Глава 13. Правила, техника лечения и цели терапии

Глава 13. Правила, техника лечения и цели терапии

Основное техническое правило

Основное, важное и существенное правило психоаналитической техники заключается в том, что пациенту предлагается в качестве обязательного условия лечения предельно откровенно говорить буквально обо всем, ничего не скрывая и не утаивая от аналитика. Говорить все – значит действительно говорить все – таков смысл основного технического правила психоанализа.

С этим техническим правилом, основанным на методе свободных ассоциаций, аналитик должен познакомить пациента с самого начала его лечения. Речь идет о разъяснении пациенту того, что его рассказ должен отличаться от обычного разговора в одном существенном пункте. Обычно при общении с другими людьми человек старается не терять нить своего рассказа и с этой целью отбрасывает все посторонние и мешающие мысли, которые ему приходят на ум. Соблюдение основного технического правила в процессе аналитического лечения предполагает иное поведение. Если во время рассказа у пациента появятся различные мысли, воспринимаемые им как абсурдные, нелогичные, вызывающие смущение, робость, стыд или какие-либо другие неприятные чувства, то пациент не должен ни отбрасывать их под влиянием критических соображений, ни скрывать их от аналитика. Необходимо говорить все, что приходит в голову, причем говорить именно то, что представляется неважным, второстепенным, вводящим в смущение. Речь идет не только о том, что пациент должен быть вполне откровенным и искренним с аналитиком. Но и о том, чтобы он не пропускал ничего в своем рассказе, если в процессе говорения ему придет мысль о чем-то недостойном, оскорбительном, неприятном. В понимании Фрейда, суть основного технического правила в следующем – пациент говорит все, что ему приходит в голову; он поступает так, как, например, путешественник, сидящий у окна вагона железной дороги и описывающий находящемуся внутри вагона виды, проносящиеся перед его взором.

Основное правило базируется на технике, разработанной Фрейдом при толковании сновидений и используемой в психоаналитической терапии. Специфика этой техники предполагает состояние спокойного самонаблюдения, в котором следует пребывать пациенту, сообщающему аналитику не только то, что он знает, но и то, чего он не знает. Последнее кажется неким абсурдом, поскольку кажется очевидным, что в лучшем случае пациент может сообщать аналитику лишь то, что знает сам. Но как можно говорить о том, чего сам не знаешь?

При рассмотрении специфики психоаналитической работы со сновидениями Фрейд утверждал, что сновидящий сам знает смысл своего сновидения. Другое дело, что сновидящий не знает, что обладает неким знанием о своем сновидении. В результате этого он полагает, что ничего не знает, и поэтому находится в некоем заблуждении относительно своего незнания. Аналогичным образом обстоит дело и с пациентами, которые, как считал Фрейд, в принципе, многое знают о своих заболеваниях, хотя и не обнаруживают это знание ни перед другими, ни перед самими собой. Основное техническое правило психоанализа как раз и состоит в том, чтобы пациенты проявили готовность к обнаружению своих скрытых знаний и действительно говорили буквально все, не задумываясь о том, знают они что-то или нет, обладают знанием о чем-то или полагают, что у них такого знания нет.

Аналитик берет у пациента обещание следовать основному, фундаментальному правилу анализа, которым тот должен руководствоваться в своем поведении по отношению к врачу. Словом, пациент обязан говорить не только то, что может сказать намеренно и охотно, что принесет ему облегчение подобно исповеди, но и все остальное, что дает ему самонаблюдение. Если после этого предписания пациенту удается отключить самокритику, то в процессе психоаналитической терапии он предоставит аналитику такой материал (мысли, идеи, воспоминания), который является объектом воздействия бессознательного и который дает возможность не только предположить, что им подавляется, но и расширить благодаря предоставленной информации его понимание действенности бессознательных процессов.

В процессе лечения пациенту предоставляется выбор в исходной точке его рассказа. Начнет он свой рассказ с истории заболевания, истории жизни или детских воспоминаний – это не имеет принципиального значения для аналитика. Главное, чтобы его рассказ отвечал требованию соблюдения основного правила. В свою очередь, и аналитик не должен ожидать систематического рассказа и ничего не делать для того, чтобы рассказ пациента был таковым. Каждый сообщенный пациентом кусочек истории необходимо принять во внимание с тем, чтобы позднее вновь вернуться к нему. В процессе повторного рассказа появятся дополнения, которые могут оказаться столь значительными, что выявят ранее неизвестные пациенту связи и отношения, позволяющие аналитику судить о причине и последствиях заболевания обратившегося к нему за помощью человека.

Нередко бывает так, что, узнав от аналитика об основном психоаналитическом правиле, пациент начинает свое лечение не с рассказа о себе или своем заболевании, а с молчания. Он уверяет, что ему ничего не приходит в голову, ему нечего сказать; просит, чтобы аналитик указал ему на то, о чем именно он должен говорить. Фрейд расценивал такое поведение пациента с точки зрения проявления им сопротивления как против основного правила, так и против исцеления в целом. Уверение аналитика, что подобного отсутствия мыслей не бывает и что все дело в сопротивлении анализу, позволяет пациенту сделать первый шаг в направлении следования основному правилу. Если пациент расскажет о недоверии, с которым он приступает к психоанализу, или сознается в том, что, познакомившись с основным правилом, все же оставил за собой право скрывать от аналитика сугубо личное, то это будет началом необходимой работы, способствующей осуществлению аналитической терапии.

Несмотря на ознакомление с основным правилом психоанализа, многие пациенты пытаются нарушить его, чтобы сохранить для себя какую-то тайну и преградить доступ к ней со стороны аналитика. Некоторые из них считают, что для какой-то стороны их жизни можно сделать исключение. Однажды Фрейд решился предоставить находящемуся на государственной службе человеку право на исключение, поскольку тот дал присягу, запрещающую ему сообщать другим людям некоторую информацию. Пациент был доволен результатом лечения, в то время как Фрейд считал, что ему не удалось достигнуть значительного успеха именно в силу предоставления пациенту исключения относительно основного правила. Исходя из этого случая, основатель психоанализа решил впредь не повторять подобного опыта и неукоснительно требовать от пациентов соблюдения основного правила, так как аналитическое лечение не допускает права на убежище.

Фрейд не обольщался насчет трудностей, связанных с выполнением пациентами основного технического правила психоанализа. Напротив, он подчеркивал, что страдающие неврозом навязчивых состояний умеют сделать почти непригодным это правило в силу своего чувства повышенной совестливости и сомнения, а страдающие страхом истерики выполняют его, доводя до абсурда, поскольку воспроизводят только те мысли, которые далеки от вытесненного бессознательного. Поэтому одна из первостепенных задач – путем решительности и настойчивости отбивать у сопротивления известную долю подчинения основному техническому правилу.

Формулируя основное правило психоанализа, Фрейд исходил из того, что в психике нет ничего случайного. Следовательно, любая возникающая у пациента мысль не является произвольной, она имеет отношение к вытесненным им в бессознательное представлениям и относится к вытесненной мысли как намек. Аналитик предоставляет возможность пациенту говорить все, что он хочет, и придерживается того положения, что пациенту может прийти в голову хотя и не прямо зависящая, но все же имеющая отношение к вытесненному бессознательному вполне определенная мысль. Следуя основному правилу психоанализа, аналитик обеспечивает себя материалом, наводящим его на след вытесненного бессознательного. Материал, который пациент не ценит и отбрасывает от себя, если находится под влиянием сопротивления, представляет для психоаналитика, используя выражение Фрейда, руду, из которой он с помощью простого искусства толкования может извлечь драгоценный металл. Если пациент выполняет основное правило психоанализа, то обработка возникающих у него мыслей представляет собой один из технических приемов для исследования бессознательного и освобождения его от невротических симптомов. Этой же цели служат и другие средства, включая толкование сновидений пациента и его ошибочных действий.

Основное правило психоанализа касается не только пациента, но и аналитика. Фрейд считал, что подобно тому, как первый должен говорить все, что «схватывает в себе» благодаря самонаблюдению, так и второй должен быть в состоянии использовать все то, что ему сообщает пациент. От пациента требуется, чтобы он воздерживался от каких-либо интеллектуальных и аффективных возражений, не делал выбора в своих мыслях, не отбрасывал из них то, что представляется ему ненужным, никчемным, постыдным. Точно так же и аналитик в процессе слушания пациента не должен включать свое сознание для отбора наиболее ценного материала, критического отношения к не заслуживающим внимания деталям, следования внутренней цензуре, отвергающей что-то непристойное или неприемлемое для него как человека и профессионала.

По образному выражению Фрейда, аналитику следует обратить свое собственное бессознательное, как воспринимающий орган, к бессознательному пациента и воспринимать анализируемого, как приемник телефона. Подобно воспринимающей мембране, аналитик должен улавливать малейшие колебания, издаваемые бессознательным пациента. Он не должен допускать в себе никаких сопротивлений, что предполагает необходимость в психоаналитическом очищении и понимании своих собственных комплексов, которые могут помешать беспристрастному восприятию всего того, что исходит от бессознательного пациента.

Размышления о фундаментальном техническом правиле психоанализа содержались в работах Фрейда: «О психоанализе» (1910), «Советы врачу при психоаналитическом лечении» (1912), «О введении влечение» (1913), «Воспоминание, воспроизведение и переработка» (1914), «Лекции по введению в психоанализ» (1916–1917), «Очерк о психоанализе» (1940) и других. Эти размышления легли в основу психоаналитической техники при практической работе с пациентами, а само правило сохранило свою значимость до сегодняшнего дня.

Изречения

З. Фрейд: «Мы просим больного прийти в состояние спокойного самонаблюдения, не углубляясь в раздумья, и сообщать все, что он может определить при этом по внутренним ощущениям: чувства, мысли, воспоминания в той последовательности, в которой они возникают. При этом мы настойчиво предостерегаем его не поддаваться какому-нибудь мотиву, желающему выбрать или устранить что-либо из пришедших ему в голову мыслей, хотя бы они казались слишком неприятными или слишком нескромными, чтобы их высказать, или слишком неважными, не относящимися к делу, или бессмысленными, так что незачем о них говорить. Мы внушаем ему постоянно следить лишь за поверхностью сознания, отказываться от постоянно возникающей критики того, что он находит, и уверяем его, что успех лечения, а прежде всего его продолжительность, зависят от добросовестности, с которой он будет следовать этому основному техническому правилу анализа».

3. Фрейд: «То, что мы хотим услышать от пациента, – не только то, что он знает и скрывает от других людей; он также должен рассказать нам и то, чего не знает».

З. Фрейд: «Подобно тому, как приемник превращает снова в звуковые волны электрические колебания тока, возбужденные звуковыми волнами, так и бессознательное врача должно быть способно восстановить бессознательное больного, пользуясь сообщенными ему отпрысками этого бессознательного, детерминирующего мысли, которые больному приходят в голову».

Абстиненция

Абстиненция – воздержание, выступающее в классическом психоанализе в качестве одного из правил или принципов аналитической терапии. Формулируя это правило, Фрейд исходил из того, что специфика психоаналитического лечения требует воздержания от удовлетворения желаний пациента в процессе аналитической работы.

Правило абстиненции включает в себя по меньшей мере два требования. Во-первых, психоаналитик должен отказывать пациенту, рассчитывающему на ответное проявление эротических чувств, в удовлетворении его желания. Во-вторых, он не должен допускать слишком быстрого освобождения пациента от его болезненных симптомов и страданий.

Несоблюдение правила абстиненции затрудняет или делает невозможным успешное осуществление аналитической терапии. Потакание прихотям пациента и удовлетворение его эротических желаний обесценивают психоаналитическое лечение, которое, как считал Фрейд, должно быть проведено в воздержании. Слишком быстрое устранение симптомов заболевания и страданий пациента может привести к временному облегчению его состояния, но не дает никаких гарантий того, что аналогичное заболевание не повторится в дальнейшем. В конечном итоге правило абстиненции предполагает ориентацию аналитика на отказ от удовлетворения эротических желаний пациента и длительное по времени лечение, требующее обстоятельной аналитической работы по выявлению и устранению причин возникновения патогенных внутрипсихических конфликтов, приведших к психическому расстройству. По убеждению Фрейда, даже на поздних стадиях лечения необходимо «соблюдать осторожность» и не давать разрешения симптома и объяснения желания прежде, чем пациент непосредственно не приблизится к ним, чтобы самому достичь такого решения.

Принцип абстиненции подразумевает не физическое воздержание аналитика от удовлетворения желаний пациента, то есть его воздержание от полового общения, что само собой разумеется. Оно имеет более глубокий смысл и более широкое содержание. С точки зрения Фрейда, правило абстиненции предполагает соблюдение двух условий. Первое – необходимо сохранять в пациенте потребность в эротических желаниях и тоску по ним, как силы, побуждающие его к работе и изменению, ибо уступка любовным требованиям или подавление их одинаково опасны для анализа. Второе – нельзя допускать того, чтобы эта потребность и тоска отчасти ослабевали или успокаивались в результате получения суррогатного, а не настоящего удовлетворения, которое невозможно, пока не устранены вытеснения.

Как, казалось бы, жестоко это ни звучит, но Фрейд считал, что психоаналитик должен прилагать все усилия к тому, чтобы страдания пациента в достаточной мере не закончились преждевременно. Если благодаря аналитической работе по выявлению и обесцениванию симптомов заболевания страдание пациента уменьшилось, то необходимо восстановить его как-нибудь иначе, например как «чувствительное лишение». В противном случае возникает опасность не достичь большего, чем неустойчивого улучшения. Это связано с тем, что при начальном «расшатывании болезни» вследствие анализа пациент начинает, как правило, создавать себе вместо своих симптомов новые замены удовлетворения, лишенные характера страданий, что приводит к растрате необходимой для продолжения лечения энергии. Кроме того, пациент может искать замещающее удовлетворение в самом лечении, в отношениях к аналитику и тем самым стремиться вознаградить себя за все лишения возможности удовлетворения желаний. Психоаналитик же, по мнению Фрейда, обязан придерживаться того положения, согласно которому принцип абстиненции должен строго соблюдаться при аналитической работе с пациентами.

Принцип абстиненции был введен Фрейдом в процессе становления психоаналитической техники (от разъяснения смысла симптомов к раскрытию сопротивлений) и ее модификации (в зависимости от формы болезни и преобладающих влечений у пациентов). Так, в докладе «Что ждет в будущем психоаналитическую терапию?», прочитанном им на II Конгрессе психоаналитиков в Нюрнберге в 1910 году, он говорил о необходимости рассмотрения важных, но еще не выясненных вопросов, которые могут возникать при лечении невроза навязчивости. В частности, в поле зрения Фрейда оказались следующие вопросы: в какой степени можно разрешить «некоторое удовлетворение влечений больного», с которыми приходится бороться, и какое создается при этом различие, то есть оказываются ли по своей природе эти влечения активными (садистскими) или пассивными (мазохистскими)?

Ответ на первый вопрос привел Фрейда к выдвижению и отстаиванию принципа абстиненции, который в явной форме был сформулирован им в статье «Заметки о любви-переносе» (1915). Однако в своей речи «Пути психоаналитической терапии», произнесенной на V Психоаналитическом конгрессе в Будапеште в 1918 году, он заметил, что в зависимости от природы заболевания и от особенностей пациента «ему можно позволить кое-что». При этом Фрейд подчеркнул: если из полноты своего отзывчивого сердца аналитик будет отдавать пациенту все, что человек может получить от другого, то он допустит такую же экономическую ошибку, в которой повинны неаналитические санатории для нервнобольных, создающие для их обитателей благоприятные условия, в результате чего нервнобольные ищут в них новое убежище от тягот жизни. В процессе же аналитического лечения у пациента должно, по мнению Фрейда, оставаться много неисполненных желаний. Причем целесообразно отказывать пациенту именно в таком удовлетворении, которое он больше всего желает и настойчивее всего выражает.

Таким образом, общая позиция Фрейда сводится к тому, что психоаналитическое лечение должно осуществляться в ситуации отказа. Логика его размышлений о принципе абстиненции основывается на том, что коль скоро отказ человека от удовлетворения какого-то желания привел к образованию у него невротического симптома, то и поддержание отказа на протяжении всего курса лечения пациента может служить мотивом для его желания выздороветь.

Несмотря на изменения техники анализа, принцип абстиненции оставался важным и существенным в классическом психоанализе. Фрейд не поддержал идею «активного анализа», выдвинутую в середине 20-х годов Ранком и Ференци. Более того, в начале 30-х годов он выступил против нововведений последнего, предложившего метод «изнеживания», в соответствии с которым аналитик отказывается от «сдержанной холодности», принимает на себя роль «нежной матери», уступает желаниям и побуждениям пациента, то есть не придерживается принципа абстиненции.

Ференци считал, что детство многих невротиков проходило в атмосфере безразличного или сурового отношения матери к ребенку. Отсутствие материнской нежности было одним из травмирующих факторов, сказавшихся впоследствии на невротизации человека. Если в процессе аналитической работы врач обращается с пациентом точно так же, как мать больного обращалась с ним в детстве, лишая его ласки, поддержки и не допуская никаких поблажек в отношении удовлетворения тех или иных влечений, то тем самым не только не устраняются ранние травмировавшие переживания, но, напротив, они становятся еще более острыми, тяжкими, непереносимыми, усугубляющими невротическое состояние пациента. В этом смысле принцип абстиненции оказывает плохую услугу аналитику, так как не способствует выздоровлению пациента. И если на протяжении долгого времени Ференци поддерживал идею Фрейда о необходимости соблюдения принципа абстиненции, то впоследствии внес такие коррективы, в соответствии с которыми «изнеживающий анализ» стал рассматриваться им в качестве не только приемлемого, но и необходимого средства лечения.

В современной психоаналитической литературе существуют различные точки зрения на необходимость соблюдения принципа абстиненции. Одни психоаналитики придерживаются взглядов Фрейда, считая абстиненцию важной предпосылкой любого аналитического лечения. Другие подвергают сомнению полезность данного принципа применительно ко всем психически больным людям и допускают отступление от него при работе с некоторыми пациентами. Третьи считают, что неустанная абстиненция со стороны аналитика может серьезно исказить терапевтический диалог и способствовать провоцированию конфликтов, обусловленных не столько изначальной психопатологией пациента, сколько жесткой позицией терапевта. Последней точки зрения придерживаются, в частности, Р. Столороу, Б. Брандшафт, Дж. Атвуд, предложившие заменить принцип абстиненции указанием, что аналитик должен руководствоваться текущей оценкой факторов, ускоряющих или сдерживающих изменение субъективного мира пациента. Данная точка зрения нашла отражение в их работе «Клинический психоанализ. Интерсубъективный подход» (1987).

Изречения

З. Фрейд: «Аналитическое лечение должно по мере возможности проводиться в лишении – при воздержании».

З. Фрейд: «Лечение должно быть проведено в воздержании. Я подразумеваю под этим не только физическое воздержание и лишение всего, чего больной желает, потому что это не перенес бы никакой пациент. Но я хочу выдвинуть основное положение, что необходимо сохранить у больного потребность и тоску, как силы, побуждающие к работе и изменению, и не допустить того, чтобы они отчасти были успокоены суррогатами. Ведь нельзя предложить больным ничего, кроме суррогатов, так как вследствие своего состояния, пока не устранены вытеснения, больные не способны получить настоящее удовлетворение».

Стратегия аналитика

Соблюдение принципа абстиненции предполагает решительный отказ от каких-либо послаблений прихотям пациента, тем более от удовлетворения желаний пациента при эротизированном переносе. Казалось бы, наиболее приемлемая стратегия аналитика в подобном случае должна заключаться в том, чтобы «поставить пациента на место». Воспользовавшись подобной стратегией, аналитик может решительно выступить против соответствующих домогательств со стороны пациента или попытаться наставить его на праведный путь. Он может, например, заявить, что если пациент будет проявлять свои нежные чувства по отношению к нему, то он прекратит его лечение. Или он возьмет на себя менторскую роль, пристыдит пациента за его недостойное поведение и, апеллируя к нравственным нормам, постарается внушить ему мысль о необходимости подавления влечений в процессе аналитической терапии.

Если вовлечение аналитика в интимную связь с пациентом с целью удовлетворения его желаний – это одна крайность, не отвечающая духу психоанализа, то моральное давление на него – другая крайность, также не соответствующая целям и задачам аналитической терапии. Отвержение, например, обаятельной пациентки с угрозой прекращения лечения может быть воспринято ею как недооценка ее как женщины, что может вызвать у нее обиду и агрессию. Это может обернуться тем, что пациентка уйдет из анализа или, оставаясь в нем, настолько замкнется в себе, что возникшая обида окажется камнем преткновения на пути аналитического лечения. В случае морализаторских нравоучений аналитику вряд ли удастся установить доверительные отношения с пациенткой. С одной стороны, подавление влечений может усугубить ее болезненное состояние, поскольку не исключено, что именно на этой почве у нее ранее возникли невротические симптомы. С другой стороны, обвинение в непристойном поведении может вызвать ответную реакцию, в результате которой явная или скрытая обида окажется столь действенной, что перечеркнет все предшествующие достижения анализа, если таковые были, или надежды на благоприятный исход лечения.

И все же подобная стратегия не обязательно приводит аналитика к действиям, которые негативным образом скажутся на пациентке. Не исключен и такой исход, когда в ответ на эротизированный перенос пациентки разовьется негативный контрперенос аналитика. Под воздействием этого контрпереноса аналитик может не только прибегнуть к тактике морального шантажа или нравственного поучения, но и испытать глубокое чувство досады на ее поведение или недоумение по поводу того, что пациентка так несерьезно относится к аналитическому лечению как таковому. Бывает, что, обидевшись на «неразумное» поведение пациентки и не объяснив ей ничего, сам аналитик может прекратить дальнейшее общение с ней. Нечто подобное как раз и имело место в описанном выше случае, когда начинающий аналитик, зная о явлении переноса, тем не менее настолько был внутренне возмущен проявлением нежных чувств пациентки, что прекратил и дальнейшую супервизию, и аналитическую работу с ней.

Очевидно, что если у аналитика-мужчины развивается не негативный, а позитивный контрперенос, а эротизированный перенос пациентки вызывает у него ответные нежные чувства, которые рассматриваются не в качестве трансферных и контртрансферных отношений, а как возникновение подлинной любви, то продолжение анализа становится невозможным. Наилучший исход – продолжение лечения у другого аналитика. Пациент и аналитик, ставшие близкими людьми, могут сочетаться браком, как это имело место в жизни Райха.

Во всех остальных случаях, за исключением навязчиво-откровенного проявления сексуальных притязаний, обусловленных неукротимой потребностью в удовлетворении необузданной любовной страсти, аналитик обязан продолжать лечение пациента, избегая Сциллы уступок его любовным требованиям и Харибды подавления, вытеснения их. Это не означает лавирование между двумя крайностями, когда аналитик выбирает некий средний путь, то есть идет на необходимый компромисс и как бы включается в игру, сопровождающуюся легким словесным флиртом, но не допускающую какого-либо физического проявления нежности. Подобное лавирование на грани дозволенного волей-неволей превращается в некое притворство, обман со стороны аналитика, что не отвечает сути аналитического лечения. Во-первых, неискренность аналитика может быть раскрыта пациентом, и тогда он не только усомнится в порядочности врача, но и разуверится в психоанализе как таковом. Во-вторых, притворство, обман, ложь – все это не отвечает духу аналитического лечения, ориентированного прежде всего и главным образом на раскрытие истины.

При рассмотрении истоков возникновения психоанализа как раз подчеркивалось, что лечение истиной, а не ложью является характерной чертой психоанализа и одной из особенностей, отличающей его от иных видов терапии. Поэтому лавирование аналитика на грани дозволенного, допускающее возвышающий обман или ложь во спасение, – это вовсе не тот способ терапевтической деятельности, который следует отнести к аналитической работе.

Задача аналитика состоит в том, чтобы, не уклоняясь от позитивного переноса ив то же время стойко воздерживаясь от проявления ответных чувств на него, сделать его опорой для дальнейшей терапевтической работы. Аналитик не столько поощряет проявление эротизированного переноса, сколько рассматривает его в качестве искусственно созданного, но неизбежного психического образования. В основе его лежат такие отношения, которые, не будучи реальными, тем не менее играют важную роль в жизни пациента, поскольку уходят своими корнями в прошлое. Благодаря этому переносу в процессе лечения открывается возможность раскрытия перед пациентом того сокровенного и вытесненного из его сознания материала, который предопределяет модель его поведения в любовных отношениях. Осознание ранее вытесненного и понимание того, что перенос выступает в качестве сопротивления, проявляющегося в форме влюбленности, и является не чем иным, как воспроизведением предшествующих периодов развития, – очень важный акт. Такое осознание способствует обретению свободы пациента от его инфантильной зависимости и умению провести различия между реальными и воображаемыми объектами любви.

В результате умело используемая аналитическая техника и врачебный долг способствуют обретению пациентом определенного душевного состояния. При этом эротизированный перенос становится трамплином для обретения свободы к проявлению подлинной любви. Аналитик превращается из объекта эротической страсти или нежной привязанности в надежного проводника, с помощью которого пациент осуществляет путешествие из страны воображаемого удовольствия в реальный мир человеческих отношений. В процессе аналитического путешествия по внутреннему миру бессознательного аналитик помогает пациенту обрести уверенность в подлинном понимании собственных чувств и переживаний, в результате чего пациент оказывается способным различать фантазии и реалии жизни, миражи и действительность.

Стало быть, проявляющийся в ходе аналитического лечения перенос не должен превращаться в поле битвы между пациентом и аналитиком, на котором каждый из них использует свое психическое оружие обмана и самообмана в целях одержания верха над противником. В конечном итоге обоюдный обман и самообман оказываются различными видами сопротивления, не столько смягчающими, сколько обостряющими борьбу между ними. Видимость победы одного над другим на самом деле оказывается поражением обоих. Поскольку, мимикрируя и видоизменяясь, болезнь пациента укрепляет свои позиции, а попытки лечения со стороны аналитика в лучшем случае не достигают успеха, в худшем – активизируют в нем самом те негативные психические проявления, которые, казалось бы, не должны быть свойственны ему как врачу.

Не противоречит ли вышесказанное тому положению Фрейда, согласно которому перенос становится полем битвы, где сталкиваются все борющиеся между собой силы? Надеюсь, нет. Оно не противоречит в том смысле, что основатель психоанализа говорил о поле битвы, на котором перенос оказывается ареной столкновения внутрипсихических сил и процессов, ориентированных на выздоровление пациента и противостоящих ему. Тех сил и процессов, которые оказываются задействованными в недрах психики самого пациента.

Но если вызванная к жизни переносом битва глубинных сил и процессов самого пациента превращается в битву между ним и аналитиком, то вряд ли можно рассчитывать на позитивный результат аналитической терапии. Скорее всего, возобладают тенденции, направленные против излечения пациента. Я не думаю, что Фрейд полагал, будто овладение переносом должно быть непременно ареной борьбы между аналитиком и пациентом. В его работах можно встретить высказывания, согласно которым борьба между врачом и пациентом, между интеллектом и влечениями, между познанием и изживанием разыгрывается исключительно в феноменах переноса. Но это относится к констатации того положения, когда в аналитической ситуации перенос в форме сопротивления выступает в качестве борьбы пациента за сохранение своей болезни. На этой почве действительно может возникнуть искушение противоборства аналитика с пациентом.

На самом деле, аналитик не является противником пациента. Он не борется с ним ни как с больным, не осознающим своего переноса и иных внутренних сопротивлений, ни как с индивидом, которому ничто человеческое не чуждо. Аналитик – это человек, который на собственном опыте пережил встречу со своим бессознательным и поэтому знает некоторые типичные рифы и пропасти, имеющие место в психике и способные оказаться непреодолимыми для непосвященного в логику и язык бессознательного. Он протягивает руку помощи пациенту, чтобы, основываясь на аналитической технике, помочь ему осознать его бессознательные силы и процессы, приведшие к бегству в болезнь как к одному, но, к сожалению, не лучшему способу разрешения внутрипсихических конфликтов. Однако он не тянет его насильственно за собой, не борется с ним, когда тот упирается и не хочет идти дальше. Аналитик относится терпимо к слабостям пациента и уважительно к его способу разрешения внутрипсихических конфликтов, приведших к бегству в болезнь. Вместе с тем в процессе аналитической деятельности с сопротивлениями, позитивным и негативным переносом он ведет такую разъяснительную, интерпретационную работу, в результате которой открывает пациенту глаза на иные возможные пути разрешения внутрипсихических конфликтов.

Находясь рядом с пациентом, аналитик не вступает в борьбу ни с пациентом, ни с его заболеванием. Но он оказывает ему техническую и нравственную поддержку в той борьбе, которая осуществляется в глубинах психики пациента. Он выступает на стороне его внутрипсихических тенденций, ориентированных на выздоровление. Выступает в качестве проводника, способного предупредить пациента о возможных опасностях, подстерегающих его на жизненном пути. В этом смысле аналитик – не борец, прилагающий все усилия к тому, чтобы насильственно сломить пациента, сопротивляющегося своему выздоровлению. Он и не советник, стремящийся своими назиданиями и указаниями на то, как следует вести себя, навязать пациенту те или иные, тем более свои собственные, ценности жизни. Аналитик – действительно проводник, дающий возможность пациенту опереться на него в трудную минуту, но предоставляющий ему свободу выбора и право самостоятельного решения, какой жизненный путь избрать. Он – проводник идеи истины, имеющей отношение как к самому себе, так и к обратившемуся к нему за помощью пациенту.

Изречения

З. Фрейд: «Нельзя забывать, что аналитические отношения основаны на любви к истине, то есть на признании реальности, и исключают всякое притворство и обман».

З. Фрейд: «Нужно крепко держаться любовного переноса, но относиться к нему как к чему-то нереальному, как к положению, через которое нужно пройти влечению, которое должно быть сведено к первоначальным источникам своим и которое должно помочь раскрыть сознанию больной самое сокровенное из ее любовной жизни».

Анализ конечный и бесконечный

Развитие психоанализа сопровождалось и до сих пор сопровождается бурными дискуссиями по самым различным вопросам, касающимся его теории и практики. Один из наиболее дискуссионных вопросов, относящихся к практике, – что следует считать завершением анализа? Речь идет не столько об эффективности психоаналитической терапии как таковой по сравнению с другими видами терапии, сколько о критериях исцеления и выздоровления пациентов, проходящих курс психоаналитического лечения.

Как определяется завершенность анализа? По состоянию психического самочувствия пациента, который считает себя здоровым по прошествии какого-то срока лечения? С точки зрения аналитика, полагающего, что он сделал все возможное для облегчения страданий пациента? По согласию обоих, пришедших к выводу, что пациент действительно здоров?

Фрейд опубликовал несколько историй болезни, на основании которых можно судить о взглядах основоположника психоанализа на вопрос о завершенности лечения. В случае с Дорой анализ считался незавершенным. Фрейд не имел возможности довести его до конца, поскольку, будучи «пораженным переносом», он не смог предотвратить уход пациентки из анализа, который продолжался всего три месяца. В случае с молодым русским пациентом С. Панкеевым, продолжительность анализа которого составляла четыре года, Фрейд сам определил конечный срок завершения аналитического лечения. После ухода молодого человека из анализа летом 1914 года он считал пациента, по его собственному выражению, «полностью и окончательно вылеченным».

Впоследствии оказалось, что история болезни Панкеева не получила своего окончательного завершения. По не зависящим от него обстоятельствам, связанным с революционными событиями в России, потерей имущества и утратой семейных связей, через несколько лет ему снова пришлось обратиться за помощью к Фрейду, который на протяжении нескольких месяцев осуществлял дальнейшее психоаналитическое лечение. Прохождение курса лечения было завершено, когда основатель психоанализа вновь признал молодого человека нормальным, уравновешенным, способным к самостоятельной жизни. Но и это нельзя считать окончательным завершением лечения, поскольку на протяжении последующих десятилетий Панке-еву неоднократно пришлось обращаться за помощью к психоаналитикам. Фрейд знал об этом и утверждал, что некоторые из приступов болезни его бывшего пациента были связаны с остаточными явлениями переноса. Поэтому нет ничего удивительного в том, что перед основателем психоанализа со всей остротой встал вопрос о критериях завершенности анализа, который и был поднят им в работе «Конечный и бесконечный анализ» (1937).

Если говорить о завершенности анализа с формальной точки зрения (прекращение аналитических отношений между врачом и пациентом), то анализ оказывается завершенным, когда по тем или иным причинам пациент прекращает свое лечение или аналитик расстается с ним. Если говорить о завершенности анализа с содержательной точки зрения, то его окончание подразумевает устранение страданий пациента от невротических симптомов, преодоление страхов, осознание вытесненного и преодоление внутренних сопротивлений в той степени, в какой повторение аналогичных явлений не вызывает у пациента патологического беспокойства. Поскольку психоанализ включает в себя установку на выздоровление пациента, то завершение анализа оценивается именно с содержательной точки зрения.

Казалось бы, критерий завершенности анализа очевиден. Однако подчас к психоанализу предъявляются такие требования, в соответствии с которыми полностью завершенное аналитическое лечение должно гарантировать пациенту абсолютное выздоровление. Оно должно исключать любые повторения, связанные с возможностью ухудшения психического состояния и тем более возникновения какого-либо психического расстройства в ближайшем или отдаленном будущем. Предполагается, что устранение с помощью анализа всех имеющихся у пациента вытеснений и сопротивлений должно привести к абсолютной психической нормальности и только в этом случае психоаналитическое лечение может считаться завершенным. В противном случае речь должна идти о неполном, незавершенном анализе.

Подобное понимание завершенности или незавершенности анализа может поставить под сомнение эффективность психоанализа как такового. Ведь психоаналитическое лечение не дает никакой гарантии относительно того, что у всех прошедших курс аналитической терапии пациентов никогда не будет ухудшаться их психическое состояние или что они навсегда будут застрахованы от каких-либо внутрипсихических конфликтов. Человек – не механическое устройство, которое в случае поломки можно починить в мастерской с гарантией, что в течение года все будет в порядке. Причем даже в случае гарантированного ремонта часов, стиральной машины, холодильника или какого-либо другого устройства, как правило, оговаривается, что гарантия сохраняется при условии, если владелец будет соблюдать определенные условия эксплуатации данного устройства.

Человек живет не в вакууме. Изменяется его окружение, изменяются условия его жизни, изменяется и он сам. Организм человека подвержен различного рода воздействиям, в том числе и патогенным. Его психика не остается «законсервированной», даже если человек прошел курс любой терапии, включая психоаналитическую. Человечество нашло средства лечения ряда инфекционных болезней, которые в прошлые столетия уносили жизни тысячи людей. Однако иммунитет человека против, казалось бы, навсегда преодоленных болезней не исключил того, что те же самые заболевания стали со временем возвращаться в модифицированном виде, не говоря уже о новых, ранее неизвестных миру недугов, подрывающих здоровье многих людей и приводящих их к преждевременной смерти.

Психические расстройства также обретают новые формы своих проявлений, а причины их возникновения многообразны и не сводятся к какому-то единичному, раз и навсегда установленному факту. Если столетие тому назад Фрейду приходилось иметь дело с пациентами, обремененными вытесненной сексуальностью, то в настоящее время многие болезненные переживания человека связаны с утратой смысла жизни, разочарованием в социальных идеалах, страхом перед возможными террористическими актами.

Учитывая происходящие во всем мире изменения (ускоренный темп жизни, компьютеризация, смена ценностных установок, различного рода катастрофы, противостояние религий и цивилизаций), никакая психотерапия, включая психоаналитическую, не может обеспечить человеку стопроцентную гарантию его психическому здоровью, не говоря уже об абсолютной нормальности. И если кто-то из психотерапевтов утверждает, что практикуемая им психотерапия является наиболее эффективной, способной принести человеку абсолютное выздоровление и заранее предотвратить возможность появления в будущем нежелательных рецидивов, то это является или бессознательным заблуждением, или сознательным надувательством, шарлатанством.

Таким образом, завершенность анализа не следует рассматривать под углом зрения приобретения пациентом иммунитета от каких-либо невротических, психопатологических проявлений. Впрочем, психоанализ на это не претендует. И если кто-либо полагает, что без достижения полного психического здоровья и абсолютной нормальности прохождение психоаналитического лечения является незавершенным, то это свидетельствует в лучшем случае о незнании специфики психоанализа и непонимании его принципов, установок, а в худшем – о невротическом отношении к психоанализу как таковому.

Как-то Ференци упрекал Фрейда в том, что тот не до конца проработал все его комплексы, переносы, а также не обратил внимание на скрытый негативный перенос или не захотел проявлять недружелюбное отношение к нему в процессе анализа. В ответ на эти обвинения основатель психоанализа высказал одно существенное для понимания психоанализа соображение. В одном из своих писем Ференци он заметил, что задача психоаналитика состоит не в том, чтобы лишить пациента присущих ему комплексов, а в том, чтобы научить его жить с ними, не прибегая при этом к невротическому бегству в болезнь.

Рассматривая вопрос о завершенности или незавершенности анализа, Фрейд особо подчеркнул, что нормальность в целом – это не что иное, как «идеальная фикция». Психоаналитическая терапия стремится только к такому изменению человека, при котором он все же остается самим собой, со всеми своими страстями и желаниями, влечениями и переживаниями. Но в то же время, и это главное, человек становится способным к переосмыслению предшествующего опыта решения проблем и конфликтов, приведших его к психическому расстройству, и осознанию новых возможностей организации своей жизнедеятельности.

По своим внутренним интенциям психоаналитическое лечение не предусматривает превращения человека в бесчувственный автомат, лишенный каких-либо человеческих страстей вообще. Оно не выступает в качестве технического средства, предназначенного для стерилизации всего и вся ради абсолютной нормальности индивида. Напротив, психоанализ включает в себя установку на пробуждение жизненных сил человека, связанных с устранением шор и иллюзий (включая представления об абсолютной нормальности) и возможностью реализации его естественных желаний с соответствующими огорчениями и радостями, сомнениями и переживаниями. Другое дело, что некоторые психоаналитики интерпретировали и модифицировали основополагающие идеи Фрейда. В результате психоанализ стал ассоциироваться в умах многих людей с терапией, предназначенной для стирания различий между индивидами, лишения их индивидуальности, приглушения страстей, приспособления к тому миру, в котором нет личностей, а есть вещи, объекты, объектные отношения.

В конечном итоге вопрос о завершенности анализа оказывается тесным образом связанным с ответом на другой вопрос: каковы цели аналитической терапии и в чем они конкретно состоят.

Изречения

З. Фрейд: «Каждый нормальный человек нормален лишь в среднем, его Я приближается к Я психотика в той или иной части, в большей или меньшей мере, а степень удаления от одного конца ряда и приближения к другому будет пока для нас мерой того, что мы столь неопределенно назвали „изменением Я“».

З. Фрейд: «Анализ нельзя считать законченным, пока не поняты все неясности данного случая, не заполнены пробелы в воспоминаниях, не найдены поводы к вытеснениям».

З. Фрейд: «Никто не ставит себе целью стереть все человеческие особенности во имя схематической нормальности и не требует, чтобы „основательно проанализированный человек“ не испытывал страстей и не переживал внутренних конфликтов. Анализ должен создать наиболее благоприятные психологические условия для функций Я; тем самым его задача была бы завершена».

Цели психоаналитической терапии

Вынесенный в название заголовок может вызвать справедливый вопрос – почему говорится о целях, а не о цели психоаналитической терапии? Казалось бы, любая терапия, включая и психоаналитическую, по определению имеет одну конечную цель – выздоровление человека, обратившегося за помощью к соответствующему специалисту. И хотя методы лечения могут быть разными, тем не менее конечная терапевтическая цель остается неизменной.

В подобном понимании конечной цели психотерапии есть резон, так как с точки зрения здравого смысла любая терапия предполагает ориентацию на то, чтобы больной человек стал здоровым. Возможно, поэтому в психоаналитической литературе основное внимание акцентируется на переосмыслении концептуальных и инструментальных аспектов психоанализа, в то время как цель аналитической терапии не подвергается сомнению и воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.