вступление

вступление

Летом 1996 года Стэн Гроф, Пит Рассел и я провели совместно два очень интенсивных дня. Первый — на террасе дома Стэна в роще возле Милл-Вэлли в Калифорнии, второй — на плавучем домике Пита в гавани Сосалито. Перед нами были — магнитофон и широкий ассортимент тем, на которые мы стремились пролить свет, как ради самих себя, так и ради других. Уве Моравец из берлинского Университета международного мира обратился к нам с просьбой поразмышлять о шансах на установление мира во всем мире. В результате же оказалось, что разговор идет о кризисе, о трансформации, о целях и ценностях, о мировоззрениях, о понимании себя и других, об искусстве, науке, религии и духовности. Более всего мы говорили о сознании, очень быстро обнаружив, что ключевым моментом, лежащим в основе практически всего остального, как раз и является состояние нашего сознания. Можем ли мы изменить и развить свое сознание настолько, чтобы суметь спасти чреватый кризисами мир «снаружи» вокруг нас и преодолеть кризисы, осаждающие наши умы «внутри»? После того, как вопрос был сформулирован таким образом, нам пришлось перейти к дискуссии о взаимосвязанности внешнего и внутреннего. Это, в свою очередь, породило вопросы о природе ума и мира и о том, что мы начинаем узнавать о них. Затем, вернувшись к вопросу об окружающем нас мире, мы задались вопросом, каким образом мы можем на деле с эффективностью использовать то, что уже начало возникать и стало называться нашей новой картой реальности.

Моя собственная роль в диалоге была двойной: будучи участником дискуссии, я в то же время был назначен на роль ее модератора, поэтому моей задачей было следить за тем, чтобы разговор оставался в предписанной ему колее, фокусируясь на проблемах, имеющих отношение к достижению мира во всем мире. Поначалу я полагал, что для того, чтобы не давать разговору уходить от этих тем, мне придется формулировать конкретные вопросы, но вскоре обнаружилось, что никакой необходимости в этом нет. Диалог, будучи начат, далее развивался сам по себе, напоминая самовозгорающееся пламя.

Моей главной заботой оказалось нечто противоположное — мы слишком часто соглашались друг с другом, в то время как диалог, по идее, должен быть взаимной игрой контрастирующих взглядов. По счастью, контраст все-таки имел место, но не столько в горизонтальной плоскости разнящихся концепций и точек зрения, сколько в вертикальной, где самые серьезные вопросы освещаются под разными углами зрения, что позволило нам пробиться ближе к их корням и истокам.

Затем, когда я уже редактировал запись нашей беседы, моя задача состояла в том, чтобы он принял удобочитаемую форму. Это было нетрудно. Каждый из нас самостоятельно поработал над дословной записью своего собственного вклада в дискуссию и скопировал на диск отредактированную им версию. Таким образом, читатель может быть уверен, что то, что предлагается ему в печатной форме, совпадает с тем, чт? каждый из нас на самом деле хотел высказать. Собрав выправленные материалы, я просто позаботился о связности и последовательности изложения, указав на основные обсуждавшиеся нами темы.

Мы надеемся, что читатель, следуя развитию нашей дискуссии в ходе этих двух незабываемых дней в Калифорнии, хотя бы в какой-то мере сможет ощутить владевшие нами возбуждение и страсть и, размышляя о сказанном нами, обретет собственные прозрения.

Мне остается поблагодарить Уве Моравеца и его коллег по Университету мира в Берлине за то, что они свели нас троих вместе. Все мы благодарны Кристине Гроф за гостеприимство, с которым она приняла нас в их со Стэном доме. Обстановка в эти два дня была идеальной, и, если высказанные за это время идеи имеют хоть какую-то ценность, то этому, безусловно, в первую очередь способствовали замечательные условия, в которых мы могли ими обмениваться.

Эрвин Ласло