В чем причина заблуждений Фрейда
В чем причина заблуждений Фрейда
Понимание данных трудностей при анализе системы мышления Фрейда (Freud thinking) означает, что для того, чтобы понять Фрейда, необходимо «официально» признать, какие из его находок были подлинно новыми и творческими, в какой мере он вынужден был выразить их в искаженном виде и каким образом его высвобожденные из этих пут идеи делают его открытия еще более плодотворными.
Исходя из того, что уже в общем и целом сказано о психоаналитических идеях Фрейда, можно задаться вопросом, что же оказалось для Фрейда действительно «немыслимым», и, следовательно, какого барьера на своем пути он так и не смог преодолеть?
При попытке ответить на вопрос, что же оказалось для Фрейда действительно «немыслимым», следует указать, как мне кажется, на два феномена,
1. Это теория буржуазного материализма, разработанная в первую очередь в Германии такими философами, как К. Фохт, Я. Молешотт и Л. Бюхнер. В своей книге «Сила и материя» (1855) Людвиг Бюхнер утверждал, будто ему удалось открыть, что не существует силы без материи и материи без силы, — догма эта получила широкое признание во времена Фрейда. Догма буржуазного материализма, которая нашла свое выражение у Фрейда, была воспринята им от учителей, особенно от одного из важнейших в этом отношении — Э. Брюкке (von Brucke). Фрейд находился под сильным влиянием философской системы Э. Брюкке и буржуазного материализма в целом, и под таким влиянием у него не могла не возникнуть мысль, что, возможно, существуют некие мощные физические силы, специфически физиологические корни которых невозможно продемонстрировать.
Постижение страстей человеческих стало для Фрейда подлинной целью. До сих пор философы, драматурги и романисты — но уж никак не психологи или невропатологи — имели дело с подобными страстями.
Как же Фрейд справился с этой задачей? В ту пору, когда довольно мало было известно о гормональном воздействии на состояние души, половая жизнь была фактически единственным феноменом, где связь физиологического и психического была хорошо известна. Коль скоро секс почитался первопричиной всех стремлений, то это удовлетворяло теоретическому требованию: найти физиологические корни психических сил. Позднее именно Юнг отказался от этой связи и сделал в этом отношении весьма ценное, на мой взгляд, дополнение к теории Фрейда.
2. Вторая группа «немыслимых» идей была неизбежно связана с буржуазными авторитарно-патриархальными установками Фрейда. Общество, в котором женщины были бы в полном смысле слова равноправны с мужчинами и где мужчины не господствовали бы всего лишь в силу своего мнимого физиологического и психического превосходства, было совершенно немыслимо для Фрейда. Когда же весьма почитаемый Фрейдом Джон Стюарт Милль высказал свою идею относительно равноправия женщин, Фрейд в одном из писем заметил: «В этом вопросе Милль полный безумец». И слово безумный типично как определение того, что не поддается осмыслению. Большинство людей называют некоторые идеи «безумными», ибо «разумно и здраво» лишь только то, что не выходит за рамки референтной структуры традиционного мышления. То же, что оказалось за ее пределами, с точки зрения среднего человека, — «безумно». (Однако дело приобретает совершенно иной оборот, когда автору или художнику сопутствует успех. Не является ли успех свидетельством официального признания вменяемости?) То, что равноправие женщин было для Фрейда немыслимым, и привело его к разработке своей психологии женщин. Полагаю, что единственная в его системе идея, которая явно не заслуживает ни малейшего оправдания, если не считать ее проявлением установки мужского шовинизма, — это его концепция, будто одна половина человечества биологически, анатомически и психически ниже другой его половины.
Однако проявления буржуазного характера мышления Фрейда возможно обнаружить отнюдь не только в форме такой крайней патриархальности (патриархизма — patriar-chalism). И в самом деле, мыслители, «радикально» преступающие границы присущего их классу способа мышления, весьма немногочисленны. Фрейд был не из их числа. Практически во всех теоретических высказываниях Фрейда чувствуется классовая закваска его воспитания и способа мышления. Да и как могло быть иначе, коль скоро он не принадлежал стану радикал-мыслителей? Правда, не о чем было бы горевать, если бы это не побудило его последователей к некритическому отношению к обществу. Это-то отношение Фрейда объясняет также, почему его творение, которое представляло собой критическую теорию, а именно критику человеческого сознания, сформировало не более горстки радикально мыслящих политиков.
Если бы кому-нибудь вздумалось проанализировать наиболее важные концепции и теории Фрейда с позиций их классового происхождения2, то это неизбежно вылилось бы в целую книгу. В рамках нашей книги этого сделать, конечно же, невозможно, но вот тем не менее три примера.
1. Терапевтической целью Фрейда был контроль над влечениями инстинктов (instinctual) через усиление и укрепление Эго: они должны подчиняться Эго и Супер-Эго. В последнем случае Фрейд смыкается со средневековым теологическим мышлением, хотя с той существенной разницей, что в его системе нет места ни для Божией милости и благодати, ни для всеобъемлющей материнской любви, не считая той, что связана со вскармливанием младенца. Ключевое слово здесь — контроль.
Данное психологическое понятие соответствует социальной действительности. Предполагается, что точно так же, как в обществе большинство контролируется правящим меньшинством, душа должна находиться под авторитетным контролем Эго и Супер-Эго. Опасность прорыва бессознательного влечет за собой опасность социальной революции. Всякое подавление, будь то социальные репрессии или вытеснение в подсознание, является тем методом властного сдерживания, которым охраняется существующее, как внутреннее, так и внешнее, положение вещей. Это вовсе не единственный способ преодоления проблем, связанных с социальными изменениями. Только авторитарной системе, высшей целью которой является сохранение существующего положения вещей, необходима угроза силой, чтобы потенциальная опасность не смела поднять головы. Со всеми остальными моделями строения личности и социальных структур возможны эксперименты. В последнем случае анализ подразумевает в себе вопрос: какую меру самоотречения от счастья правящее в обществе меньшинство может навязать большинству? Ответ напрямую зависит от уровня развития производительных сил общества, а следовательно, и от меры неудовлетворенности (фрустрации), которую неизбежно испытывает человек. Вся эта система «Супер-Эго, Эго, Ид» есть не что иное, как иерархическая структура, исключающая саму возможность того, что сообщество свободных, т. е. не-эксплуатируемых, людей может жить в согласии и не испытывать необходимости контроля над темными силами.
2. Не требует доказательств, что карикатурное изображение Фрейдом женщин самодовольными, неспособными любить и равнодушными к сексу — чисто мужская самореклама. Равнодушна к сексу была обычно женщина из средних слоев общества. Холодность их обусловливалась собственническим характером буржуазного брака. Их «вялость» в браке задавалась уже тем, что они являлись собственностью. Только женщинам из среды крупной буржуазии и куртизанкам дозволялось проявлять сексуальную активность (или в крайнем случае имитировать ее). Неудивительно, что в процессе завоевания женских «сердец» мужчины испытывали вожделение, а завышение ценности «сексуального объекта», который, согласно Фрейду, существует только у мужчин (еще один недостаток женщин!), было по существу, насколько я понимаю, удовольствием от погони и успешного покорения. Коль скоро покорение гарантируется первым же сношением, то женщине остаются обязанности деторождения и рачительного ведения домашнего хозяйства, — тем самым из объекта погони она низводится до уровня полной безликости? Если бы у Фрейда было много пациенток из высших слоев французской и английской аристократии, то его мрачное изображение женской холодности могло бы и измениться.
3. И пожалуй, самый важный пример буржуазности, столь характерной для претендующих на универсальность концепции Фрейда, — это его понятие любви. Действительно, Фрейд рассуждает о любви гораздо больше, чем привычно для его ортодоксальных последователей. Но что он имеет в виду под любовью?
Очень важно отметить, что Фрейд и его ученики обычно ведут речь о «любви к объекту» (object love) (в отличие от «аутоэротической любви» (нарциссической любви — «narcissistic love») и «объекта любви» (имея в виду любимого человека). Да существует ли, в самом деле, такая вещь, как «объект любви»? Не исчезает ли любимый человек, становясь неким объектом, т. е. чем-то вне меня и напротив меня (и как бы против меня). Но есть ли любовь именно такая внутренняя энергия, которая настолько объединяет двоих людей, что они перестают быть объектами (т. е. как бы собственностью друг друга)? Говорить об «объекте любви» — это значит вести речь о владении, целиком и полностью исключив какую бы то ни было форму бытия, — ничем не отличаясь при этом от торгаша, рассуждающего о помещении капитала. В последнем случае «инвестируется» капитал, а в первом — либидо. Вполне логично, что в психоаналитической литературе о любви нередко говорится как об «инвестиции» чувств в объект. Нужна вся пошлость бизнес-культуры, чтобы свести до уровня инвестиций любовь мужчины и женщины, любовь человеческую, любовь Бога, но нужно также и все вдохновение гения Руми, Экхарта, Шекспира, Швейцера, чтобы показать ничтожность воображения людей того типа, которые полагают инвестиции и доходы подлинным смыслом жизни.
Исходя из собственных практических предпосылок, Фрейд вынужден вести речь об «объектах» любви, поскольку «либидо остается либидо, вне зависимости от того, направлено ли оно на объект или на собственное Эго». Любовь — это сексуальная энергия, приложенная к объекту, — это всего лишь физиологически укоренившийся инстинкт, направленный на объект. Это, так сказать, отходы производства биологической необходимости выживания расы. «Любовь» у мужчин носит по преимуществу характер преданности, т. е. верности тому, кто стал дорог, поскольку он удовлетворяет насущные потребности (в еде и питье) мужчины. Таким образом, любовь взрослого человека ничем не отличается от любви ребенка: оба они любят тех, кто их кормит. И для многих это, бесспорно, справедливо, ибо такая любовь — это своего рода нежная признательность за насыщение. Все это замечательно, но удручающе пошло утверждать, будто это и есть апофеоз любви. Женщинам же, как полагает Фрейд, вообще недоступен этот высший уровень любви, ибо любят они «нарциссически», т. е. любят в других себя.
Фрейд постулирует: «Поскольку сама по себе любовь — это страстное желание и утрата, то влюбленные заботятся о себе и своих интересах, а вот быть любимым, получая в ответ взаимную любовь и обладая объектом любви, — значит вновь воскрешать ее». И это утверждение можно считать ключевым в понимании концепции любви у Фрейда. Любовь как страстное желание, утрата и соблюдение собственных интересов. А тем, кто превозносил любовь как источник силы и восторга, которыми она одаряет любящего, Фрейд возражал: «Все вы заблуждаетесь! Любовь делает вас слабыми, а счастье вы испытываете тогда, когда любят вас». А что же такое быть любимым? — обладать любимым объектом! Вот классическое определение буржуазной любви: счастью способствуют владение и контроль, будь то имущественная собственность или женщина, которая, являясь собственностью, обязана платить своему владельцу любовью. Любовь начинается со вскармливания младенца материнской грудью. Завершается же она во владении самца самкой, которая таким образом продолжает удовлетворять его эмоциональный, сексуальный и физический голод3. Вот тут-то мы и находим ключ к концепции Эдипова комплекса. Выставив напоказ пугало инцеста, Фрейд прячет за ним свое истинное понимание сущности мужской любви: вечная привязанность к матери, которая питает мужчину и в то же самое время контролируется им. То, что Фрейд фактически говорит между строк, подходит, вероятно, патриархальным обществам: мужчина продолжает оставаться существом зависимым, но, отрицая это, похваляется своей силой, а в доказательство женщину превращает в свою собственность.
Подведем итоги: основные факторы социальной установки патриархально ориентированной мужской особи — это зависимость от женщины и отрицание данного факта через установление контроля над нею. Фрейд сплошь и рядом трансформирует специфическое явление мужской любви патриархального типа в некий общечеловеческий феномен.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.