить всех тутси, и когда-нибудь дети хуту будут спрашивать, как выглядели дети тутси».

Изнасилование Руанды

Миролюбивые представители народа тутси, граждане центральноафриканской страны Руанды, однажды обнаружили, что оружием массового поражения могут быть простые мотыги. Систематическое уничтожение тутси их соседями, хуту, началось весной 1994 г. В течение нескольких месяцев геноцид охватил всю страну. Батальоны смерти, вооруженные мотыгами и дубинками, усыпанными гвоздями, убивали тысячи невинных мужчин, женщин и детей. В отчете Организации Объединенных Наций сказано, что за три месяца было убито от 800 000 до 1 млн руандийцев. Эта резня стала самой жестокой за всю историю Африки. Было уничтожено три четверти населения тутси.

По приказу властей хуту убивали бывших друзей и ближайших соседей. Десять лет спустя один убийца-хуту сказал в интервью: «Хуже всего было убивать соседа; мы часто вместе выпивали, его коровы паслись на моей земле. Он был мне почти родственником». Одна женщина-хуту описала, как забила до смерти соседских детей, смотревших на нее с наивным изумлением, потому что их семьи всю жизнь жили по соседству и дружили. Она вспоминает, как какой-то государственный чиновник сказал ей, что тутси — их враги. Потом он дал ей дубинку, а ее мужу — мотыгу, чтобы они могли устранить эту угрозу. Она оправдывала свои действия тем, что оказывала детям «услугу» — если бы она не убила их, они стали бы беспомощными сиротами, ведь их родители были уже убиты.

До недавних пор систематическим изнасилованиям руандийских женщин как тактике террора и духовного уничтожения почти не уделяли внимания. По некоторым данным, изнасилования начались с того, что лидер хуту, майор Сильвестр Кекумбиби, сперва изнасиловал дочь своего бывшего друга-тутси, а потом отдал ее на растерзание другим мужчинам. По ее словам, он сказал ей: «Мы не будем тратить на тебя пули; мы тебя изнасилуем, и это будет гораздо хуже».

В истории были подобные случаи — например, изнасилования китайских женщин японскими солдатами в Нанкине (далее мы поговорим об этом подробнее). Но тогда, на фоне других событий, эти ужасы остались незамеченными, и китайцы не желали их вспоминать, а тем более о них рассказывать. Но о психологических мотивах изнасилований руандийских женщин известно довольно много[24].

Жители деревни Бутаре оказали сопротивление ополченцам хуту, и временное правительство отправило туда специального представителя, чтобы подавить «восстание». Посланница занимала пост министра по делам семьи и женщин, она была любимой дочерью деревни Бутаре — здесь она выросла. Ее звали Полин Ньирамасухуку, она принадлежала к народу тутси, была в прошлом социальным работником и читала лекции о правах женщин. Она была единственной надеждой этой деревни. Но эта надежда не оправдалась. Полин приготовила ужасную ловушку. Она объявила жителям деревни, что на местном стадионе Красный Крест обеспечит им питание и убежище; на самом деле на стадионе их ждали вооруженные головорезы-хуту (интерахамве). В итоге почти все жители деревни были убиты. Их расстреляли из пулемета, в толпу безоружных, ничего не подозревающих людей бросали гранаты, а оставшихся в живых по одному добивали мотыгами.

Полин отдала солдатам приказ: «Прежде чем убить женщин, вы должны их изнасиловать». Другой группе головорезов она приказала сжечь живьем семьдесят женщин и девочек, которых они взяли в плен, и даже принесла для этого бензин из своей машины. Она снова побуждала мужчин насиловать своих жертв перед тем, как их убить. Один парень сказал переводчику, что солдаты не могли никого изнасиловать, потому что «убивали весь день и устали. Мы только разлили бензин по бутылкам, облили женщин и подожгли».

Одну девушку по имени Роуз изнасиловал сын Полин, Шалом. Он заявил, что мать «разрешила» ему насиловать женщин-тутси. Эту девушку единственную оставили в живых, чтобы она могла предоставить Богу отчет об этом геноциде. Ей пришлось наблюдать, как насилуют ее мать и убивают еще двадцать ее родственников.

В отчете ООН указано, что всего за несколько тех ужасных месяцев было изнасиловано как минимум 200 000 женщин, и многие из них позже были убиты. «Некоторых насиловали копьями, стволами ружей, бутылками и ветками банановых деревьев. Половые органы калечили мотыгами, обливали их кипящей водой и кислотой; им отрезали грудь» (с. 85).

«Более того, изнасилования, совершавшиеся обычно по очереди, как правило, сопровождались другими физическими пытками и происходили на глазах у зрителей, что позволяло максимально терроризировать и запугивать их» (с. 89). Все это использовалось и для укрепления социального единства среди убийц-хуту. Дух товарищества среди мужчин часто является побочным продуктом групповых изнасилований.

Жестокость и бесчеловечность не знали границ. «На глазах у мужа 45-летнюю руандийку изнасиловал ее 12-летний сын — интерахамве приставил тесак к его горлу, а остальных пятерых маленьких детей заставляли раздвинуть ей ноги» (с. 116). В Руанде до сих пор продолжается стремительное распространение СПИДа среди выживших жертв изнасилований. «Используя страшную болезнь как апокалиптический кошмар, как биологическое оружие, вы уничтожаете саму возможность продолжения рода, насылая смерть на будущие поколения», — пишет Чарльз Строзье, профессор истории Колледжа уголовного права им. Джона Джея в Нью-Йорке (с. 116).

Как же подступиться хотя бы немного к пониманию тех сил, которые превратили Полин в преступницу нового типа: женщину — врага женщин? В этом могут помочь данные истории и социальной психологии, объясняющие, как распределяются в обществе статус и власть. Во-первых, эта женщина попала под влияние общего представления о том, что женщины-хуту имеют более низкий статус по сравнению с красивыми и высокомерными женщинами-тутси. Тутси выше ростом, у них более светлая кожа и более «европейские» черты лица. Поэтому они больше нравятся мужчинам, чем женщины-хуту.

Расовые различия между тутси и хуту были искусственно созданы бельгийскими и немецкими колонизаторами в начале XX века, потому что им нужно было как-то отличать друг от друга племена, члены которых в течение многих столетий вступали в смешанные браки, говорили на одном языке и разделяли одну религию. Они выдали всем руандийцам удостоверения личности, где было указано, к какому племени относится человек, к большинству, хуту, или к меньшинству, тутси. При этом тутси обычно были лучше образованы и занимали высокие административные должности. Это стало еще одной причиной скрытой мстительности Полин. Кроме того, она была «выскочкой», единственной женщиной в правительстве, и ей нужно было продемонстрировать начальству лояльность, повиновение и патриотическое рвение. Поэтому она стала организатором преступлений, которых женщины никогда раньше не совершали. Кроме того, массовые убийства и изнасилования было легче провоцировать, называя их просто абстрактными «мерами» и обзывая тутси дегуманизирующим прозвищем: это были «тараканы», которых нужно было «истребить». Вот живое документальное свидетельство: в «образе врага» лица были раскрашены в цвета ненависти, а холст уничтожен.

По словам Николь Бержевен, адвоката Полин на процессе, связанном с ее участием в геноциде, невозможно представить, что человек преднамеренно вдохновлял на такие чудовищные преступления: «Участвуя в судебных процессах, связанных с убийствами, понимаешь, что все мы уязвимы. Мы не можем себе представить, что способны на подобные действия. Но постепенно понимаешь, что это может случиться с каждым. Это могло случиться со мной, это могло случиться с моей дочерью. Это могло случиться с вами» (с. 130).

Еще ярче подтверждает один из основных тезисов этой книги профессиональное мнение Элисон де Форже из правозащитной организации Human Rights Watch, которая исследовала множество подобных варварских преступлений. Де Форже призывает нас увидеть в этих злодеяниях наше собственное отражение:

«Возможность подобного поведения таится в глубинах каждого из нас. Упрощенные представления о геноциде позволяют нам дистанцироваться от тех, кто его совершает. Эти люди так ужасны, что мы не можем и помыслить, что способны на что-то подобное. Но если вспомнить невероятное давление, которое испытывали на себе эти люди, мы вынуждены признать их человечность — и это вызывает тревогу. Мы вынуждены объективно взглянуть на ситуацию и спросить себя: „А как бы я поступил на их месте?“ Иногда ответ неутешителен» (с. 132).

Французский журналист Жан Хатцфельд взял интервью у десяти ополченцев-хуту, отбывающих наказание за убийства тысяч мирных тутси[25]. Признания этих людей — фермеров, ревностных христиан и даже одного бывшего учителя — ужасающе бесстрастная и безжалостная хроника немыслимой жестокости. Слова этих людей вынуждают нас снова и снова встречаться с невообразимым: человек может забыть о собственной человечности ради бессмысленной идеологии, выполняя и перевыполняя приказы харизматичных лидеров, призывающих убивать всех, кого они объявляют «врагами». Вот несколько таких свидетельств, перед которыми бледнеет даже «Хладнокровное убийство»[26] Трумена Капоте.

«Я стал убивать так часто, что в этом уже не было ничего особенного. Я хочу, чтобы вы поняли: от первого человека, которого я убил, и до последнего я не пожалел ни об одном из них».

«Мы выполняли приказ. Когда мы строились, то испытывали какой-то подъем. Мы собирались в команды на футбольном поле и шли на охоту, как единомышленники».

«Любому, кто не хотел убивать, потому что жалел этих людей, нужно было следить за своими словами, чтобы не выдать своих сомнений, иначе его могли обвинить в предательстве».

«Мы убили всех, кого нашли [спрятавшимися] в кустах. Мы не выбирали, не ждали и не боялись. Мы резали знакомых, резали соседей, резали всех».

«У нас были соседи-тутси — мы знали, что они ни в чем не виноваты, но мы думали, что это из-за тутси у нас такая тяжелая жизнь. Мы больше не смотрели на них по отдельности, мы уже не узнавали в них тех, кем они были, даже друзей и соседей. Они стали угрозой, большей, чем все, что мы пережили вместе с ними, большей, чем наша дружба. Мы так рассуждали и поэтому убивали».

«Когда мы ловили тутси на болотах, мы не считали их людьми. Я имею в виду, такими же людьми, как мы, с такими же мыслями и чувствами. Охота была жестокая, охотники тоже были жестокими, жертвы были жестоки — жестокость была сильнее разума».

Особенно волнующее свидетельство зверских убийств и изнасилований принадлежит Берте, выжившей женщине тутси. В то же время оно иллюстрирует тему, к которой мы скоро вернемся:

«Я и раньше знала, что человек может убить другого человека. Такое происходит сплошь и рядом. Теперь я знаю, что даже человек, с которым вы делили еду, с которым вы рядом спали, даже он может вас убить просто так. Самый близкий сосед может запросто вас убить: вот чему меня научил этот геноцид, и мои глаза больше не смотрят на мир так, как раньше».

В книге «Рукопожатие с дьяволом» (Shake Hands with the Devil)[27] генерал-лейтенант Ромео Даллер, командующий силами ООН в Руанде, приводит ужасающие описания того, что он видел. Благодаря своей героической изобретательности он смог спасти тысячи людей. Но этот бесстрашный военный командир чувствовал себя опустошенным, потому что не всегда мог добиться действенной помощи от Организации Объединенных Наций, хотя она могла бы предотвратить множество других злодеяний. В итоге у него развилось тяжелое посттравматическое стрессовое расстройство — психологическое последствие резни[28].

Изнасилования в Нанкине, Китай

Жестокость, связанная с изнасилованиями, настолько выразительна и ужасна, и в то же время ее так легко себе представить, что она становится символом других, поистине невообразимых злодеяний войны. В течение всего нескольких кровавых месяцев 1937 г. японские солдаты забили до смерти от 260 000 до 350 000 мирных жителей Китая. Погибло больше людей, чем во время атомных бомбардировок в Японии, и больше, чем мирных жителей в большинстве европейских стран во время Второй мировой войны.

Кроме количества убитых нам важно знать «творческие» методы, придуманные мучителями и делающие даже смерть желанной. Писательница Айрис Чанг провела расследование этих ужасных событий и обнаружила, что мужчин-китайцев использовали как чучела во время обучения обращению со штыком и «соревнований» по обезглавливанию. Было изнасиловано от 20 000 до 80 000 женщин. Солдаты часто этим не ограничивались — они разрезали женщинам животы, отрезали груди, живьем прибивали своих жертв гвоздями к стене. Отцов заставляли насиловать своих дочерей и сыновей, а матерей и других членов семьи — наблюдать за этим[29].

Война порождает жестокость и оправдывает варварское обращение со всеми, кто считается «врагом», недочеловеком, демоном, другим. Насилие в Нанкине приобрело печальную известность благодаря ужасающим крайностям, к которым прибегали солдаты, чтобы унизить и уничтожить невинных мирных жителей, «вражеское население». Но если бы эти события были чем-то исключительным, а не обычным фрагментом полотна истории бесчеловечного отношения к мирным людям, можно было бы подумать, что это какая-то аномалия. Но это не так. Британские солдаты убивали и насиловали мирных жителей во время войны за независимость в Америке. В конце Второй мировой войны и в 1945–1948 гг. солдаты Советской армии изнасиловали около 100 000 берлинских женщин. Помимо изнасилований и убийств более 500 мирных жителей в 1968 г. во время резни в Милай (Сонгми), согласно недавно обнародованным секретным материалам Пентагона, было еще 320 случаев злодеяний американцев против мирного населения во Вьетнаме и Камбодже[30].

Дегуманизация и отключение внутреннего контроля в лабораторных условиях

Предположим, что почти все люди почти всегда следуют моральным принципам. Но давайте представим себе, что моральные принципы — это нечто вроде рычага переключения передач, который иногда оказывается в нейтральном положении. И когда это происходит, мораль «отключается». Если при этом «машина» оказалась на склоне, она вместе с водителем покатится вниз. И тогда все зависит от обстоятельств, а не от умений или намерений водителя. Мне кажется, эта простая аналогия хорошо иллюстрирует одну из основных тем теории отключения внутреннего контроля, которую разработал мой коллега из Стэнфорда Альберт Бандура. В следующих главах мы рассмотрим эту теорию, которая объясняет, почему хорошие люди иногда совершают плохие поступки. Я хочу обратиться к экспериментальному исследованию, которое провели А. Бандура и его ассистенты. Оно прекрасно иллюстрирует ту легкость, с которой моральные принципы можно «отключить» с помощью методов, дегуманизирующих потенциальную жертву[31]. Давайте рассмотрим прекрасный эксперимент Бандуры, демонстрирующий всю мощь методов дегуманизации, когда всего одного слова оказывается достаточно, чтобы вызвать агрессию по отношению к жертве. Давайте посмотрим, как проходил этот эксперимент.

Представьте себе, что вы — студент колледжа и добровольно вызвались участвовать в исследовании, посвященном решению проблем в группе. Вы входите в команду из трех человек, двое других — тоже студенты вашего колледжа. Ваша задача состоит в том, чтобы помочь студентам из другого колледжа улучшить навыки решения проблем в группе, наказывая их за ошибки. Наказанием служат удары током; от пробы к пробе силу тока можно увеличивать. Ассистент записывает ваши имена, имена участников группы ваших «учеников» и уходит, чтобы сообщить экспериментатору, что можно начинать исследование. Всего будет десять проб, и каждый раз вы можете сами определять силу удара током, который получат студенты другой группы, сидящие в соседней комнате.

Тут вы «случайно» слышите, как ассистент по внутренней связи жалуется экспериментатору, что студенты другой группы — «какие-то животные». Эта «случайность» — тоже часть сценария эксперимента, но вы этого не знаете. Есть еще две группы, куда случайным образом попали другие студенты, такие же, как и вы. Ассистент называет студентов из этих других групп «хорошими ребятами» или вообще ничего о них не говорит.

Оказывают ли эти простые слова какое-то влияние на ваше поведение? Сначала кажется, что нет. В первой пробе все группы отвечают одинаково и получают удары низкой силы, примерно второго уровня. Но скоро оказывается, что комментарии ассистента о незнакомых студентах из других групп все-таки имеют значение. Если вы ничего не знаете о своих «учениках», то постоянно выбираете среднюю силу тока, примерно пятого уровня. Если вы считаете их «хорошими ребятами», то относитесь к ним гуманнее и выбираете значительно более низкую силу тока, близкую к третьему уровню. А к тем, кого обозвали «животными», вы не испытываете ни малейшего сострадания. И когда те ошибаются, вы выбираете все более высокую силу тока, значительно превышающую силу тока в других группах. Вы устойчиво продвигаетесь к восьмому уровню.

Давайте задумаемся о тех психологических процессах в вашей голове, которые запускают простые слова ассистента. Вы случайно услышали, как незнакомый вам человек говорит какому-то «боссу», которого вы никогда не видели, что другие студенты — это «животные». Эта единственная оценка меняет ваше отношение к этим другим. Она стирает из вашей памяти образы друзей-сокурсников, которые не так уж отличаются от вас. И тем самым эта оценка оказывает мощное влияние на ваше поведение. Последующие рационализации, к которым прибегали студенты, чтобы объяснить, почему они выбирали такую большую силу тока для студентов-«животных», «давая им хороший урок», оказались не менее удивительными. Этот контролируемый эксперимент, исследующий скрытые психологические процессы, которые происходят в ситуациях реального насилия, мы подробнее обсудим в главах 12 и 13, когда будем говорить о том, как психологи-бихевиористы исследуют различные аспекты психологии зла.

Ужасные образы тюрьмы Абу-Грейб

Наша способность произвольно «включать» и «выключать» свои моральные принципы… объясняет, почему люди могут быть ужасающе жестоки в один момент и полны сострадания в следующий.

Альберт Бандура[32]

Я написал эту книгу, потому что хотел лучше понять, как и почему солдаты американской военной полиции в тюрьме Абу-Грейб в Ираке совершали физическое и психологическое насилие по отношению к заключенным. В мае 2004 г. фотоснимки этих злоупотреблений облетели весь мир, и все мы впервые в истории своими глазами увидели, как американцы, мужчины и женщины, применяют невообразимые пытки к мирным людям, которых они вроде бы должны были охранять. Мучители и жертвы были запечатлены в большой коллекции цифровых документов, наглядно подтверждающих порочность солдат, участвовавших в этих жестоких эскападах.

Зачем они сохраняли фотографические доказательства своих незаконных действий? Ведь они понимали, что если снимки кто-нибудь увидит, то неприятностей не избежать. На этих «трофейных фотографиях», напоминающих снимки охотников прошлого, позирующих на фоне убитых животных, мы видим улыбающихся мужчин и женщин, издевающихся над «этими животными». На снимках мы видим, как заключенных избивают руками, кулаками и ногами; прыгают им на ноги; мы видим раздетых донага людей с мешками на головах, выстроенных в ряды и пирамиды; мы видим мужчин с женскими трусами на голове; мы видим, как мужчин-заключенных заставляют мастурбировать или имитировать фелляцию, а улыбающиеся женщины-охранницы с энтузиазмом снимают все это фотоаппаратом и видеокамерой; мы видим заключенных, подвешенных на балках камер; стоящих на четвереньках в собачьих ошейниках; мы видим, как людей травят служебными бойцовскими собаками.

Каноническим образом, который рикошетом отлетел из этой темницы на улицы Ирака, а оттуда — во все уголки земного шара, стал образ «человека-треугольника»: заключенный в треугольном капюшоне стоит на картонном ящике в напряженной позе с вытянутыми руками, а к его пальцам присоединены электропровода. Ему сказали, что если от усталости он упадет с ящика, то получит удар током и умрет, как на электрическом стуле. Неважно, что провода никуда не ведут; важно, что человек, запечатленный на этом снимке, поверил в эту ложь. Можно только догадываться, что он испытывал. Были еще более отвратительные фотографии, которые американское правительство решило не показывать общественности, потому что они, без всяких сомнений, нанесли бы сокрушительный удар по репутации американских войск, по администрации президента Буша и окончательно подорвали бы доверие к ним. Я видел сотни этих снимков, и они действительно ужасны.

Я был по-настоящему шокирован при виде таких страданий, такой демонстрации высокомерия, таких бесчеловечных оскорблений и унижений беспомощных заключенных. Я был поражен и тем, что одна из участниц всех этих зверств, девушка, которой едва исполнился двадцать один год, назвала все эти ужасы «просто шутками и играми».

Я был потрясен, но не удивлен. СМИ и «обычные люди» всего мира не могли понять, как эти семь мужчин и женщин, которых военное начальство объявило «плохими солдатами» и «ложкой дегтя в бочке меда», могли творить такие ужасы. Но я задавал себе другой вопрос: какие обстоятельства сложились в этом тюремном блоке? Каким образом они побудили хороших солдат совершать такие плохие поступки? Безусловно, ситуационный анализ подобных преступлений не оправдывает их с нравственной точки зрения. Скорее, я хотел найти смысл в этом безумии. Я хотел понять, как и почему характеры этих молодых людей подверглись столь сильной трансформации за столь короткое время. Что было в этой ситуации такого, что заставило их творить все эти невероятные вещи?

Параллельные вселенные: Абу-Грейб и Стэнфордская тюрьма

Я был потрясен образами и историями злоупотреблений по отношению к заключенным в «театре ужасов» Абу-Грейб.

Но не удивлен. И не случайно. Ведь раньше я уже видел нечто подобное. Тридцать лет назад я стал свидетелем не менее устрашающих сцен. Это было в ходе проекта, которым я руководил и который сам же и создал: голые заключенные, закованные в цепи, с мешками на головах; охранники, наступающие на спины заключенных, которые отжимаются от пола; охранники, подвергающие заключенных сексуальным унижениям; заключенные, переживающие невероятный стресс. Некоторые кадры, снятые во время моего эксперимента, почти в точности повторяли фотографии, сделанные в той далекой, печально известной иракской тюрьме Абу-Грейб.

Студенты колледжа, игравшие роли охранников и заключенных в экспериментальной тюрьме, которую мы создали в Стэнфордском университете летом 1971 г., почти в точности повторяли действия реальных охранников в реальной иракской тюрьме в 2003 г. И я не только видел все это своими глазами, я нес личную ответственность за создание условий, в которых подобные злоупотребления стали возможны. Как научный руководитель проекта, я разработал эксперимент, в рамках которого нормальные, здоровые, интеллектуально развитые студенты колледжа случайным образом получали роли охранников или заключенных во вполне реалистичной экспериментальной «тюрьме», где им предстояло провести несколько недель. Мы с моими ассистентами Крейгом Хейни, Кертисом Бэнксом и Дэвидом Джаффе хотели лучше понять некоторые мотивы, движущие психологией заключенного.

Как обычные люди приспосабливаются к обстановке такого учреждения? Как дисбаланс власти между охранниками и заключенными отражается в их повседневном взаимодействии? Если поместить хороших людей в плохое место, что победит — люди или место? Можно ли избежать насилия, обычного для большинства реальных тюрем, в тюрьме, где содержатся хорошие мальчики из среднего класса? Вот некоторые вопросы, которые мы хотели исследовать в ходе эксперимента, который начинался как простой опыт из области тюремной жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.