За что мы нравимся

За что мы нравимся

Внешность — не единственный фактор, от которого зависит наше отношение к людям. Когда мы знакомимся с человеком, то, помимо внешности, отмечаем сразу же и иные его свойства, усиливающие или, наоборот, снижающие впечатление, которое произвела на нас его внешность. Мы отмечаем склад ума, вкусы, привычки, чувство юмора у нового знакомого. Существуют и определенные сложившиеся представления о том, каким должен быть положительный человек. Так, многие из нас убеждены, что девушка должна быть красивой, а мужчина — умным. Если разобраться, требование достаточно жестокое: ясно, не все девушки красивы, так же как не все мужчины очень умны (ведь, говоря «умный», мы подразумеваем, что он умнее других, умнее большинства, выделен из большинства). Получается, мы готовы признать достойными внимания только какую-то привилегированную часть сограждан, определяя всех остальных на порядок ниже. В повседневной жизни мы, конечно, не задумываемся, не анализируем так глубоко этот стереотип, как и все другие стереотипы, будто бы не принимаем всерьез. Но он задерживается в сознании, пускает корни, и избавиться, отойти от него, оказывается, не всегда легко.

Следующее обстоятельство, от которого зависит возникновение симпатии, — несходство или сходство партнеров. Часто говорят — эти люди сошлись оттого, что похожи друг на друга. Не менее часто говорят, что сошлись люди как раз оттого, что очень непохожи. В зависимости от ситуации значимым оказывается или одно или другое.

Кроме того, для того чтобы люди друг другу понравились, важен характер взаимодействия. Общение — это взаимодействие, и от того, каким образом оно развивается, симпатия может возникнуть или нет. Знаменитая книга Дейла Карнеги, открывшая широкому читателю Америки и Европы механизм психологических закономерностей, построена на одном из принципов взаимодействия. «Делай человеку добро, — в разных вариациях повторяет автор, и к этому сводится концепция книги, — и ты будешь человеку приятен». В определенных условиях, при определенном типе отношений человек становится независимо от своих качеств нам более симпатичен.

И конечно, мы все знаем, как много значит в развитии отношений ситуация. Всем понятно, что очень трудно завязать знакомство или вызвать симпатию у кого-нибудь в переполненном троллейбусе. Даже самые доброжелательные люди с облегчением вздохнут, сходя на остановке. Действительно, определенный опыт говорит о том, что есть и такие ситуации, в которых легче понравиться друг другу.

Наконец, нам может понравиться человек не только оттого, что он умен и привлекателен, или потому, что мы вместе делали какую-то работу, но и потому, что мы в этот момент готовы испытывать симпатию, любить людей. Дело не в человеке, не в ситуации — в наших собственных свойствах и в нашем состоянии.

Представление о причинах возникновения симпатии может пригодиться нам и в повседневности, предостеречь от некоторых поведенческих ошибок. Особенно же поучительной такая информация окажется для юного читателя, для наших детей — тех, кто особенно остро переживает новое знакомство, взаимоотношения с товарищами.

Итак, какие же свойства объекта, кроме красоты, нас волнуют?

Нам нравится ум, эрудиция, высокое положение в обществе, энергия, оптимизм. Между тем даже такие, казалось бы, очевидные достоинства нами бывают оценены неодинаково.

Вот что показал один эксперимент.

В четырех комнатах группам мужчин и женщин показывали одну и ту же видеозапись. Человек отвечал на вопросы телевикторины. Тексты же, сопровождающие видеосюжет, различались. В одном случае человек нам представлялся на редкость удачливым: он с блеском учился в школе и в институте, занимал неплохое положение в обществе, у него была отличная семья, он был увлечен работой. На вопросы викторины отвечал также блестяще. В другом случае он был представлен человеком вполне заурядным: и учился так себе, и зарплата невысокая, и на вопросы отвечал с ошибками.

Финал видеозаписи также имел два варианта: в одном случае викторина заканчивалась без всяких происшествий, в другом, беря предложенную чашечку кофе, деловые люди нечаянно выливали его себе на брюки. Выливал и неудачник, и «баловень судьбы», причем вел себя не по-суперменски — очень огорчался, жаловался, что костюм дорогой и наверняка пропал.

Теперь предложим читателю небольшой тест — отложите эту книжку и ответьте, кто из четырех героев видеозаписи вызвал наибольшую симпатию — неудачник или «супермен», не проливавший кофе, или один из двух, проливший.

Оказалось, больше других вызвал симпатию... «супермен», оказавшийся в неловкой ситуации и огорченный пролитым на брюки кофе.

Почему же не тот, кто держался с достоинством до конца и избежал такой оплошности? «Супермен», выдержавший свою роль до конца, нравился значительно меньше. Оттого, что был слишком безупречным. Оттого, что его достоинства, столь очевидные и приятные, все вместе отдаляли его образ от зрителей, делали недоступным. И именно поэтому люди, сидящие в зале, неосознанно начинали искать в нем какие-то недостатки, неприятные черты, он казался не таким уж симпатичным. Лишь оттого, что по всем параметрам превосходил зрителей!

Так и в жизни: мы невольно сравниваем себя с собеседником, новым знакомым, невольно производим оценку своих и его качеств. Идеальное общение для нас — приблизительное равенство достоинств и недостатков. Если мы явно превосходим партнера по уму, эрудиции, общественному статусу, широте интересов и так далее или если по большинству параметров партнер сильно отстает, общаться с ним будет не слишком интересно.

Общение будет продолжаться только в том случае, если партнер превосходит нас по каким-то иным параметрам (скажем, чемпион страны по японской борьбе).

Но с другой стороны, если мы чувствуем, что партнер намного превосходит нас во всем, — мы также не станем стремиться к такому человеку. Однако наше сознание, охраняя наши интересы лучше любой армии, не объяснит это как наше несовершенство. Подсознательно мы начнем выискивать в «супермене» неприятные черты и, сами о том не подозревая, можем даже придумать несуществующие недостатки. Потому лишь, что он в чем-то лучше. Вероятно, стереотип «очень красивый — значит злой, плохой» утверждался с помощью именно такого механизма. И нежелание общаться с «суперменом» мы будем объяснять не неравенством наших достоинств, а тем, что этот, безусловно, неприятный человек не имеет с нами, естественно, во всех отношениях положительными, ничего общего.

Многие молодые люди не подозревают о такой на первый взгляд нелогичной особенности человеческого восприятия и, знакомясь, например, с девушками, попадая в незнакомую компанию, с первых же минут делают серьезную ошибку: они преувеличивают свои достоинства, приписывают себе порой несуществующие достижения — и вот складывается некий образ рыцаря без страха и упрека, теннисиста-разрядника, который и диссертацию в двадцать пять лет защитил, и читает свободно на трех языках, и за границу в командировки его посылают, и в джазе успевает играть. Кажется, такой образ как нельзя лучше способствует удачному развитию отношений. Но случается иначе. Познакомившись с таким замечательным человеком, девушка может похвастаться им подруге, может пару раз сходить с ним в гости или в кафе — с той же целью. Но едва ли она решится продолжить знакомство — срабатывает тот же «защитный механизм». Для серьезного знакомства девушка предпочтет внешне вполне обычного человека.

Потому что девушкам, как и зрителям, участвовавшим в эксперименте, как и всем нам, нравятся только те, которые чем-то похожи на нас, самых обычных людей. У которых есть маленькие человеческие слабости. Сверхположительный человек на экране позволил себе слабость — он был взволнован пролитым на костюм кофе так же, как самый заурядный человек. У него, при всей его неуязвимости, обнаружилась естественная человеческая черта, и он приобрел симпатии зрителей. Ведь никто из нас не способен любить ближнего только за достоинства — мы любим и за слабости, и за недостатки.

Вообще образ супермена, человека исключительных достоинств, — одна из тех масок, которую многие из нас нередко примеряют в надежде на успех. А это-то как раз и мешает удаче. Хорошо иллюстрирует такое положение вещей коллизия фильма «Служебный роман». Оба героя открыли друг друга, начали жить настоящей, полной жизнью только после того, как сбросили привычные для окружающих личины — «железобетонной» начальницы и вечно виноватого недотепы-подчиненного.

Какие же качества все-таки способствуют возникновению симпатии? Таких качеств нет. Дело в том, что в зависимости от ситуации одно и то же свойство человека может быть оценено и положительно, и отрицательно, нет абсолютно «плохих» и «хороших» свойств. Ведь если разобраться, что значит, например, «мотовство»? Щедрость глупого человека. А щедрость — качество, безусловно, положительное. Что такое хитрость? Ум нехорошего человека. Мы можем осуждать скаредного человека. Но это тоже относительно — в иной ситуации мы будем говорить уже не о скаредности, а о бережливости, то есть о том, без чего в семейной жизни, например, трудно.

Так же мы можем одного и того же человека осуждать за беспринципность, поощрять за доброту и возмущаться бесчувственностью по отношению к близким.

И ничего тут странного нет — потому что добрым нельзя быть вообще, так же как отважным и великодушным, можно только в определенной ситуации, по отношению к конкретным людям. Не всегда даже, казалось бы, очевидные достоинства приносят удачи.

Вспомните известную эпиграмму «и прекрасны вы некстати, и умны вы невпопад».

Чтобы достичь удачи, однако, хорошо бы помнить некоторые закономерности, связанные не столько со свойствами личности, сколько с манерой поведения. К примеру, одна из основных рекомендаций уже упоминавшегося Карнеги — «улыбайтесь» — как правило, оправдывает себя. Всегда приятнее иметь дело с приветливым человеком, чем с личностью угрюмой, хмурой. Нам приятнее разговаривать с человеком, который смотрит в глаза, а не изучает пейзаж за окном, пока мы ему что-то доказываем. Приятнее с тем, кто нам доверяет. Однако в доверии также должна быть мера: человек, который с жаром рассказывает случайному знакомому самые интимные подробности своей биографии, скорее всего симпатии не внушит.

Существует между тем одна особенность, которая практически всегда вызывает симпатию к человеку. Это — удачливость. Один из очень распространенных стереотипов утверждает, что хороший человек — удачливый. И мы тянемся к тому, кто удачлив.

Группа испытуемых принимала участие в интеллектуальной игре. Вклад всех участников был одинаков, но одного из них время от времени экспериментатор награждал за успехи в игре. Конечно, все понимали, что на самом деле успехи у всех абсолютно одинаковые, но через некоторое время на вопрос, чей же вклад больше, многие ответили, что лучше всех проявил себя именно тот, кого награждали.

Большинство современных людей не верят в судьбу, в тайные силы природы и тому подобное. Но нередко у вполне образованного современного человека складывается такое впечатление, что удачливость (и в большом, и малом) как будто предопределена некоей закономерностью. Мы, например, склонны думать, что если кто-то десять раз подряд бросит монету, и она упадет десять раз подряд одной и той же стороной — это не случайно.

У Владимира Маканина есть такой рассказ — «Ключарев и Алимушкин», речь в нем идет о том, как одному человеку вдруг стало несказанно везти, в то время как другому не везти по всем статьям. Чем больше возвышался один, тем горше бедствовал другой. Рассказ полон авторской иронии, но ведь для нее есть основания — наши представления, не фундаментальные, основные, конечно, а бытовые, ежедневные, в чем-то близки ощущению героев. Мы не хотим мириться с тем, что везение, удачливость посещают человека просто так, ни за что.

Не хотим хотя бы потому, что склонны думать: мир изначально, имманентно справедлив. Безо всяких наших усилий добро в принципе должно победить зло, как в детской сказке. Нам хочется верить, что в нашей жизни будет именно так. Эта наивная вера зиждется на предрассудках, а может быть, срабатывает и некий защитный механизм, ведь когда дело идет о судьбах стран и народов, мы мыслим вполне научно, реалистически. Но бытовые наши переживания базируются часто не на научных данных, а на тех мелочах, которые мы слышим с детства от близких, о которых догадываемся, в которые начинаем верить, не слишком раздумывая.

У Евгения Евтушенко есть одно раннее стихотворение, в нем разговор идет о сосульке, свесившейся с крыши. И автор, ратующий за справедливое устройство мира, призывает сосульку упасть на голову плохому человеку.

К сожалению, в жизни мы часто убеждены, что она действительно упадет на голову плохому человеку. А раз так — пусть неудачник плачет.

Для иллюстрации приведем один зарубежный эксперимент, показывающий, к чему может привести такое вроде бы безобидное верование в справедливое устройство вещей.

Группе учащихся американской автошколы продемонстрировали видеозапись: дорожное происшествие, сбит пешеход, виноват водитель. В одном варианте записи пешеход почти не пострадал, в другом был серьезно ранен. Предлагалось определить степень виновности обоих. Результат ошеломил: если пешеход был легко ранен или вообще отделался синяками, вина водителя казалась испытуемым безусловной. Если же состояние пешехода, как сообщалось, было тяжелое или он погибал, часть испытуемых была склонна долю вины возложить и на ни в чем не повинную жертву.

Как же так? Дело в том, что, веря в изначально справедливый мир, нас окружающий, мы как бы передоверили заботу о себе силам природы. Это они должны следить, чтобы мы не попали случайно под машину. Чтобы не попали в случайное дорожное происшествие, не испытали незаслуженное несчастье. Мы не хотим верить, что можем безвинно, как этот пешеход, угодить под колеса.

Именно поэтому некоторые испытуемые обвинили пешехода: всякое несчастье, по их неосознанному убеждению, должно быть расплатой за какой-то проступок. Иначе получается, что каждый может в любой момент стать жертвой обстоятельств. Неожиданная жестокость была продиктована глубоко спрятанным чувством самосохранения, нашедшим опору в предрассудке.

В другом зарубежном эксперименте испытуемым также показали видеозапись: человек на экране решал предлагаемые ему задачи. Если ответ был неверным, человек получал несильный удар электрическим током. Каждый из нас, читая эти строки, справедливо возмутится: как же можно таким образом наказывать за ошибку! Но участники эксперимента вели себя неоднозначно. Многие, наблюдая происходящее на экране (естественно, демонстрировали не настоящий эксперимент), на вопрос, каков человек, получающий удар током, отвечали, что он наделен многими неприятными чертами. Чем больше он страдал от боли (актер на экране по ходу действия показывал, что ему все больнее и больнее), тем меньше симпатии он вызывал.

Если сообщалось, что демонстрируется эксперимент, проходящий в соседней комнате, подавляющее большинство зрителей требовало прекратить бесчеловечное испытание.

Что все это значит? Как можно объяснить такое неожиданное поведение?

Мы все, как правило, готовы прийти на помощь человеку в том случае, когда от нас что-то зависит. Мы гуманны, когда обладаем ответственностью за происходящее вокруг. Мы отвечаем за судьбу человека на экране, когда в наших силах, прервать эксперимент, и мы не позволим ему страдать.

Но если от нас не зависит его судьба, и мы не в силах ничего изменить? Оказывается, некоторые люди в такой ситуации могут не испытывать сочувствия к чужому страданию. И не только не испытывать сочувствия — могут даже искать некое оправдание его плачевному положению. Вот почему кому-то человек на экране показался неприятным. И хотя эксперимент проводился за рубежом и с этической точки зрения не все в нем нас может устроить — выводы его имеют к нам непосредственное отношение.

И главный вывод в том, что наше поведение очень во многом зависит от того, насколько развито в нас чувство ответственности. Ответственность — вот ключ к нравственному воспитанию, вот о чем никогда не стоит забывать. В первую очередь тем, кто работает с молодежью. Не в отсутствии ли ответственности за происходящее вокруг коренится нередко жестокость подростков? Да и не только подростков. Проанализируем свои собственные поступки. Вряд ли кто оставит без помощи знакомого или родственника, или соседа по купе поезда, если тому вдруг стало плохо. Мы как бы за него отвечаем. Но вот упал на улице человек — и прохожие идут мимо. Нет ответственных...

Если мы попытаемся проанализировать свое отношение к той или иной ситуации, к герою кинофильма, мы также заметим, что нередко непроизвольно, сами того не замечая, оправдываем большое количество несправедливостей и жестокостей. И симпатизируем не столько пострадавшему за правое дело, сколько победителю, тому, кому повезло. Ведь победителей не судят... Какой опасный, чреватый самыми неожиданными последствиями стереотип!

Надо объяснять без устали нашим детям, что удачливый — не всегда хороший. Что единственное качество, гарантирующее успех в общении, — естественность. (Это доказано многочисленными экспериментами.) Молодой человек придумывает себя, оттого что не уверен в собственных силах, в собственных достоинствах, в том, что сможет понравиться таким, каков он есть.

Предвидим возражение: многие вспомнят, что именно естественное поведение, когда они были сами собой, успеха не имело. Но тут дело в другом. Вспомните урок физкультуры в школе или занятие в секции — вы готовитесь прыгнуть в высоту, а тренер смотрит на ваши приготовления скептически. Вы разбегаетесь, а тренер бормочет под нос, что напрасно вы взялись за это дело, вам лучше в шахматы играть, — вот и разбег не тот, и размер ноги неподходящий... Скорее всего, в таких условиях вы собьете планку, даже если она стоит значительно ниже вашего предела.

Так вот, в общении главное — переубедить своего внутреннего оппонента. Или — если он не желает слушать ваши доводы — постараться «убавить громкость» его голоса. Попробуйте сами к себе отнестись с симпатией — и увидите, что ваши чувства начнут разделять окружающие.

Надо всегда помнить, что завоевать симпатию конкретного человека в большинстве случаев возможно. Но невозможно, конечно, нравиться всем. Не только потому, что все люди разные. Ориентация на симпатию большинства окружающих может привести к известным трудностям. Сколько мы знаем сегодня примеров того, как человек, совершивший открытие, выдвинувший смелую гипотезу, совсем еще недавно оказывался в изоляции, с ним было не согласно большинство. Мало того, большинство ему не симпатизировало: все мы знаем, что в иные времена «всякий порядочный человек всем сердцем желал увидеть «еретика» на костре». Если бы Галилей и Коперник стремились быть приятными всем окружающим, мы до сих пор бы, наверное, думали, что движется не Земля, а Солнце.

Кроме того, стремясь нравиться всем, человек едва ли будет счастлив.

Следующий момент, связанный с изучением возникновения симпатии, — сходство или различие партнеров. Каждый из нас может вспомнить дюжину поговорок на этот счет. Но, вдумавшись, увидим, что поговорки в своей сути часто противоречивы. В жизни мы также не найдем однозначного ответа на этот вопрос — про одну счастливую пару говорят, что их счастье в сходстве, про другую — что им, наоборот, хорошо, потому что они являют «стихи и прозу, лед и пламень», как Ленский с Онегиным.

Действительно, исследования показали, что для развития отношений необходимо сходство — сходство установок, оценок. При недолгом контакте не так уж важно, в чем именно вы согласны с собеседником — в вопросах философского характера или в выборе сорта пирожного. Важно, чтобы из десяти возникших тем по восьми, например, точки зрения совпадали. При более тесном контакте необходимо сходство более глубокое — в вопросах мировоззренческих, зато при контакте поверхностном это значения не имеет. Об этом полезно помнить, скажем, тогда, когда вам надо договориться о чем-либо с малознакомым человеком. Вам ничего не стоит согласиться с некоторыми его непринципиальными оценками, чтобы создать благоприятную атмосферу, а на создавшемся положительном фоне тогда можно решить вашу серьезную проблему. Не стоит поэтому спорить о достоинствах футбольных команд, если вы не заядлый болельщик, лучше согласиться, что «Динамо» — прекрасная команда, и вам легче станет говорить с человеком, не споря о мелочах.

Из всего сказанного можно заключить, что выбор партнера по общению достаточно консервативен — он предполагает сходство позиций. Следовательно, общение, вместо того чтобы обогащать наш кругозор, расширять наши знания о мире, как бы локализует их. Так ли это?

Отчасти да. Наш выбор партнера падает на людей, сходных с нами по социально-демографическому признаку, оттого что мы ждем верификации, подтверждения своего знания о мире. Представьте, мы не знаем, сколько дважды два. Нам кажется — пять. И мы, скорее всего, будем общаться с теми, кто согласен с нами. А сосед, который, скажем, уверен, что дважды два — три, будет наш злейший враг, как и все его единомышленники.

Как бы ни был высок наш образовательный и культурный уровень, мы точно не знаем, достойны ли мы уважения, любви, внушаем ли симпатию, можно ли с нами дружить — не знаем, другими словами, «сколько будет дважды два» в отношении самих себя. Хороший ли я человек? Правильно ли я думаю, правильно ли я чувствую? Ответ на эти мучительные вопросы дает только общение, и подсознательно мы стремимся к похожим на нас — в целях некоей безопасности. Похожий на нас не станет нас слишком сурово осуждать. И, чувствуя сходство по некоторым внешним признакам, мы часто склонны предполагать и сходство более глубокое.

Строго говоря, точки соприкосновения необходимы для любого полноценного общения — вообразите, например, дружбу воинствующего атеиста и религиозного фанатика. Полноценное общение китайца и англичанина, не знающих никаких языков, кроме своего родного. Нам всегда необходим общий язык и в прямом и метафорическом смысле.

Но если мы убеждены в своих достоинствах, если мы знаем, что к нам относятся хорошо, сходство теряет для нас принципиальное значение. Вот как это выяснилось.

Испытуемым предложили участвовать в викторине в составе двух команд: одна была сходна с ними по социально-демографическому признаку, другая отлична. Если никакой дополнительной информации не давалось, испытуемые стремились попасть в команду «своих». Но если было известно, что в команде с иными социально-демографическими признаками знают об испытуемом и хотят взять его к себе, большинство испытуемых стремилось к «чужим».

Здесь вновь возникает проблема самооценки, ведь знание о хорошем к себе отношении мы не всегда можем проверить наверняка, часто полагаемся исключительно на веру — значит, надо верить, что к нам могут хорошо относиться, что мы заслуживаем хорошего отношения.

А зависит ли симпатия от соотношения личностных характеристик? Это широко распространенное в быту мнение. Мы нередко говорим о таких парах друзей и супругов, в которых свойства одного человека как бы дополняют свойства другого. Например, один стремится доминировать, а другой быть ведомым. Им вдвоем хорошо поэтому. На таком представлении базируется очередной «стереотип» — для полноценного общения необходима совместимость, жесткая соотнесенность качеств партнеров.

Легенды о двух половинках яблока, о необходимости искать единственного партнера произошли как раз отсюда. Совместимость — слово непонятное и, как все непонятное, вызывает у неискушенного человека уважение. В психотерапевтической практике нередки случаи, когда супруги говорят о полной несовместимости, но не могут объяснить, в чем она выражается. Вообще, в понятие это мы вкладываем подчас некий механический смысл — бывает несовместимость частей сборной мебели, и тогда ясно, что нужно подобрать другую деталь. Но человеческие чувства все же имеют немного общего с панелями и блоками из ДСП.

Надо сказать, сам термин «несовместимость», получивший широкое распространение в обыденной жизни, непопулярен среди специалистов. Какого-то научного обоснования пока еще ему большинство ученых не находит.

А вот еще одно наблюдение, которое каждый может проверить на собственном опыте: в возникновении симпатии ситуация имеет подчас решающее значение. Например, почти всегда мы тянемся к тем, кто живет по соседству, ходит в ту же спортивную секцию, сидит за соседней партой. Те из читателей, кто еще помнит эпоху дворов и подворотен, помнит, и как рождалось у некоторых ребят чувство патриотизма к своему двору и жгучая вражда к противникам из «чужого».

В 40-е годы в США было проведено наблюдение за семьями ветеранов мировой войны, дети которых поступили учиться в аспирантуру или в один из университетов. Семьям предложили поселиться в домиках университетского поселка, домики распределяли в том порядке, как приходили заявители; так, десятому доставался домик № 10. Поселок располагался на поляне, дома стояли подковой, окна выходили на площадку внутри «подковы». Только окна двух крайних домиков выходили в лес. Через некоторое время оказалось, что «социометрическими звездами» стали те, кто жили в середине «подковы», а аутсайдерами — обитатели двух крайних домиков окнами в лес.

Возникает вопрос: не растет ли вместе с симпатией по мере общения и антипатия? Ведь мы узнаем при длительном знакомстве не одни положительные черты?

Действительно, антипатия и даже агрессия растут. Американские ученые подсчитали, что 40 процентов убийств в стране происходит внутри семьи — самые близкие умеют люто ненавидеть друг друга.

Но в целом установка на симпатию оказывается сильнее. Во-первых, с близкими в любом случае мы скорее склонны кооперироваться, чем конкурировать. Кроме того, есть ряд неписаных законов общежития, которые диктуют отношения добрососедства — одолжить соседу по лестничной клетке денег, помочь повесить полку, если вы умеете, и так далее — незнакомому, может быть, и не оказали бы такую услугу.

Выработаны нормы кооперативности внутри семьи, внутри коллектива, класса, группы и так далее.

Кроме того, когда мы долго общаемся с одним и тем же человеком, мы как бы составляем с ним некое общее целое — на него распространяется, например, понятие «мой класс», «моя улица», «моя компания», он как бы часть меня самого. И если я отношусь плохо к нему, я как бы плохо отношусь к себе самому.

Когда человеку показывают фотографию мужчины или женщины и говорят, что им вместе предстоит делать какую-то работу, уровень симпатии к незнакомцу на фотографии увеличивается. Тенденция эта настолько сильна, что даже когда экспериментатор говорит, что работа отменяется, или сообщает какую-то неприятную информацию о партнере, симпатия не исчезает.

Вообще, если мы часто видим человека, он нам становится как бы ближе, даже если общения как такового нет. Известный американский психолог привел однажды на свою лекцию странную личность: человека, закутанного полностью в кожаный мешок, даже лица видно не было, только босые ноги. Неизвестный сел в угол и стал слушать лекцию. В течение семестра этот «человек в футляре» приходил каждый день на лекции, но ни с кем во взаимодействие не вступал и лица не показывал. Тем не менее, как показали замеры, проводимые в течение семестра, отношение к странному пришельцу на первых порах настороженно-неприязненное, становилось все более и более благожелательным.

Все эти факторы как бы внешни. Их нетрудно изменить: школьник может в конце концов пересесть, студент — поменять комнату, даже квартиру можно поменять и находиться вблизи тех людей, которые нам истинно дороги. Взгляды наши также меняются во времени нередко в зависимости от тех, с кем мы общаемся. Педагогам стоит взять на заметку — воздействовать на такие внешние факторы, использовать их значимость для коллектива можно только в строго ограниченное время. Например, когда в класс пришел новичок, его лучше всего посадить не на первую и не на последнюю парту, а в середину, чтобы общение шло непосредственно с его участием, чтобы он был самой ситуацией вовлечен в жизнь класса. Через два месяца пересаживать его с «Камчатки» в центр будет бессмысленно — он уже определил свое место в коллективе.

Важно, какой характер носит ситуация — кооперативный или конкурентный. От этого также зависит антипатия и симпатия. Американские исследователи, супруги Шерифы, в летнем лагере для мальчиков проводили эксперименты в течение нескольких лет.

Сначала всех ребят разбивали на две команды, и несколько дней шло благоустройство лагеря. Через какое-то время замеры показали, что большинство ребят настроены дружелюбно по отношению к своей команде. Тогда ситуацию резко изменили так, что вчерашние друзья становятся конкурентами. Обе команды начинают жить в ситуации острейшего соперничества, соревнования во всем — кто лучше споет, кто быстрее пробежит, кто чище уберет. Победителей на общем собрании награждали, побежденных высмеивали. Через несколько дней конкуренция достигла апогея, 98% мальчиков хотели дружить только с членами своей команды, хотя еще вчера все было наоборот.

Психологи попытались снять агрессию — создали возможность общения. Но одна команда тут же насолила другой.

Тогда предприняли иную попытку — из представителей обеих команд составили сборную по бейсболу и провели встречу с мальчиками соседнего городка. Агрессия между командами временно затихла, но вылилась в агрессию против мальчиков из соседнего городка, как бы переадресовалась.

Тогда пошли на хитрость: сказали, что сломалась машина, которая регулярно привозила в лагерь воду. Надо было вытащить машину из кювета. Поехала сначала одна команда и вернулась ни с чем. Их противники тоже ничего не добились. Ехать вместе мальчики отказались.

На следующий день ввели суточную норму воды. Наконец представители враждующих команд, повинуясь жестокой необходимости, согласились сообща вытащить машину из кювета, но поставили условие: поедут в разных автобусах. И поехали. Трудились мальчики целый день, устали и, самое главное, выполнили свою задачу (автомобиль вообще-то и сам мог бы выехать на шоссе, мнимая авария была поводом спровоцировать недругов на совместное дело). Возвращались домой все уже в одном автобусе, но заметили это, уже подъезжая к лагерю.

Так и в дальнейшем, для снятия агрессии в коллективе руководители лагеря прибегали к этому надежному способу: включить всех ребят в совместную работу, направленную на достижение общих полезных результатов.

Но для нас значима не только сама по себе ситуация, в которой мы оказываемся. Важно и то, какой характер носит наше общение. Это тоже немаловажный фактор для возникновения симпатий. Ведь общение — всегда взаимодействие. Книга Карнеги, о которой мы уже говорили, провозглашает: делайте человеку добро, и вы ему понравитесь, делайте ему приятное для того, чтобы и он испытал к вам расположение. О том, что наши симпатия и антипатия зависят от того, как складываются наши взаимодействия с человеком, говорили с древности. Аристотель, например, отмечал, что люди любят тех, кто о них заботится. Спиноза считал, что симпатия — это хорошее отношение плюс внешнее выражение его.

Как же в действительности проявляется эта «забота», это выражение добрых чувств? Чаще всего — в словах: комплимент, похвала, одобрение. Однако тут же возникает вопрос — отчего мы хвалим человека: оттого, что он хороший, или оттого, что нам приятно хвалить его, и чем больше мы его одобряем, тем больше он нам нравится? Проверили это следующим образом.

Объявили о проведении платного психологического эксперимента. Участников разбили на три группы. После того как эксперимент завершился, к одной группе обратился помощник экспериментатора с просьбой не брать гонорар, так как фонд исследований исчерпан и гонорар платит экспериментатор из своего кармана. К другой группе с такой же просьбой обратился сам экспериментатор. Участники эксперимента и в том и в другом случае отказались от денег. Третья группа, как и положено, получила гонорар. Проведенные замеры показали, что наибольшую симпатию к экспериментатору испытывали те, к кому он лично обратился с просьбой не брать вознаграждение. Впоследствии варьировались размеры гонорара — оказалось, наибольшую симпатию к исследователям испытывали те, кто пожертвовал большей суммой. Деньги, кстати, были впоследствии выплачены всем участникам.

Таким образом, тот, кто делает добро ближнему, испытывает к нему большую симпатию, чем тот, кто ничем для него не пожертвовал. Тот, кто хвалит, лучше относится к собеседнику, чем тот, кого хвалят.

Немного перефразируя Карнеги, скажем: если вы хотите понравиться человеку — убедите его в том, что он сделал вам добро. Это наблюдение, возможно, в какой-то мере объясняет феномен родительской любви, большую привязанность родителей к детям, чем детей к родителям. Забота о малышах, страх за их здоровье, все трудности воспитания — удел отцов и матерей, дети же, любя родителей, не предпринимали объективно таких усилий. Только когда родители приближаются к очень преклонному возрасту, может установиться некое «равновесие».

Знание этой психологической закономерности, выявленной в экспериментальном порядке, так же как и знание других закономерностей, может помочь каждому из нас и в обычном общении. Например, для того, чтобы нормализовать отношения, скажем, в семье. Хорошо, когда климат в семье способствует участию всех членов в труде для общего блага, когда доля вклада каждого определена и каждый член семьи знает, что не только обязан другим своим комфортом и благополучием, но и лично для каждого делает много полезного.

Важно также, чтобы добро было адресовано конкретно к кому-то. Если человек всем улыбается одинаково, его улыбка на нас сильного впечатления не произведет скорее всего. А вот если он улыбается только нам... Между прочим, с агрессией дело обстоит так же: если нам наступили на ногу в переполненном автобусе — одно дело, неприятно, но, в общем, простительно. Но если на широкой улице кто-то подходит и наступает на ногу — впору звать милицию.

На возникновение симпатии влияет также социальный контекст. Например, если нас попросят разменять две копейки на улице или подсказать дорогу, мы едва ли воспримем такую просьбу как нечто из ряда вон выходящее — дело-то самое обычное. Замечено, что в разных культурах, даже в разных субкультурах одной культуры, отношение к одному и тому же поступку может быть неодинаковым.

В ходе эксперимента люди были поставлены в не слишком приятную ситуацию: не успевали сдать книги в библиотеку. С просьбой сдать за них книги они обращались к тем, кто оказывался рядом. Часть испытуемых принадлежали к студенческой среде, часто пользовавшейся библиотекой, часть — были люди весьма далекие от академической среды. Все книги были добросовестно сданы. Но выяснилось, что степень симпатии к тем, кто сдавал книги за другого, была неодинакова. В то время как студенты не испытывали большой признательности к человеку, сдавшему за него книги, тот, кто редко заглядывал в библиотеку, считал себя обязанным сделать ответное одолжение.

На первый взгляд не совсем понятно. Но, если вдумаемся, ничего странного нет. Для студента работа с книгой — дело самое тривиальное, библиотека для него — то же рабочее место. Мало того, он отлично знает, чем грозит неаккуратность в пользовании библиотекой — могут отнять читательский билет, лишить права пользования фондом, а без этого к сессии не подготовиться. Поэтому в студенческой среде помочь сдать товарищу книги в библиотеку — такой же естественный поступок, как подсказать, который час, это как бы норма отношений.

Для тех же, кто далек от академической жизни, кто в библиотеках много времени не проводит и не знает тех обстоятельств, о которых мы только что говорили, одолжение, оказанное им теми, кто сдал книги, представлялось весьма значительным. И симпатию к людям, пришедшим на помощь, они испытывали куда большую — оттого, что поступок этот представлялся необычным, выходящим за пределы нормы.

Как видим, на возникновение симпатии влияют всевозможные нюансы отношений, то, что «принято» или «не принято» в той или иной среде.

На то, как и к кому возникает симпатия, влияют во многом также и наши личные свойства.

Каждый по себе замечал — бывают моменты, когда мы в зависимости от самочувствия, настроения, переживаний склонны любить весь мир и всех окружающих, так же как в иные моменты все представляется в черном свете.

Эксперимент проводился в библиотеке. В читальный зал, в разгар рабочего дня, входил сотрудник библиотеки с подносом, уставленным чашечками кофе и пирожными. Объяснял, что у его товарища, также сотрудника библиотеки, сегодня день рождения, и он приветствует читателей. Понятно, настроение у читателей от такого предложения не падало.

Через некоторое время в зал входил человек. Говорил, что он психолог и просил принять участие в часовом эксперименте. Предложение, надо сказать, рискованное: люди пришли работать, каждая минута дорога, а тут — часовой эксперимент. Но желающие тем не менее находились. И, что самое интересное, их было намного больше среди тех, кто перед этим выпил чашечку кофе, чем среди тех, кто пришел позже и не знал о дне рождения сотрудника.

В чем тут дело? Неужели так волшебно сказалось действие чашечки кофе? Конечно, не в ней дело, и большинство присутствовавших возмутилось бы, предложи им в другой обстановке оторваться от работы за такое мизерное угощение. Но предложение сотрудника библиотеки подготовило как бы положительный эмоциональный фон, настроение людей стало более благожелательным. И поэтому готовность оказать услугу случайному человеку (они-то не видели, естественно, никакой связи между визитом психолога и угощением) была значительно выше.

Таким образом, наше житейское наблюдение, что эмоциональный настрой влияет на возникновение симпатии, нашло и свое научное обоснование.

Но на отношение к партнеру влияют не только положительные эмоции, но и отрицательные. Например, состояние опасности.

Почему в минуту опасности, тревоги мы хотим быть рядом с кем-то, не оставаться в одиночестве?

Именно так мы ведем себя в ситуациях, испытывая определенные затруднения, чувствуя некоторую тревожность. Интересно, что в ситуации крайней, смертельной опасности человек общения не ищет. Важно спастись самому. Но таких ситуаций в жизни немного. А относительную небезопасность приходится испытывать и наблюдать довольно часто. Например, приехав в другой город, скажем, другой культуры, обычаев, традиций, мы бессознательно ищем земляка, с радостью знакомимся на вокзале, в столовой и так далее. Нами движет желание быть рядом с тем, кто попал в похожую ситуацию, сравнить свое поведение с поведением другого.

В малознакомом обществе, скажем в спортивном лагере, с радостью встречаешь человека из своего города, своей области, своей профессии. Хотя в иной ситуации, вполне вероятно, именно к этим людям мы не потянулись бы. Но в общении с таким человеком как бы отступает тревога, обретается уверенность, естественнее становится поведение, ширятся контакты, оттого что нет опасения за свои поступки, переживания. Многие из нас или бывали, или наблюдали подобную тягу к людям в тревожной ситуации. Тенденция сближения в психологии получила название аффилятивной. И замечено, что сильнее она выражается у тех, кто был старшим или единственным ребенком в семье.

Почему? Потому что в детстве у них не было старших братьев и сестер, которые в отличие от любящих родителей могли поколотить, отобрать игрушку, посмеяться. Такие дети росли в более благоприятных условиях и твердо знали, что на их зов о помощи немедленно придут сильные взрослые. У них больше доверия к людям с самого детства. Потому, и став вполне взрослыми, такие люди неосознанно скорее будут стремиться завязать контакт с земляком на вокзале, в аэропорту, вместе с ним бродить по улицам малознакомого города. У тех, кто имел старших братьев и сестер, аффилятивные тенденции в ситуациях относительной опасности также растут, но медленнее.

Посмотрим теперь, как же влияют на отношения к людям наши постоянные свойства? Оказывается, влияние их минимально. Это может показаться странным — вроде бы я волен любить того, кого хочу, тут все зависит от моих индивидуальных особенностей. Но симпатия развивается по своим особым законам, и не прослеживается явной зависимости между ее возникновением и личностными свойствами того, кто симпатию испытывает. Один и тот же человек может одинаково нравиться трусу и смельчаку, одаренному и бездарному, весельчаку и скептику.

Общаясь, мы как бы часть своих переживаний, чувств, дум перекладываем на плечи других и разделяем, принимаем на свои плечи ношу чужой жизни. В этом смысле, как писал Джон Донн, действительно нет человека, который жил бы, как остров, сам по себе, ни от кого не завися. Действительно, каждый из нас — «часть материка, часть суши», связан тысячью нитей с людьми, с их заботами и тревогами.

Имеет ли значение в установлении этих связей интеллект? Связана ли с ним сила наших чувств?

Оказывается, роль этих двух начал тесно взаимосвязана. Ведь самый простой психологический акт включает в себя и эмоциональное и интеллектуальное восприятие. Как мы оцениваем впервые увиденный предмет? И умом и чувством. В первый момент мы воспринимаем его как целое. Это уже спустя некоторое время, стремясь лучше разобраться в явлении, призываем окружающих да и себя самих «оставить эмоции в стороне». Как будто заранее зная, что это в принципе никогда не удастся.

С другой стороны, известно, что даже в самых абстрактных областях знания без «эмоций» не обойтись. Математики, например, высоко ценят такое качество, как «красота» решения задачи. Мало того, когда детей набирают в математические школы, способность почувствовать «красоту решения» становится определяющей. Почему? Потому что это отличает настоящего математика — чувствовать эстетичность решения, красоту выводов способен человек, свободно владеющий материалом, тяготеющий к поиску нового... Думать о красоте логических выводов — это «высший пилотаж» в профессии, качественно новая ступень. И с общением происходит нечто похожее. Истинное удовольствие от общения получают те, кто умеет общаться... Но что это значит? Разве кто-то из нас не обладает навыками общения?

Оказывается, умения общаться нам все же не вполне хватает. Глава, которую вы только что прочитали, показывает, что мы многого не знаем, не подозреваем о нас самих и друг о друге. Что возможны какие-то ошибки в нашем восприятии, в нашем поведении.

Но и в жизни каждый из нас может вспомнить случаи, когда общение не задавалось. Почему-то собеседники друг друга не поняли. Почему-то отношения ухудшились. Почему-то друзья не смогли пережить совместных испытаний. Или наоборот — успехов друг друга. Почему-то некогда дружная семья распалась. Почему-то дети поссорились с родителями... Все это — так или иначе следствие нашего неумения общаться. Вспомним, как часто мы, желая помочь близкому человеку, не находим нужных слов, стараясь поддержать его, обрубаем последние контакты.

Так что умения этого многим из нас недостает. Умения, которое Антуан де Сент-Экзюпери в свое время справедливо называл «роскошью человеческого общения». Роскошь, которая для каждого из нас в то же время — насущная необходимость. Потому что именно в общении мы чувствуем себя несчастными или счастливыми, понятыми или нет. В общении с людьми раскрываются все наши возможности, способности. От того, насколько полно это произойдет и произойдет ли вообще, зависит наше настроение, наше отношение к жизни, наши поступки по отношению к окружающим...

И понятно, что выигрывает тот, кто сумеет достичь понимания близких, вызвать симпатию, быть приятным и полезным. Тот, кто умеет общаться, кто умеет сделать общение удовольствием, наиболее полно удовлетворяющим потребности собеседников.

Тот, кто хорошо понимает «язык» общения, имеет навыки общения, чувствует собеседника, понимает его.

Кто же более других способен к установлению многосторонних связей с человеком? Кому легче общаться? Кто большую радость при этом испытывает? Оказалось, что тот, кто наделен более высоким интеллектом. Об этом говорят результаты экспериментов. Да и мы сами, приглядевшись к окружающим, сделаем тот же вывод. Можно таким образом предположить, что умный человек не только лучше чувствует собеседника, протягивая множество разнообразных «нитей» общения к другому человеку, но и вообще ему открыты такие грани общения, о которых человек, скажем, с неразвитым интеллектом, просто не догадывается.