5.1. СИНДРОМ ЧАРТКОВА

5.1. СИНДРОМ ЧАРТКОВА

ПРИМЕР 35. Цитата. Н. Гоголь, «Портрет»

Он велел вынесть прочь из своей мастерской все последние произведенья, все безжизненные модные картинки, все портреты гусаров, дам и статских советников.

Заперся один в своей комнате, не велел никого впускать и весь погрузился в работу. Как терпеливый юноша, как ученик, сидел он за своим трудом. Но как беспощадно-неблагодарно было все то, что выходило из-под его кисти! На каждом шагу он был останавливаем незнанием самых первоначальных стихий; простой, незначащий механизм охлаждал весь порыв и стоял неперескочимым порогом для воображения. Кисть невольно обращалась к затверженным формам, руки складывались на один заученный манер, голова не смела сделать необыкновенного поворота, даже самые складки платья отзывались вытверженным и не хотели повиноваться и драпироваться в незнакомом положении тела. И он чувствовал, он чувствовал и видел это сам!

"Но точно ли был у меня талант?" сказал он наконец: "не обманулся ли я?" И, произнесши сии слова, он подошел к прежним своим произведениям, которые работались когда-то так чисто, так бескорыстно, там, в бедной лачужке, на уединенном Васильевском острове, вдали людей, изобилья и всяких прихотей.

Он подошел теперь к ним и стал внимательно рассматривать их все, и вместе с ними стала представать в его памяти прежняя бедная жизнь его. "Да", проговорил он отчаянно, "у меня был талант. Везде, на всем видны его признаки и следы…"

Чартков, герой повести Гоголя "Портрет", очень одаренный живописец, утратил свои способности и, несмотря на все старания, так и не смог написать хорошую картину. Что случилось с его талантом? Как и почему получается, что талантливый человек не может даже в слабой степени повторить свои собственные достижения? Почему человек теряет умение, дар, возможно даже врожденный, заложенный в генах? Как может случиться, что, не имея ни образования, ни опыта, ни благоприятных возможностей, начинающий создает прекрасное произведение искусства, а после, имея все, знание и навык в том числе, опускается до уровня ремесленника или вообще утрачивает способность творить? Назовем это синдромом Чарткова, по имени персонажа повести, с которым приключилась такое несчастье.

С самим Гоголем происходит нечто подобное. С некоторого времени он перестет хорошо писать. Вместо литературы он начинает заниматься морализаторством. Его сочинения оказываются очень слабы, настолько, что позорят автора. Он, подобно своему герою, пытается хотя бы повторить или продолжить собственные достижения.

Но тщетно. 24 февраля 1852 года он сжигает второй том "Мертвых душ", написанный гораздо слабее первого. А через несколько дней он умрет.

Николай Островский, написавший один прекрасный роман (уникальное произведение, возможно единственный хороший роман, искренне и талантливо прославляющий тоталитарную диктатуру – большевизм), начал писать второй – и второй оказался посредственным.

С другими писателями тоже происходят подобные вещи. Некоторые вроде бы "исписываются", некоторые, сохраняя талант, почему-то перестают писать.

Некоторые вообще кончают жизнь самоубийством. Ремарк после "Триумфальной арки" постоянно опускался в уровне своей прозы – чем дальше, тем хуже. Вообще перестал писать Рембо.

После "Анны Карениной" Лев Толстой «заболевает» морализаторством.

Морализаторские страницы в большом количестве появляются уже в "Войне и мире", и несмотря на то, что вобщем они тоже не плохи, на высочайшем фоне его прозы они смотрятся как смысловая плешь. Позже Толстой начинает писать почти на исключительно моральные темы. Его проза упрощается и уплощается; последнее сложное, неплоское его произведение это "Исповедь", посвященная поиску смысла жизни. «Исповедь» была началом ненаписанного сочинения. Его Толстой так и не написал. После этого появлется еще «Хаджи-мурат» но он только напоминает о былом таланте.

Может показаться, что подобные вещи касаются только людей искусства. На самом деле – всех.

ПРИМЕР 36. Хищный глазомер простого столяра

Однажды у нас работал столяр, ставил перегородку в комнате. Во время работы он постоянно рассказывал нам о своей жизни и взглядах на мир. Раньше, в свое время, он умел хорошо делать мебель и работал искусно. Теперь тоже работает с деревом, вроде бы по специальности, но весь его труд заключается в распиливании досок. Всего лишь. Самому ему нравится эта перемена. Он утратил квалификацию, но нисколько об этом не жалеет. Он много рассказывал о Шамбале, великих учителях человечества и прочем подобном. Он имеет некоторую непонятную религию. Эта религия запрещает ему есть мясо и делать еще многое другое.

Именно эта религия его упростила, сделав из мастера пильщиком досок.

Самодельная религия не только лишила его профессии, не только заставила питаться травой, но и странным образом извратила его мораль. Пять дней подряд он так хорошо говорил о нестяжательстве, о суетности материальных благ, что мы уже побаивались, что он слишком мало возьмет за свою работу. Но, несмотря на свое нестяжательство, он запросил столько, что у нас глаза на лоб полезли. Он не заметил противоречия между своими слова и делами.

Есть и противоположные примеры. Дар великого Микеланджело развивался до самых последних дней его жизни. Лучше свои произведения он создал в старости.

Он дожил почти до девяноста лет, не проявляя никаких признаков регресса, наоборот, совершенствуясь. Он был предан живописи и скульптуре. Можно бы даже сказать, что фанатично предан. Но это не мешало ему писать и прекрасные стихи, то есть, ЗАНИМАТЬСЯ ЧЕМ-ТО ИНЫМ – отметим этот принципиальный момент. Никто, из заболевших синдромом Чарткова, не проявляет значительных талантов в РАЗНЫХ областях. Некоторые из стихотворений Микеланджело звучат современно даже сейчас, по прошествии четырех с половиной веков. Тициан, дата рождения которого неизвестна, по одним данным прожил 88 лет, по другим 99. В последние годы и десятилетия жизни продуктивность и качество его работы не снижались.