Мышление, язык, речь

Мышление, язык, речь

Считается, что человек использует три вида мышления: понятие, суждение и умозаключение. Первый подразумевает предмет или его представление, второй – утверждение или отрицание его свойств, третий – приобретенное собственное о нем мнение. Если понятие выражается словом или словосочетанием, то суждение – уже предложением, а умозаключение – фразой. Мы мыслим и изрекаем серии суждений. Само суждение состоит из субъекта и предиката, мысль движется от первого, содержащего старое знание (тему), ко второму, утверждающему нечто новое (рему).

Процесс мышления реализуется через язык и речь. Язык материализует мысль и является ее формой. По В. Гумбольдту, это «объединенная духовная энергия народа, чудесным образом запечатленная в звуках». Человек проживает в двух мирах: материальном и символическом. Это состояние хорошо иллюстрируется стихотворными строками Шарля Бодлера:

Природа – древний храм, где строй живых колонн

Обрывки смутных фраз роняет временами.

Мы входим в этот храм в смятенье, а за нами —

Лес символов немых следит со всех сторон.

Человеческая речь вышла за пределы простой реализации окружающих явлений внешнего мира посредством сначала небольшого числа членораздельных звуковых символов. Выполняя одну и ту же знаковую функцию, пантомима и звук конкурировали между собой. Последний победил ввиду его экономичности и оперативности. Итак: пантомима – нечленораздельные звуки – членораздельная речь. Язык – самая совершенная символическая система, хотя некоторыми авторами символы считаются знаками не языковой природы, а элементами психики (К. Юнг).

Так или иначе, отражение в нашем сознании объективной реальности, являющееся информационно-лингвистическим процессом, имеет знаково-символическую природу. Лингвистический звукобуквенный знак отражает некоторый объект внешнего мира и замещает этот объект в сознании человека. Указанный знак имеет триединую сущность, которую лингвисты любят представлять в виде схематического треугольника Г. Фреге (рис. 1).

Эти три элемента образуют в языке слово и отражают анализирующие и синтезирующие функции головного мозга.

Транспортером мысли является язык, а его реализатором – речь. По И. М. Сеченову, «продуктивное мышление средствами языка реализуется только в речи». Механизм человеческого мышления в двух противостоящих динамических звеньях: предметно-изобразительном коде (внутренняя речь) и речедвигательном коде (внешняя экспрессивная речь).

Процесс порождения речи, по современным представлениям, выглядит следующим образом:

1) мотивация;

2) коммуникативные намерения;

3) замысел;

4) первичная сжатая запись высказывания;

5) развертывание ключевых слов во внутренней речи;

6) формирование синтаксической схемы предложений;

7) отбор лексики;

8) моторная реализация внешней речи.

Процесс понимания речи (декодирование высказывания):

1) идентификация слов в речевом потоке;

2) осмысление значения слов;

3) приведение фразы к нормативному виду;

4) выделение «ядерного» смысла текста;

5) соотнесение языковых значений с реальной действительностью (референция);

6) выделение неявно выраженного смысла.

Когда мышление использует ресурсы языка, мы имеем дело с вербальным (дискурсивным) мышлением, хотя, как считает известный психолог московской школы Р. М. Фрумкина, мышление как процесс никогда не является ни полностью вербальным, ни полностью невербальным. Согласно крайнему бихевиористскому взгляду, без движения речевых органов механизм мышления не существует. Вюрцбургская же школа психологов декларировала, что мышление протекает без материальных средств речи.

Рис. 1. Схематический треугольник Г. Фреге

Внутренняя речь, выполняющая предварительную планирующую роль, имеет сокращенную структуру в сравнении с речью внешней. Там сгущенный синтаксис, преимущественно семантический характер с редуцированной фонетикой. Она предикативна, свернута, образна. Некоторые сравнивают ее с текстом, скомпрессованным до тематических смысловых точек, где избыточная информация отсутствует. Избыточность же внешней речи составляет 75 %.

Внешняя речь обладает в полной мере всеми аспектами человеческой речи: семантикой (отношение знаков к объектам), синтаксисом (отношение знаков к знакам), прагматикой (отношение знаков к адресатам). Она имеет общеязыковой и индивидуальный тезаурусы (систему знаний в языковом оформлении), образует вербальные сети и лексико-семантические поля. Ее слова имеют парадигмосинтагматическую осевую характеристику. Она располагает всеми возможностями словообразования и развития в целом. Приблизительно подсчитано, что за одну минуту человек проговаривает до 150 слов (прочитывает 250), за год – 20 млн, и за 70-летнюю жизнь – 1 млрд. Для сравнения можно напомнить, что «Война и мир» Л. Н. Толстого и «Сага о Форсайтах» Д. Голсуорси содержат по 0,5 млн слов.

Одним из довольно простых и освоенных методов исследования внешней речи является определение частотной характеристики образующих ее слов. Тематические частотные словари, довольно популярные в конце прошлого века, не утратили своей значимости при условии их совершенствования. В частности, весьма интересна статистика не только слов, но и словосочетаний, фразовых единств и прочих показателей спонтанной речи при большой выборке с точки зрения возможностей психодиагностики. Привлекательной представляется идея снятия в текущем порядке лингвограмм (ЛГ), наподобие ЭКГ и ЭЭГ у пациентов с соматическими и душевными расстройствами.

А пока в рамках краткого курса психолингвистики приходится довольствоваться определением экспресс-методом коэффициента лексического разнообразия (token ratio) текста по формуле:

C = V / N,

где С – искомый коэффициент; V – число слов; N – число словоупотреблений.

Задается текст (ответов на определенные вопросы) 1300 знаков (150 словоупотреблений), в котором, согласно допущениям некоторых информационных служб, уже может содержаться минимальный объем релевантной информации. Словоупотребления трансформируются в слова в канонизированной форме (существительные и местоимения в единственном числе, именительном падеже; прилагательные в мужском роде, единственном числе, именительном падеже; глаголы в инфинитиве). Все это ранжируется в таблице, и производится нехитрое вычисление коэффициента, который при предполагаемой символической выборке обычно составляет приблизительно 0,60. Этот коэффициент при достаточно большой выборке подсчитан у многих литераторов. Например у М. Ю. Лермонтова он составляет 0,263, а у Ф. И. Тютчева – 0,338, т. е. у первого каждое слово в среднем употребляется 3,80 раз, у второго – 2,96.

Величина искомого коэффициента не должна вводить нас в заблуждение. По крайней мере, она никоим образом не свидетельствует об уровне мастерства литератора. Это же относится к объему словаря. У А. С. Пушкина он включает 22 тыс. слов, у У. Шекспира – 25 тыс., а у Д. Мильтона и В. Гюго – всего лишь по 8 тыс. Для сравнения: 12 томов Большого Оксфордского словаря содержат около 42 млн слов.

Приведенные примеры полезны, для того, чтобы слушатели поняли, что «язык можно и нужно считать», полнее почувствовали саму канву языка и сравнили свои логико-интуитивные ожидания частотности элементов языка со статистической картиной. Кроме того, добросовестно составленные частотные словари могут быть хорошим подспорьем при выделении их «ядерной» зоны для подготовки впоследствии тематических тезаурусов и словарей терминологических соответствий для изучения иностранных языков.