К

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

К

КАТАРСИС

Греческое слово катарсис вот уже более ста лет бытует в лексиконе психологов, более того – уже стало своеобразным культовым символом, значение которого представляется ясным лишь посвященным. В самом деле, в обыденной речи оно практически не встречается, зато психологи пользуются им всякий раз, когда заходит речь о сильных переживаниях, которые, по мнению многих, человека облагораживают. Именно такого рода переживания намеренно культивируются различными направлениями практической психологии с целью личностного совершенствования.

В различных источниках можно найти несколько толкований данного понятия, которое с древнейших времен используется в философии, в частности в эстетике, а со сравнительно недавних пор – и в психологии, преимущественно в психоанализе. Обобщенная дефиниция, почерпнутая из этих источников, могла бы звучать так: катарсис – эмоциональное потрясение, имеющее очистительный, просветляющий эффект. Авторство этого понятия приписывается Аристотелю, внедрение его в психологию принято считать заслугой З. Фрейда. Эти положения, в принципе небезосновательные, требуют, однако, некоторых уточнений.

Иногда создается впечатление, что приоритет Аристотеля в ряде случаев объясняется довольно простой причиной: в отличие от писаний многих античных мыслителей, большинство трудов этого обласканного тогдашней властью ученого были бережно сохранены и дошли до наших дней. Сохранилось, впрочем, не все – содержание некоторых работ Аристотеля известно нам исключительно в изложении позднейших трансляторов и толкователей. Это относится и ко второй части трактата «Поэтика», где греческим философом использовано понятие катарсиса. Справедливости ради следует сказать, что само это явление было описано гораздо раньше, хотя сохранившиеся упоминания об этом разрозненны и фрагментарны.

Предположительно само слово катарсис восходит к семитскому gtr – культовые воскурения; первоначально термин был связан с религиозным понятием культовой чистоты – очистительные ритуалы, приводящие к катарсису, обыкновенно открывали культовую церемонию.

Этот смысл был воспринят греческой философией. В доплатоновской философии идея катарсиса характерна прежде всего для Пифагора и его школы. Поскольку в соответствии с пифагорейским учением только чистая душа способна обрести знание, существовали многочисленные предписания и требования, преследующие цель очищения и просветления души, в числе которых было и знаменитое требование продолжительного молчания для начинающих. Пифагорейцы также рекомендовали музыку для очищения души – в этом можно увидеть истоки современной музыкотерапии. Не вызывает сомнения, что соответствующие, специально подобранные музыкальные произведения могут вызвать сильные переживания, когда утомленная душа омывается очистительными слезами (но очевидно также, что иные произведения – вроде «шедевров» ТАТУ или «Ленинграда» – чреваты обратным эффектом).

Платон в диалоге «Федон» говорит о философском катарсисе, который открывает философствующему новое измерение реальности. Философия должна постигать истинно сущее, для чего необходимо рассматривать вещи только посредством души. Этому препятствуют силы чувственного познания и отклоняющие от духовного знания потребности тела. Поэтому душа должна стремиться отделиться от тела, как от оков, и тем самым достигнуть просветления.

Аристотель подобно пифагорейцам также отмечал воспитательное и очистительное значение музыки, благодаря которой люди получают облегчение и очищаются от своих аффектов, переживая при этом «безвредную радость». Знаменитое определение Аристотеля трагедии как очищения от аффектов вызвало появление обширной литературы о том, как здесь следует понимать катарсис, какое содержание вкладывал Аристотель в это понятие и что он подразумевал под очищением. Выдвигались различные теории, в соответствии с которыми трагедия очищает от пороков (Г.Э. Лессинг), успокаивает аффекты сострадания и страха благодаря законам нравственности (Э. Целлер), вносит умиротворяющую завершенность путем гармоничного примирения страстей (И.В. Гёте). Высказывались и негативные суждения – например, Ж.Ж. Руссо осуждал театральное искусство, ставя в упрек катарсису то, что он есть лишь «пустое мимолетное чувство, которое исчезает тотчас же. Вслед за иллюзией, породившей его, это остаток естественного чувства, сразу же загубленный страстями, бесплодная жалость, которая удовлетворяется несколькими слезами, но не подвигла никого на малейшее проявление человеколюбия».

Особо оживленные дискуссии проблема духовного очищения вызвала в ХIХ в., что безусловно предвосхитило соответствующие положения теории З. Фрейда. Историки психоанализа, характеризуя духовную атмосферу конца ХIХ в., пишут о «подлинном помешательстве, связанном со всеобщим интересом к проблеме катарсиса. Эта тема стала, пожалуй, самым популярным предметом обсуждения как среди ученых, так и в изысканных и утонченных венских салонах». К 1890 г. только на немецком языке вышло более 140 различных публикаций по проблеме катарсиса. Одна из них принадлежала Якобу Бернайсу, который приходился дядей Марте Бернайс, невесте доктора Фрейда. В ней автор, анализируя взгляды Аристотеля, утверждал, что при восприятии трагического представления у зрителя пробуждаются и усиливаются связанные с аффектами сострадания и страха переживания, в результате чего трагедия оказывает на него сильное воздействие, способствующее устранению соответствующих аффектов, приносящее удовольствие и облегчение. Есть достаточно оснований полагать, что Фрейд имел возможность ознакомиться с этой работой и испытал известное влияние содержавшихся в ней идей. То же самое, по всей вероятности, можно сказать и о старшем товарище и коллеге Фрейда Й. Брейере, которому и принадлежит приоритет внедрения принципов очищения в психотерапевтическую практику.

В истории психоанализа классическим считается так называемый случай Анны О. – первый пример использования «катарсического метода Брейера – Фрейда». Этот случай описан в совместной работе Брейера и Фрейда «Исследования истерии» (1895). Под псевдонимом Анны О. в ней фигурировала некая Берта Паппенгейм, пациентка Брейера, с которой Фрейд никогда лично не встречался, хотя с нею и была знакома его невеста. Несчастная Анна-Берта страдала целым букетом истерических расстройств, впервые появившихся тогда, когда она ухаживала за умиравшим отцом. Брейер лечил ее при помощи гипноза. Он обнаружил, что под гипнозом пациентка могла вспомнить те переживания, которые, возможно, и являлись причиной болезненных симптомов. Последующее обсуждение ее переживаний, казалось, способствовало улучшению состояния. Каждый раз после подобных обсуждений пациентка сообщала об улучшении самочувствия. Брейер и Фрейд, подробно обсуждавшие ход лечения, пришли к выводу, что освобождение от травмирующих переживаний снижает или совсем устраняет болезненные симптомы.

Вот уже более ста лет психоаналитики превозносят этот случай как блестящий пример воплощения принципов психоанализа. Справедливости ради следует признать, что сам по себе этот случай далеко не бесспорный. Сразу же после лечения Брейера его пациентка, от которой он по личным причинам отказался, была помещена в психиатрическую клинику и впоследствии не раз туда возвращалась. Душевного здоровья она так никогда и не обрела. Напротив, ее истеричность обострилась в виде еще одного болезненного симптома – феминизма, которым она была одержима до конца своей неприкаянной жизни.

Становлению катарсического метода лечения этот досадный факт, однако, не помешал. В его основу легли следующие предположения: болезненные симптомы являются символами воспоминаний о травмирующих переживаниях прошлого; заболевание происходит потому, что нормальной разрядке аффектов был прегражден доступ и ущемленным аффектам пришлось направиться в другое русло; став бессознательными, эти аффекты омрачают душевную жизнь человека, служат источником ее возбуждения и приводят к невротическому заболеванию. С помощью гипноза в памяти пациента восстанавливается цепь патогенных воспоминаний, воспроизводится травмирующая ситуация, ранее сдерживаемые аффекты проявляются с необычной силой, происходит отреагирование, и невротические симптомы исчезают.

Используя этот метод, Фрейд со временем отказался от гипноза, который стал для него, по его словам, «неприятен как капризное и, так сказать, мистическое средство». Фрейд сделал катарсическое лечение независимым от гипнотического внушения, поставил задачу не в гипнотическом, а в бодрствующем состоянии узнать у пациента то, чего тот не осознавал. Впоследствии в качестве технического приема метод был дополнен свободными ассоциациями. Это новшество фактически и открыло путь к возникновению собственно психоанализа.

В наши дни независимо от того, в какой мере психологи разделяют фрейдовские постулаты, многие из них активно используют в своей практике механизмы катарсического отреагирования. Цель многих психотерапевтических процедур состоит в освобождении неотреагированных эмоций при отсутствии негативных последствий, имевших место в реальности. Катарсис оказывается успешен, когда тревога, связанная с восстановлением контакта с ситуацией, подавляется другими позитивными эмоциями в психотерапевтических условиях.

Говоря упрощенно, человеку в ряде случаев бывает необходимо проговорить, проиграть, так или иначе заново пережить в спокойной, безопасной обстановке травмирующие, тягостные переживания, дабы освободиться от их груза. По большому счету, это и есть одна из важнейших задач психологии, если понимать ее как «помогающую профессию». Технических приемов для достижения этой цели разработано множество, но их общий принцип – катарсическое просветление.

КАУЗАЛЬНАЯ АТРИБУЦИЯ (от лат. causa – причина + attribuo – придаю, наделяю) – феномен социального восприятия, интерпретация человеком причин поведения другого человека, а также своего собственного. Переводя труднопроизносимый термин на родной язык, суть каузальной атрибуции можно определить как отнесение, приписывание причин того или иного акта определенным источникам – внешним или внутренним. Так, если один человек ударил другого, причина этого может видеться нам в том, что сам он по натуре своей человек злой и агрессивный (то есть действие продиктовано его внутренними качествами), либо в том, что вынужден защищаться или отстаивать таким способом свои интересы (то есть обстоятельства вынудили его пойти на этот шаг). Такого рода суждения не всегда опираются на логику или на объективно наблюдаемую действительность, они скорее продиктованы нашей склонностью трактовать источники поведения. Такие трактовки во многом индивидуальны, но имеют и общие особенности.

Исследователи каузальной атрибуции исходили из следующих положений: 1) люди в процессе межличностного восприятия и познания не ограничиваются получением внешне наблюдаемых сведений, но стремятся к выяснению причин поведения и выводам, касающимся соответствующих личностных качеств наблюдаемого человека; 2) поскольку информация о человеке, получаемая в результате наблюдения, чаще всего недостаточна для надежных выводов, наблюдатель находит вероятные причины поведения, соответствующие черты личности и приписывает их наблюдаемому человеку; 3) такая причинная интерпретация существенно влияет на поведение наблюдателя.

Теории атрибуции были разработаны на основе обобщения фактов социальной перцепции (межличностного восприятия), однако их авторы в дальнейшем стали распространять свои объяснительные принципы и терминологию на другие области, например, мотивацию.

В чем сущность теорий атрибуции? «Атрибутивные теории в широком смысле этого термина, – пишет Л.Д.Росс, – рассматривают попытки рядового человека понять причины и следствия событий, свидетелем которых он является; иначе говоря, изучают наивную психологию «человека с улицы» – как он интерпретирует свое поведение и поведение других». Такие широкие цели изучения явились следствием иного представления о человеке, чем это имело место в бихевиоризме или фрейдизме. Исследователями каузальной атрибуции каждый человек рассматривается как интуитивный психолог, равный по статусу психологу-исследователю. Цель профессионального психолога – познать способы восприятия и понимания событий и людей, которые использует интуитивный психолог. Эти способы, как выяснилось, страдают рядом недостатков, связанных с: 1) ошибками при кодировании, воспроизведении, анализе интерпретируемых данных; 2) хроническим дефицитом времени, требуемого для оценивания; 3) действием отвлекающей мотивации.

Основоположником исследований атрибутивных процессов считается Ф. Хайдер. Суть предложенной им концепции такова. Человек стремится к формированию непротиворечивой и связной картины мира. В этом процессе у него вырабатывается, по выражению Хайдера, «житейская психология» как результат попыток объяснить для себя причины поведения другого человека и прежде всего вызвавшие его мотивы. Хайдер подчеркивает важность того, объясняем ли мы то или иное явление факторами, локализованными внутри человека или вне его, например, мы можем объяснить ошибку человека его низкими способностями (внутренняя причина) либо трудностью задачи (внешняя причина). Характер объяснения в каждом отдельном случае определяется не только уровнем развития субъекта, его собственными побуждениями, но также необходимостью сохранить когнитивный баланс. Например, если человек считает, что другой человек относится к нему хорошо, то любой негативный его акт будет «выпадать» из общей картины, в действие вступят психологические силы, стремящиеся восстановить равновесие.

Многие положения концепции Хайдера были проверены и подтверждены экспериментально. Сам Хайдер ссылается на эксперимент М.Циллига, проведенный еще в 1928 г. В этом эксперименте две группы детей – популярных и непопулярных – выступали перед своими одноклассниками с гимнастическими упражнениями. Хотя «популярные» специально делали ошибки, а «непопулярные» выступали безошибочно, зрители впоследствии говорили об обратном. Хайдер указывает на этот факт как на пример приписывания (атрибуции) «плохих» качеств «плохим» людям.

В своих исследованиях того, как мы интерпретируем окружающий мир, социальные психологи обнаружили обобщенную тенденцию, которую назвали фундаментальной ошибкой атрибуции. Она состоит в преувеличении значения личностных (диспозиционных) факторов в ущерб ситуативным, или «средовым» влияниям. Как наблюдатели мы часто упускаем из виду тот факт, что каждый человек играет множество социальных ролей, а мы часто являемся свидетелями лишь одной из них. Поэтому влияние социальных ролей при объяснении человеческого поведения легко упустить из виду. Это, в частности, хорошо иллюстрирует остроумный эксперимент Л.Росса, Т.Амбайл и Д.Стейнмец. Эксперимент проводился в форме викторины – наподобие популярных телевизионных конкурсов эрудитов. Испытуемым поручалось исполнить одну из двух ролей – ведущего, в задачу которого входит задавать трудные вопросы, и участника викторины, которому нужно было на них отвечать; распределение ролей производилось в случайном порядке. Наблюдатель, информированный о порядке организации викторины, смотрел на это разыгранное шоу, а затем оценивал общую эрудицию ведущего и участника, отвечавшего на вопросы. Любому из нас легко представить себя в роли такого наблюдателя, припомнив, какие чувства мы испытываем при виде того, как на телеэкране ведущие испытывают эрудицию «человека с улицы», жаждущего денежного приза. Впечатление в большинстве случаев таково: перед нами предстает с одной стороны человек умный, искушенный, много знающий, с другой – человек неловкий и недалекий. Всего лишь задавая хитрые вопросы, ведущий производит впечатление умницы, а участник викторины сталкивается с необходимостью отвечать на них (и наверняка перед многими пасует), поэтому выглядит глуповато. Именно это и обнаружили Росс и его коллеги: наблюдателям ведущие кажутся гораздо более знающими, чем участники. Хотя на самом деле в высшей степени маловероятно, чтобы ведущие были более эрудированными, чем участники, так как каждый получил свою роль благодаря случайному распределению. И что самое интересное: это было известно и наблюдателям! И все равно, вынося свои суждения об исполнителях разыгранной викторины, наблюдатели оказались не в состоянии учесть влияния социальных ролей и попали в ловушку, приписав увиденное личностным качествам.

Если бы фундаментальная ошибка атрибуции была ограничена суждениями в подобных игровых ситуациях, ей вряд ли следовало бы уделять внимание. Однако ее последствия простираются чрезвычайно широко. Э.Аронсон в своей известной книге «Общественное животное» приводит пример, типичный для Америки, а с недавних пор хорошо понятный и нам. Наблюдая человека, который, скажем, подбирает на улице пустые бутылки, мы скорее всего брезгливо поморщимся: «Ничтожество! Бездельник! Если б он в самом деле захотел найти достойную работу, то давно нашел бы!» Такая оценка в каком-то случае может точно соответствовать действительности, но не исключено и то, что оно представляет собой проявление фундаментальной ошибки атрибуции. Известно ли нам, какие обстоятельства вынудили человека так пасть? Вряд ли! А характеристика ему уже готова.

Один из существенных результатов экспериментального исследования каузальной атрибуции заключается в установлении систематических различий в объяснении человеком своего поведения и поведения других людей. Собственные промахи и даже недостойные поступки мы склонны интерпретировать как вынужденные, продиктованные неблагоприятными обстоятельствами, тогда как успехи и достижения скорее истолкуем как естественное следствие наших высоких достоинств. В отношении других людей чаще действует обратная закономерность – их удачи скорее расцениваются как следствие «везения», благоприятного стечения обстоятельств, чьего-то покровительства и т. п., зато промахи и неловкости скорее расцениваются как следствие негативных личностных особенностей. Самооправдание типа «А что еще мне остается делать – жизнь нынче такая!», завистливое «Везет же некоторым!» (в смысле – явно незаслуженно), брезгливое «А чего еще ждать от такого никчемного человека?!» – все это повседневные примеры данной закономерности. Стоит задуматься, не слишком ли часто и всегда ли оправданно прибегаем мы к этим формулам…

Важная закономерность, обнаруженная во многих экспериментах, состоит в преувеличении человеком собственной роли в той ситуации, в которую он оказался вовлечен – пускай даже в пассивной роли. Сам факт участия в каком-то событии заставляет нас почувствовать (часто безосновательно) свою способность влиять на его ход и результаты. Э.Лэнджер в несложном эксперименте продемонстрировала такую «иллюзию контроля». Исследование состояло в том, что испытуемые покупали лотерейные билеты. Важным моментом было то, что некоторые из них получали право выбрать, какой билет им купить, тогда как другие должны были брать тот билет, который им предлагал экспериментатор. После этого испытуемым была предложена возможность продать свой билет обратно экспериментатору. Лэнджер обнаружила следующую закономерность: те испытуемые, которые сами выбирали билеты, заламывали за них цену, иногда вчетверо превышавшую цену, назначенную испытуемыми, которым билеты достались по разнарядке. Видимо, у испытуемых возникла иллюзия, что их действия по выбору билета могли повлиять на результат, они считали тот билет, который выбрали сами, «более счастливым», хотя совершенно очевидно, что выигрыш определялся случайностью и ни у одного из билетов не было большей вероятности оказаться выигрышным. Однако иллюзия контроля, порожденная эгоцентрическим мышлением, очень сильна. Поэтому неудивительно, что во многих ситуациях, предопределяемых либо простой случайностью, либо чьим-то не зависящим от нас выбором, нам любезно предоставляется иллюзорная возможность самим «вытянуть счастливый билетик».

Очень важно, что знание закономерностей и ошибок каузальной атрибуции помогает сделать ее более эффективным орудием для налаживания взаимодействия. Так, знание о существовании «фундаментальной ошибки атрибуции» может направить наше восприятие по более правильному пути учета различных ситуационных воздействий на человека. Очень важно и осознание собственного стиля атрибуции, который присутствует в любом общении. Очень полезно ответить себе на вопрос: кто я – «ситуационист», пытающийся все всегда выводить из обстоятельств, или субъективист, объясняющий все усилиями и желаниями человека? Опыт психологов, занимающихся «атрибутивной психотерапией», показывает, что во многих ситуациях осознание и смена стиля приписывания причин приводят к увеличению успешности общения.

КОГНИТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Оформление научной школы или направления трудно точно датировать. Подобно тому как историю города принято отсчитывать от первого письменного упоминания о нем, так и в истории науки принято отмечать символические даты первых публикаций. Так, официальным днем рождения когнитивной психологии можно считать 6 апреля 1956 г. В этот день в «Психологическом обозрении» (Psychological Review) появилась статья Джорджа Э. Миллера «Магическое число семь, плюс-минус два: пределы наших способностей обработки информации» – первая работа сугубо когнитивистской ориентации, положившая начало целому научному направлению. Характерно, что расцвет когнитивной науки пришелся почти на те же самые годы (начало 60-х – середина 70-х). В мировой науке эти независимые направления так и существуют параллельно, не пересекаясь и позволяя психологам свободно выбирать, к чему лежит душа. Центральная для когнитивной психологии проблема – переработка информации, которую человек черпает из внешнего мира (ибо больше ей взяться неоткуда). Поняв, как человек получает и организует в сознании информацию о мире, мы в итоге сможем и понять, почему и зачем он так или иначе себя ведет. Для когнитивистов предмет психологического исследования состоял именно в этом. Наверное, и эта позиция небезупречна, но она хотя бы представляется научной.

Обстоятельная статья Миллера (в журнале она заняла 17 страниц) была посвящена проблеме памяти и написана на основе развиваемой автором информационной теории. Надо сказать, что «магическое число семь» было открыто задолго до Миллера. Еще на рубеже ХIХ – ХХ вв. Дж. М.Кэттел экспериментально установил, что внимание человека может быть одновременно сосредоточено на пяти, максимум – семи элементах. Таков, как довольно долго считалось, и есть объем кратковременной памяти. Миллер сумел показать, что люди способны расширить ограниченные возможности кратковременной памяти, группируя отдельные единицы информации и используя символы для обозначения каждой из групп. Например, последовательность цифр 7 1 4 1 2 1 9 9 7, предъявляемую на короткий промежуток времени, запомнить не так-то просто. Это легче сделать, если организовать последовательность следующим образом: неделя (7 дней), две недели (14 дней), количество месяцев в году (12), определенный год (1997). Таким образом, было показано, что ограниченность кратковременной памяти определяется совсем не количеством информации, объективно измеряемой в битах, а субъективной организацией материала в более или менее крупные «порции» или «куски», размеры которых, как продемонстрировал автор в опытах на самом себе (эта традиция изучения памяти идет еще с экспериментов Г.Эббингауза полуторавековой давности), меняются в процессе обучения. Это, в свою очередь, свидетельствует о том, что кратковременная память не просто предшествует долговременной – ее возможности определяются содержанием долговременной памяти, или опыта. Хотя число «фрагментов», которые человек способен единовременно запомнить, на протяжении жизни остается относительно постоянным, но сумма информации в каждом из них увеличивается по мере того, как растет сумма накопленных человеком знаний. Это положение имеет принципиальное значение для педагогической практики, если понимать ее в традиционном смысле – как процесс приобретения знаний.

КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС – негативное побудительное состояние, возникающее в ситуации, когда человек располагает двумя противоположными представлениями, суждениями, намерениями и т. п., относящимися к одному объекту; центральное понятие социально-психологической теории, разработанной американским психологом Леоном Фестингером.

Фестингер в своих изысканиях опирался на принцип равновесия, используя его и при анализе мироощущения человека. Сам он начинает изложение своей теории с такого рассуждения: замечено, что люди стремятся к некоторой согласованности как желаемому внутреннему состоянию. Если возникает противоречие между тем, что человек знает, и тем, что он делает, то это противоречие стремятся как-то объяснить и, скорее всего, представить его как непротиворечие ради того, чтобы вновь достичь состояния внутренней когнитивной согласованности. Далее Фестингер предлагает заменить термин «противоречие» на «диссонанс», а «согласованность» на «консонанс», поскольку эта последняя пара терминов кажется ему более нейтральной, и теперь сформулировать основные положения теории. Она может быть изложена в трех основных пунктах: а) между когнитивными элементами может возникнуть диссонанс; б) существование диссонанса вызывает стремление уменьшить его или воспрепятствовать его росту; в) проявление этого стремления включает: или изменение поведения, или изменение знаний, или осторожное, избирательное отношение к новой информации. В качестве иллюстрации приводится ставший уже нарицательным пример с курильщиком: человек курит, но вместе с тем знает, что курение вредно; у него возникает диссонанс, выйти из которого можно тремя путями: а) изменить поведение, то есть бросить курить; б) изменить знание, в данном случае – убедить себя, что все рассуждения о вреде курения как минимум преувеличивают опасность, а то и вовсе недостоверны; в) осторожно воспринимать новую информацию о вреде курения, то есть попросту игнорировать ее.

Главный практический вывод, вытекающий из теории Фестингера, состоит в том, что любой психологический элемент субъекта может быть изменен: подвергая сомнению то, что человек думает о самом себе, можно вызвать изменения в его поведении, а меняя поведение, человек изменяет и мнение о себе. Подвергая себя самоконтролю и самоанализу, работая над самооценкой, человек развивается, растет личностно. В противном случае он отдает свою душевную работу другим, становясь жертвой (или орудием) чужого влияния. Именно об этом говорят результаты великолепно выстроенных экспериментов и его коллег.

Один из первых экспериментов по проверке теории когнитивного диссонанса был проведен Дж. Бремом. Он предлагал испытуемым сначала оценить несколько бытовых электроприборов – тостер, фен и т. п. Затем Брем показывал испытуемым два предмета из тех, что они внимательно осмотрели, и говорил, что им разрешается взять любой из них на выбор. Позднее, когда от испытуемых требовалось дать повторную оценку тем же предметам, они с большей похвалой отзывались о выбранном ими изделии и с меньшей – об отклоненном. В свете теории Фестингера причина подобного поведения ясна. Осуществив трудный выбор, люди испытывают диссонанс: знание негативных характеристик выбранного предмета диссонирует с фактом его выбора; знание позитивных характеристик отвергнутого предмета диссонирует с тем, что предмет не был выбран. Для уменьшения диссонанса люди подчеркивают позитивные аспекты и преуменьшают значение негативных аспектов выбранных предметов и, напротив, – подчеркивают негативные стороны и преуменьшают значение позитивных сторон невыбранного предмета.

Э. Аронсон

Э.Аронсон и Дж. Миллс предположили, что если люди затратят много усилий, а тем более пойдут на какие-то жертвы для того, чтобы получить доступ в группу, которая окажется потом скучной и неинтересной, то они будут испытывать диссонанс. Знание о том, что им пришлось выдержать, будет диссонировать со знанием о негативных сторонах группы. Людям неприятно затрачивать усилия попусту и идти на неокупающиеся жертвы. Для снятия диссонанса они пытаются изменить восприятие группы в положительную сторону. В эксперименте Аронсона и Миллса студентки колледжа должны были пройти вступительное испытание для того, чтобы стать членами дискуссионного клуба по обсуждению психологии секса. Для части девушек эти испытания были очень неприятны – от них требовалось откровенно продемонстрировать свою сексуальную раскрепощенность в присутствии экспериментатора-мужчины. Даже те, кто на это согласился (а согласились не все), испытывали смущение и стыд, то есть вынуждены были себя пересиливать. Для других испытание было легче – им разрешалось по своему усмотрению выполнить процедуру не полностью и остаться в рамках традиционных приличий. Третьи и вовсе были избавлены от вступительного испытания. Затем все испытуемые прослушали магнитофонную запись одной из дискуссий, проведенной в клубе, в который они оказались приняты. Как и предполагалось, девушки, прошедшие через самое трудное и унизительное испытание, оценили прослушанный материал как очень интересный и содержательный, причем эта оценка была намного выше той, что дали две другие группы испытуемых.

Еще один эксперимент, который был проведен Аронсоном с сотрудниками несколько лет спустя, основывался на предположении: если используется угроза для того, чтобы помешать людям заниматься любимым делом, то чем меньше будет угроза, тем больше у этих людей будет появляться тенденция умалять в своих глазах это дело. Если человек воздерживается от любимого занятия, он испытывает диссонанс. Знание о том, что он любит это занятие, диссонирует со знанием, что он принужден им не заниматься. Один из способов уменьшить диссонанс заключается в том, чтобы умалить в своих глазах значение этого занятия. Таким образом, появляется оправдание, почему человек не занимается любимым делом. Причем слабая угроза вызывает меньшее самооправдание. Это приводит к тому, чтобы добавлять свои собственные доводы для самоубеждения в том, что человеку вовсе не нравится заниматься любимым делом. В эксперименте Аронсона было обнаружено, что дети, которых подвергали символическому наказанию за пользование любимой игрушкой, уменьшили свою любовь к этой игрушке гораздо в большей степени, чем те, кто подвергался нешуточному наказанию.

КОЛЛЕКТИВ (от лат. colligere – собирать) – группа объединенных общими целями и задачами людей, достигшая в процессе социально ценной совместной деятельности высокого уровня развития. Явление и термин, упорно превозносившиеся в советской социальной психологии и столь же упорно игнорируемые психологией современной. И то и другое, по всей вероятности, представляет собой неоправданные крайности, требующие непредвзятого анализа ради нахождения «золотой середины».

Обобщая данные разных источников, можно выделить следующие особенности группы, которые характеризуют ее как коллектив.

1) Контактность – постоянное прямое и непосредственное общение. Воспитательная функция коллектива связана прежде всего с этой его особенностью.

2) Контагиозность (от лат. contagiosus – заразительный) – взаимовлияние, способность к «взаимозаражению». Коллектив представляет собой динамическую живую систему, в которой происходит обмен информацией между ее отдельными элементами, индивидами, передаются желания и стремления, переживания и мысли. В коллективе создаются суггестивные связи, не всегда осознаваемые субъектом общения.

3) Внутренняя природа коллектива характеризуется товарищеским сотрудничеством и взаимопомощью при решении конкретных задач. Деятельность членов коллектива осуществляется на основе принципов добровольности, равноправия и демократичности. Реальным руководящим органом коллектива выступает общее собрание – основная форма создания коллективного мнения. Регуляторами общественной жизни в коллективе выступают не столько формальные правовые нормы, сколько нравственные правила, традиции, обычаи, привычки, чувства.

4) Социально-психологическая интеграция. Эта черта выражается в единой социальной направленности деятельности и согласованности действий в коллективе, в общих устремлениях и усилиях, единстве личных, коллективных и общественных интересов. Для характеристики сплоченности коллектива в отечественной психологии использовался термин «ценностно-ориентационное единство»; им отражается высокая степень позиций и оценок членов группы по отношению к целям деятельности и ценностям, наиболее значимым для группы в целом. Подчеркивается, что ценностно-ориентационное единство не приводит к нивелировке личности в группе, так как не препятствует разнообразию вкусов, интересов и привычек ее членов. Оно не предполагает также обязательного совпадения в понимании способов достижения общих для всех членов группы целей.

5) Коллектив является относительно устойчивым социально-психологическим образованием с ярко выраженными перспективными линиями развития, в том числе и весьма отдаленными. В отличие от самых разнообразных видов групп, которые могут поддерживаться короткое время общими целями, коллектив живет сравнительно долго и отличается более стабильной структурой и нормами поведения.

Совершенно очевидно, что указанные характеристики группы, наличие которых ставит ее на уровень коллектива, являются позитивными качествами, и их достижение весьма желательно. Когда в силу определенных общественно-политических условий данные качества лишь декларируются, но реально не соблюдаются, это реально приводит к извращению позитивных принципов коллективизма и конечной дискредитации самого явления и понятия.

Характерно, что, отказавшись от дискредитированного общественной практикой термина, сегодня никто и не думает игнорировать позитивное содержание идей групповой сплоченности и ценностно-ориентационного единства. Только вместо «коллектива» сегодня чаще принято говорить о «команде», «командном духе» и т. п. Однако этой позитивной идеологии трудно придерживаться, если противопоставлять принципам коллективизма идеи превратно понятой самодостаточности личности. Вероятно, последующие социально-психологические изыскания будут направлены на смягчение эмоциональных крайностей в оценке этих явлений, что приведет к нахождению разумного и конструктивного компромисса.

КОМПЛЕКС АНТИГОНЫ – психоаналитическое понятие, используемое для обозначения неосознаваемого сексуального влечения девочки к отцу. Согласно древнегреческой мифологии, осознавший свои преступления и ослепивший себя Эдип был изгнан фиванцами на чужбину и, будучи слепым и дряхлым, погиб бы, не выдержав невзгод, если бы не любовь его дочери Антигоны, добровольно отправившейся в изгнание с отцом. В психоанализе данный комплекс рассматривается как причина некоторых неврозов и сексуальных извращений.

КОМПЛЕКС ГРИЗЕЛЬДЫ – психоаналитическое понятие, которым описывается желание отца сохранить дочь для себя и обусловленный этим отказ всем претендентам на ее руку. Такое кровосмесительное влечение отца к дочери рассматривается в психоанализе как поздняя форма эдипова комплекса, сменяющая влечение мужчины к собственной матери. Гризельда – героиня Д.Боккаччо («Декамерон»), являющаяся олицетворением женской добродетели и бесконечного долготерпения.

КОМПЛЕКС ИОНЫ – безотчетное внутреннее сопротивление полной реализации заложенных в человеке способностей, выступающее препятствием на пути личностного роста. Одно из важных понятий теории самоактуализации, разработанной американским психологом Абрахамом Маслоу. Подобно тому как З.Фрейд, формулируя понятие об эдиповом комплексе, опирался на древний миф об отцеубийце и кровосмесителе Эдипе, Маслоу также использовал в своей конструкции легендарный образ. В Книге пророка Ионы, составляющей одну из частей Ветхого Завета, повествуется о том, как Господь предначертал человеку по имени Иона роль пророка, с тем чтобы тот донес слово Божье до погрязших в грехе жителей Ниневии. Но Иона был очень напуган и предпочел уклониться от предначертанной ему роли (уже в древние времена было очевидно, что люди неохотно прислушиваются к истине и пророков не жалуют). Иона поспешил на корабль, который увез бы его подальше от Ниневии. Однако беглеца настигли еще более суровые испытания, чем те, что он мог вообразить, – выброшенный за борт во время шторма, он был проглочен китом и трое суток провел в его чреве, прежде чем был извергнут на землю. Пережитые испытания помогли Божьему избраннику проникнуться предначертанностью и благоговейно ее исполнить. Яркий образ библейского Ионы был избран Маслоу для придания наглядности и убедительности тому явлению, которое он усмотрел в человеческой психике.

Понятие комплекса, широко используемое в глубинной психологии, может показаться чужеродным для психологии гуманистической, одним из лидеров которой выступал Маслоу. Однако такое радикальное противопоставление этих двух направлений мировой психологии было бы ошибочным упрощением. Сам Маслоу свое отношение к идеям и понятиям глубинной психологии выразил так: «Сочинения З.Фрейда (я имею в виду изложенные в них факты, а не общую метафизику рассуждений) актуальны и для гуманистических психологов».

Немаловажно и то, что Маслоу испытал непосредственное влияние таких ярких фигур глубинной психологии, как А.Адлер, К.Хорни и Э.Фромм, с которыми он был лично знаком. При внимательном анализе работ Маслоу становится очевидна перекличка его рассуждений с некоторыми идеями названных авторов. В частности, это касается и комплекса Ионы.

Рассуждая о личностном росте, Маслоу справедливо указывает, что этот процесс – порой болезненный и небезопасный. Точно так же Фромм, говоря о свободе, отмечал, что она не тождественна безответственности – напротив, свобода с необходимостью предусматривает серьезную личную ответственность человека за каждый свой жизненный выбор, за собственную судьбу. Именно поэтому для многих свобода представляет собой не столько благо, сколько непосильное бремя, от которого они стремятся избавиться. «Бегство от свободы» – механизм, блестяще описанный в одноименной книге Фромма, – состоит в том, что заурядный человек предпочитает уступить обременительную свободу в обмен на гарантированный минимум стабильного благополучия. (И в наши дни приходится признать, что это явление не только чрезвычайно живуче, но и очень широко распространено.)

А. Маслоу

По мнению Маслоу, подобно тому как библейский Иона пытался уклониться от уготовленного ему служения пророком, многие люди также избегают ответственности, опасаясь в полной мере использовать свой потенциал. Они предпочитают ставить перед собой мелкие, незначительные цели, не стремятся к серьезным жизненным успехам. Такой «страх величия», возможно, является наиболее опасным барьером для самоактуализации. Насыщенная, полнокровная жизнь многим представляется невыносимо трудной. Корни комплекса Ионы можно усмотреть в том, что люди боятся оторваться от всего привычного, потерять контроль над тем, что уже есть.

На примере современного ему американского общества Маслоу отметил, что причиной многих проблем является материальное изобилие, «которое является предпосылкой возникновения таких патологических явлений, как скука, эгоизм, чувство элитарности… приостановка личностного роста». Развивающийся на почве самодовольной пресыщенности комплекс Ионы заключается в удовлетворенности достигнутым, отказе от реализации своих способностей во всей их полноте. «Люди, которых мы называем «больными», – это люди, которые не являются тем, кто они есть, – это люди, которые построили себе всевозможные невротические защиты против того, чтобы быть человеком».

Собственно идея «избегания духовного роста» принадлежит А.Ангъялу. Маслоу вначале говорил о ней как о «страхе собственного величия» или «стремлении избежать зова своего таланта». Он писал: «Все мы обладаем неиспользованными или не полностью развитыми способностями, и совершенно очевидно, что многие избегают призваний, которые им подсказывает сама природа. Часто мы уклоняемся от ответственности, продиктованной, точнее, предложенной природой, судьбой, а иногда и просто случаем, и, подобно Ионе, тщетно пытаемся избежать своей судьбы… Мы не только амбивалентно относимся к своим высшим возможностям, но находимся в постоянном, универсальном, даже необходимом конфликте и двойственном отношении к этим возможностям… Мы, бесспорно, любим и восхищаемся всеми, в ком воплощается истина, добро, красота, справедливость и успех. И в то же время они вызывают у нас чувство неловкости, тревоги, смущения, возможно, зависти или ревности, определенное ощущение собственной неполноценности и несовершенства».

Этот комплекс и связанные с ним переживания напоминают описанный Адлером комплекс неполноценности, но в рамках своей теории Маслоу дает другую интерпретацию. Он полагает, что человек с этим комплексом чувствует себя так, как будто его специально заставляют ощущать себя неполноценным.

Показательным примером Маслоу считает веками сложившееся предубеждение, будто для женщины самоактуализация возможна только в домашней, бытовой сфере. Подчиняясь этой установке, которую им активно навязывает социум, многие женщины отказываются от поиска себя в иных сферах, замыкаются в традиционной роли – порой весьма комфортной, но узко ограниченной. Надо с удовлетворением отметить, что эти рассуждения Маслоу почти полувековой давности в наши дни звучат уже не настолько остро – сегодня впору уже сетовать на пренебрежение многими женщинами своей традиционной ролью в пользу обретения социального лица. В наши дни стало неловко быть домохозяйкой, а вот бизнес-леди, напротив, пользуются высоким общественным признанием. Сегодня женщину уже буквально подталкивают к тому, чтобы «состояться» не только и не столько в домашней сфере. Парадокс в том, что карьера для многих оказывается чуждой и явно тяготит, как тяготила когда-то их бабушек роль домохозяйки. Может быть, следовало бы внимательнее прислушаться не к рекомендациям глянцевых журналов, а к собственному внутреннему голосу? И не оттого ли так привлекательна для некоторых престижная роль «акулы бизнеса», что в другой – традиционной – роли они опасаются оказаться не на высоте?

Самоактуализация для Маслоу – это, в частности, умение прислушиваться к себе, к своим подлинным побуждениям. Однако «большинство из нас прислушиваются не к самим себе, а к голосу мамы, папы, к голосу государственного устройства, вышестоящих лиц, власти, традиции и т. п.».

Правильная реакция на комплекс Ионы заключается в осознании своего безотчетного «страха и ненависти к правдивым, добродетельным людям, если вам удастся научиться любить высшие ценности в других, это может привести к тому, что вы полюбите их в самих себе и не будете больше их бояться».

В современных условиях, откровенно провоцирующих формирование опасного комплекса у многих людей, особенно – молодых, одной из важных и актуальных задач психолога является стимулирование стремления к самоактуализации, поощрение переоценки утилитарных ценностей, способных воспрепятствовать полноценному самоопределению.

КОМПЛЕКС КАИНА – совокупность враждебных эмоций, основанных на зависти брата к брату. Согласно Библии, Каин, старший сын Адама и Евы, из зависти убил своего брата Авеля. В психоанализе данный комплекс рассматривается как результат обделенности одного из детей, в отличие от других, родительской любовью. Интерпретируется как возможная причина возникновения неврозов.

КОМПЛЕКС МЕДЕИ – безотчетное патологическое стремление матери убить собственных детей, чтобы отомстить мужу. Согласно древнегреческой мифологии, Медея, колхидская царевна, помогла Ясону с аргонавтами завладеть золотым руном. Страшась гнева отца, она бежала с Ясоном в Грецию, но Язон обманул ее и взял в жены другую. Не ограничившись отравлением соперницы, Медея убила и своих детей от Ясона.

КОМПЛЕКС НЕПОЛНОЦЕННОСТИ – обостренное, преувеличенное переживание собственной слабости и несовершенства. Одно из ключевых понятий индивидуальной психологии Альфреда Адлера, которому и принадлежит данный термин. Понятие широко используется в обыденной речи в не вполне адекватном значении. При этом, как правило, имеется в виду, что человек невысоко себя ценит и страдает от неуверенности в себе. Данное явление, которое в самом деле встречается довольно часто, правильнее было бы определить в терминах заниженной самооценки. Однако, в представлении Адлера, содержание комплекса неполноценности нетождественно заниженной самооценке или, по крайней мере, не исчерпывается ею.

Свою концепцию неполноценности Адлер сформулировал, первоначально опираясь на результаты исследования детей, страдавших различными физическими дефектами. Он считал, что телесный недостаток порождает естественное ощущение собственного несовершенства, неполноценности; параллельно у ребенка возникает стремление преодолеть, компенсировать дефект, и именно стремление к компенсации есть движущая сила развития. Это представление было творчески переосмыслено и развито Л.С.Выготским (хотя ссылки на Адлера у Выготского немногочисленны, его влияние прослеживается достаточно явно), заложившим основы отечественной дефектологии, – одним из центральных в дефектологической концепции Выготского выступает принцип компенсации дефекта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.