Глава 4. «В любви женщины – профессионалы…»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4. «В любви женщины – профессионалы…»

А это уже не Пушкин, а Франсуа Трюффо сказал, французский кинорежиссер. Потом подумал и добавил: «А мужчины – любители». В некотором роде обидная фразочка. Получается, что мы, Василисы Премудрые и Прекрасные, не бескорыстны в своем чувстве, а лишь норовим чем–то себя обеспечить посредством любви? Движимым и недвижимым имуществом, перспективами саморазвития, интеллектуальной жизнью – словом, всем, что мужчины ищут и находят «по месту работы». Ужасно неприятная картина. Глаза б мои не глядели. И откуда у мужчин появляются эти сексистские измышления?

Послушаем еще одно «авторитетное заявление», сделанное Стендалем: «Большинство мужчин просят доказательств любви, которые, по их мнению, рассеивают все сомнения; для женщин, к несчастью, не существует таких доказательств». Надо сказать, великий французский писатель несколько лукавил. Даже в XIX столетии было совершенно ясно, что мужчине требовалось не столько рассеять сомнения, сколько получить то самое «доказательство», пресловутый «залог любви» – и отправляться далее, на поиски новых доказательств, подтверждений, улик и залогов. А для женщины сами по себе слова «залог любви» означали нечто совсем иное, нежели для мужчины – для представителя сильного пола это словосочетание означало довольно приятный акт, а для его партнерши по акту – довольно обременительные последствия. В подобной ситуации, дабы не остаться в дурах, даме приходилось недреманным оком следить за своим поклонником и тщательно рассчитывать, какие меры могут этого летуна патологического удержать или, в случае чего, вернуть с повинной. На чувство мало похоже. Больше походит на шахматную – или карточную – партию. И ставка – ва–банк. Победитель получает все.

Подобная «историческая необходимость» удержания и понуждения мужчины к верности и оседлости в наши дни, мягко говоря, неактуальна. И то самое «все», которое якобы можно получить от ввязавшегося в игру любовника, если, разумеется, верно выбрать тактику — оно тоже несколько съежилось. До «прожиточного минимума» — пусть не в материальном эквиваленте, но уж обязательно в эквиваленте эмоциональном: «Да люблю я тебя, люблю, только отвяжись!» И стандартам «срока годности», которые подогревают состояние хронической тревоги в женском мозгу – им также лет немерено. Но дело не в древности вышеперечисленных понятий, а в том, что естественный кирдык такого рода мировоззрениям пришел еще в середине прошлого века. Идеологические установки умерли, а психологические остались.

Сейчас молодое поколение вовсю преодолевает стереотипы, пугавшие их мам и бабушек. Бог им в помочь. И как ни стенай масс–медиа насчет падения процентного содержания браков и рождения потомства молодыми родителями – ни одна собака (если она сколько–нибудь грамотная собака) не гавкнет, что это плохо. Вот, российские гинекологи печально (еще бы, с их–то официальной установкой на пропаганду плодородия как не запечалиться!) вынуждены признать, что около двадцати процентов девиц «тянут» не только с замужеством, но и с получением первого сексуального опыт аж до двадцатипяти–и даже до двадцативосьмилетнего возраста. А американские сексологи, которые ничуть от указанного факта не взгрустнули, сообщают: у таких «припозднившихся» недотрог, как правило, более гармонично складываются семейные отношения, они обладают более яркой фантазией и полнее реализуют себя в карьере.

В общем–то, ничего удивительного. В ранней юности девчонок на интим «подначивает» не разбушевавшееся либидо – сезон «муссонов и пассатов» у женщины наступает, как известно, лет на десять–двенадцать попозже. Тут срабатывает совершенно несексуальный аспект секса – тактика самоутверждения и повышения самооценки. Через глаза влюбленного парня юная особа видит себя в «улучшенном и исправленном» виде. Как не соблазниться этим удобным да и, что греха таить, необременительным путем к самоуважению. А то все прочие дороги такие долгие и трудные… То, что ею самой могут «воспользоваться» для самоутверждения, покорительница сердец либо не знает, либо – что вероятнее всего – просто плывет по воле волн, решив в духе Скарлетт О’Хара, что подумает об этом завтра. В этом раскладе ни сексуальность, ни индивидуальность, как видишь, не числится. Одно лишь желание получить то, чего хочется, в самые короткие сроки и с самыми скромными затратами. А результат? Неудачный секс с неудачными партнерами и постепенное формирование мысли, что «мужики – коз–злы!» — надо отметить, вывод несправедливый и скоропалительной. И к тому же мешающий жить счастливо и независимо. Потому что неуважение к противоположному полу вызывает фаталистическое ощущение предопределенной заранее горькой «долюшки женской». «Вряд ли труднее сыскать». Какая уж тут гармония в браке и тем более реализация себя в карьере! Одна только «страда деревенская», хоть бы и в условиях глубокого урбанизма.

М–да. За возможность получить все, чего хочется сейчас, человек — и особенно человек эмоциональный и не слишком опытный – готов серьезно переплатить. Он готов отдать… себя. Свое суждение, свои планы, свою независимость. Ведь в его сознании еще не кончен переход во взрослую жизнь: от инфантильного, подотчетного и, не скроем, зависимого состояния тинейджер или молодой человек лет двадцати будет продвигаться к зрелому видению мира несколько лет. Очень трудных лет. Мир взрослых раздражает подростка — кажется фальшивым, квелым и безвкусным, как зимняя клубника, выращенная с помощью гидропоники. Вот почему молодежь в любой стране мира вынуждена «болеть» протестным состоянием, когда хочется все сокрушить, всем бошки поотрывать, опосля чего взмыть в поднебесье, а оттуда камнем – и прямо на голову главного злодея! Только бы не промахнуться. «Мечта в небе летает, землю не видит», но за… залетает. На огонек, при случае.

Экстремизмом и инфантилизмом можно болеть и до старости. Но мы надеемся, что инфантилизм среди поколения восьмидесятых – уже не столь распространенное явление, как в поколении шестидесятых. Довольно жить страстями, пора и честь знать. Чем до седых волос и вставных челюстей все бороться да не примиряться, лучше уж в себе разобраться. То, что некогда держало вместе наших отцов и матерей, бабушек и дедушек – несогласие с официальной точкой зрения! – сегодня не работает. Современной девушке не нужен в качестве партнера какой–нибудь морально и физически помятый Овод Этель Лилиан Войнич. И приносить себя, любимую–единственную, в жертву общему иделу психически полноценная барышня XXI столетия не станет. К тому же она понимает простую вещь, которую, как ни странно, люди старших поколений так и не усвоили: протест и борьба могут объединять людей, но они же отнимают у людей личность и превращают тех в «защитные устройства».

Ну зачем «оборонной технике» индивидуальность, самостоятельность или, господь избави, независимое суждение? В наши дни стало ясно, что индивидуальность и самодостаточность – не помеха, а необходимое условие совместной жизни людей. А общность представлений и единство взглядов требуются вовсе не для полноценной жизни, а для строго ограниченного выживания – чтобы действовать одинаково и не болтать веслами вразнобой, кого куда поведет. Между такими вот партнерами, «идущими вместе» — пусть без обозначенного пункта прибытия, зато в ногу – довольно скоро складывается невыносимое положение: после прохождения «отборочного тура» эти вроде бы влюбленные друг в друга, но здорово замороченные «участники дуэта» сразу попадают в необратимую ситуацию — перестают жить и любить и начинают выживать.

Выживание, как оно обычно и бывает, устраняет все незначительное и бесполезное — бесполезное для исполнения функции продолжения жизни, продолжения рода и прочих «продолжений». И самой бесполезной оказывается именно… любовь. Потому что она бывает между людьми. А между выживающими и продолжающими род свой биологическими единицами существует период спаривания, период вскармливания, период воспитания… Примерно так же складываются отношения многих людей, которые не сочли нужным ценить в себе и в партнере личность, а упирали на «защиту, добычу и позитивные эмоции». Словом, на функции. И в результате не только не получили вожделенное «все», но однажды проснулись поутру в постели с совершенно незнакомым человеком. Ну и что, что «это же мой муж»? А чей еще, ты знаешь? Только твой? Ну–ну!

Большинство женщин до смерти боится таких вот «ну–ну», когда вскрываются, как говорят в суде «неожиданные обстоятельства» и появляется «новая информация». Хотя… какая же она новая. Это был, что называется, скрытый файл. То есть он как бы есть, но его как бы и нет. Потому что никто не считал нужным вчитаться, всмотреться, вдуматься. Задаться вопросом: а с кем это я живу? Хорошо–хорошо! Признаем: ужасно утомительный и вечно несвоевременный вопрос. Потому что всякая женщина, переходя из положения «невинной крошки» в положение «опытной дамки», тут же оказывается перед целым Монбланом обязанностей. Ее основная задача – совершенно, как ни странно, невидимая для лиц мужского пола – уже упоминалась. Великий храм быта! А что? Есть же храмы духа, храмы искусства, храмы науки и прочих ценностей — скорее неприходящих, нежели непреходящих. В смысле, ценностей вечных, но далеких от жизни и от сознания обычного человека. На такое мега–сооружение, конечно, надобно время от времени любоваться – в порядке культурной программы. Но все–таки, все–таки… Храм быта – важнейший и нужнейший. И женщина, моментально сделав выбор, принимается за генетически обусловленную работу.

Со времен пралюдей женской обязанностью был не только низменный обиход: уборка и стряпня — но и едва ли не самая главная работа, благодаря которой человек, собственно, и стал не просто хомо, а даже сапиенсом. Ведь у многих биологических видов самки занимаются уборкой гнезда и выкармливанием потомства, а самцы, коли до появления потомства на свет не удрали, только корм носят. Но лишь у людей сформировались такие сложные и разветвленные социальные связи, что понадобилась куча дополнительных сигнальных систем, которые смогли бы передавать более подробную информацию, чем это представлялось возможным посредством яркого окраса, ветвистых рогов, виляющих хвостов, пахучих меток и леденящих воплей. А наладили эту «суперкоммуникацию» именно человеческие самки: они «строили, строили и наконец построили» неимоверно запутанные отношения в каждой ячейке тогда еще первобытного общества. И с тех пор не прекращают своей утомительной деятельности по преобразованию любой ячейки в сложную общественную систему. Эволюция поощряет стремление женского мозга все запутать. И мужчинам приходится мириться с этим обстоятельством.

Пока женский пол изощрялся в усложнении массовой коммуникации, мужской пол изменился… ненамного. Ведь от него по–прежнему требовались те же функции защитника, добытчика, отца и самца. Правда, есть одно весьма серьезное «но»: все вышеперечисленные функции – то, что можно назвать эмоционально–функциональным «прожиточным минимумом». И это – удел тех, кто не столько живет, сколько выживает, изо дня в день воюя с призраком голодной смерти. Функции и эмоции более успешных членов общества куда разнообразнее. Получается, что у людей, достигших не то, чтобы высокого социального положения, но именно высокого уровня социальной стабильности, появляется время и желание подумать о себе – как о личности, а не как о биологической единице, сражающейся за ежедневный «сухой (и не слишком сухой) паек». Цивилизации понадобилось несколько тысячелетий для возникновения и развития таких социальных слоев, в которых могло родиться самоощущение человека, индивидуального, а также вильного, незалежного и самостийного.

Вот почему с приходом XXI века свершилось нечто удивительное: похоже, биологические нужды несколько… посторонились. Индивидуализм, о котором род человеческий получил первое представление в эпоху Ренессанса, в третьем тысячелетии наконец–то начал обретать форму. Конечно, индивидуализм во многом нарушает привычный ход вещей. Личность труднее поддается оболваниванию и не желает жертвовать собой во имя «светлого и чистого», до которого всему человечеству еще… шагать и шагать. Но «эгоистичные смутьяны» — явление закономерное, как ни ругай их благонамеренная публика. На них вся надежда – ведь надо же, наконец, найти лекарство от депрессии? При чем здесь депрессия? При нас, при людях нового тысячелетия. И она – непременный «подарочек» от нашей цивилизации каждому из представителей вида человек разумный.

Дело в том, что человеческое сознание в довольно короткие (а для миллионолетней эволюции так и вовсе небывалые) сроки пришло к той стадии, когда многоплановость начинает вредить бесперебойной работе. Это общеизвестное правило: чем сложнее устроен прибор, тем выше вероятность его поломки. Чем больше функций исполняет какая–нибудь микроволновотелеплитка, тем чаще его хозяин вызывает мастера: «Футбол не показывает! И курицу не жарит!» И если механизм просто сгорает и вырубается, то биологический объект, гораздо лучше защищенный, сперва просто сбоит – телом и духом. Наше сознание в депрессии, словно запальная лошадь, едва дышит и еле шевелится. Мы принуждаем мозг работать, но эффект минимальный. В результате приходится прибегать к помощи стимуляторов, которые выжмут из бедного «мыслящего устройства» все соки.

А ведь стоило опробовать менее опасную тактику: снять один из уровней сложности. То есть о чем–то перестать беспокоиться. Это и повышает уровень того, о чем уже упоминалось – уровень социальной (и заодно психологической) стабильности. Потому что одним только увеличением доходов стабильность не достигается. Может даже наоборот – разрушается. Человек начинает бояться за благоприобретенное имущество, какового раньше не имел. Поэтому некоторые экстремалы вообще советовали жить в бочке и пытались примером убеждать публику. Заработали вечную славу и репутацию му… мудреца. Но речь, собственно, а сегодняшнем дне. Разумеется, и в XXI веке полным–полно советчиков, предлагающих «обнажиться», «освободиться», «очиститься» и благодаря статусу неимущего получить максимальную дозу стабильности. Смеем заверить: это утопия. Отсутствие всего как раз и помещает человека в «природно–первобытные» условия. Вместо философских размышлений он станет шнырять по окрестностям в поисках пищи, одежды и пристанища. Поэтому отметаем легкомысленные советы, скопированные с неподходящих объектов, к тому же проживавших в теплом регионе с субтропической растительностью. Вглядимся в лицо реальности. Что именно стоит исключить из списка «волнительных переживаний»?

Конечный выбор, естественно, за тобой. И вообще заочно присоветовать никому нельзя: на то–то и то–то наплевать и забыть! Правда, существуют некоторые стандарты, на которые нельзя не обратить внимание – в порядке рекомендаций. Итак, за что стоит не волноваться, если ты – женщина. Конечно, и у мужчин есть свои «заморочки», и представители сильного пола вольны сами выбирать, мыслями о чем пожертвовать – о грядущем футбольном матче или о помятом автомобильном крыле. А вот женщине стоит отрешиться от бесконечных страхов насчет своей «любовной лодки» — разобьется та о подводные камни, или все же выплывет? Если избавить мозги от лишних нагрузок (действительно лишних, поверь) – можно надеяться, что и перегрева не будет, и неприятных последствий типа хронической депрессии – тоже.

Здесь, скорее всего, раздастся вопрос – и не один: так что же? Пустить отношения на самотек? Стать фаталисткой? Ни в коем случае. Фаталист – это человек, который глубоко и закоренело надеется на чудо. Вот высморкается фея – и случится в моей судьбе великая любовь, которая осветит мой путь и утеплит мой быт душевным огнем. Боженька поцелует меня в лобик – и я рожу гениальную идею, которая сразу принесет мне гигантскую прибыль. Одним словом, бездельник с авантюрной жилкой, как ни противоречиво это звучит. Ведь обычный авантюрист, как правило, великий труженик. Чтобы достичь своей цели, он совершает непрестанный чес по городам и весям, облегчая карманы и кошельки путем запудривания мозгов и отягощения ушей лапшей. И его «бизнес» стоит как раз на бездеятельных, надеющихся не на себя, а на «перебои в мироздании» (а что, собственно, есть чудо, как не «ошибка в программе»?). Ведь фаталист не уважает себя, не то попытался бы получить свой «гран–при» действуя самостоятельно, а не уповая на разных Калиостро. Вот почему нам, авторам этой книги, кажется, что фатализм – последнее средство, к которому следует прибегать.