Перфекционизм и стыдоустойчивость

Перфекционизм и стыдоустойчивость

Чтобы лучше понять, как каждый из элементов стыдоустойчивости может помочь нам преодолеть перфекционизм, я поделюсь еще одной личной историей борьбы со стремлением к совершенству. Когда я была беременна Эллен, несколько компаний, включая производителя компьютеров, запустили рекламу, в которой молодые мамы работали, не выходя из дома. Реклама неизменно изображала мамочку в пушистых тапках, сидящую за компьютером, в то время как младенец умильно таращился на нее с коврика, лежащего рядышком с письменным столом. Ролики заканчивались тем, что маму целовали в обе щеки: в одну – восхищенные сотрудники, в другую – прелестное дитя.

Я каждый день вспоминала эту картинку. Я хотела быть такой, как в рекламе. Я представляла, как сижу в нарядной футболке и брюках для йоги сорок второго размера (я никогда не влезала в сорок второй размер), с небрежным хвостиком (я уже лет десять носила короткую стрижку) за ноутбуком, все понимающий младенец улыбается с коврика, работа захватывающая, личного и профессионального удовлетворения и одобрения – море. Надо признать, что кто-то в рекламном агентстве хорошо выполнил свою работу; похоже, я вошла в их целевую аудиторию и попалась на крючок.

Однажды, когда Эллен было около двух месяцев, мое видение сбылось. Я стала одним из трех исследователей, которых хотели пригласить в проект, оценивающий местное сообщество. Телефонное интервью с двумя руководителями сообщества было назначено на час дня. Я рассчитала все до минуты. Укачала Эллен в полдень, и к 12.55 она крепко заснула. Позвонили ровно в час. Я приготовила все ответы, поставила телефон на бесшумный звонок, под рукой на всякий случай были наушники. Все шло превосходно… до 1.05. Через пять минут после начала интервью Эллен заплакала. Только заплакала, не закричала. Кричать она начала через минуту, в 1.06. И так громко, что оба интервьюера спросили, все ли нормально с ребенком. Я быстро ответила: «Все прекрасно, продолжайте, пожалуйста». Пока они объясняли мне суть проекта, я пошла в комнату к Эллен, держа палец на бесшумной кнопке и поминутно спрашивая для проверки: «Вы меня слышите? Вы меня слышите?»

Когда я подошла к кроватке малышки, передняя часть моей футболки уже промокла от грудного молока. Крик Эллен был «голосом природы» – молоко мгновенно отзывалось на него, переливаясь через край. А кричала она потому, что обкакалась, причем обкакалась так обильно, что и памперс не выдержал.

Я нервно оценивала ситуацию, когда вдруг услышала: «Миссис Браун, вы здесь?» – «Да, я здесь. Я записываю, чтобы более внимательно вдуматься в проект. Расскажите мне, пожалуйста, о финансировании».

Ух! Сработало. Они принялись объяснять всякие важные вещи, которые я как будто записывала, а сама, держа палец на бесшумной кнопке, подпихнула Эллен к бортику кроватки, взяла девочку одной рукой (какашки, какашки!), виртуозно раздела ее, вытерла дюжиной влажных салфеток и отнесла ее, голенькую, обратно в свою комнату. Она все еще плакала, и молоко уже буквально сочилось сквозь мою майку. Я положила ее к себе на кровать буквально на несколько секунд, чтобы успеть задрать майку, спустить промокший лифчик на пояс, плюхнуться рядом с ней и дать ребенку грудь. Как только Эллен успокоилась, я помчалась туда, где лежал мой телефон, схватила его, успела сделать пару дельных на первый взгляд замечаний, и наконец весь этот ад закончился.

Я испытала такой стресс, что для моего организма он стал чрезмерным. Пару секунд мне казалось, что я сама вот-вот обкакаюсь. Я стояла совершенно растерянная, по лицу лились слезы, мокрая майка свисала со спины, трубку я прижимала к щеке плечом, потому что руки были заняты ребенком, и покачивалась, как пингвин. Я приложила немало усилий, чтобы как можно вежливее и тактичнее отказаться от участия в конкурсе на место исследователя местного сообщества, и поблагодарила интервьюеров за время, которое они мне уделили. Я сидела с Эллен на руках и плакала. Мне было стыдно за то, что я не смогла соответствовать идеальной картинке работающей мамы. То, что мне пришлось отказаться от конкурса на позицию исследователя – полбеды; еще хуже мне становилось, когда я смотрела вниз на маленькую, голенькую, пахнущую какашками Эллен и чувствовала, что ее я тоже подвела.

Через несколько недель Стив и Дон предложили мне применить то, что я знала о стыде, к этой ситуации (да, мне часто приходится слышать «врачу, исцелися сам»[16]). По мере моих размышлений стыд превратился в разочарование, потом – в крушение иллюзий и, наконец, в твердую решимость «никогда не попадаться на крючок этого лживого беби-гламура». Теперь, когда мои беременные первым ребенком знакомые женщины говорят мне, что собираются работать дома, не отходя от новорожденного, я сразу рассказываю им свою историю. Они часто задают встречные вопросы: «А разве нельзя работать, когда она спит?» или: «А разве нельзя посадить ее на горшок, а потом поговорить по телефону?» Я любезно отвечаю им: «В рекламе – можно».

Вот что я поняла, применив четыре элемента стыдоустойчивости к этой ситуации.

Распознавание факторов стыда. Я не хотела, чтобы меня считали неспособной совмещать материнство и работу. Я не хотела, чтобы меня считали нуждающейся в помощи. Я хотела, чтобы меня считали одной из тех работающих мам, которые «все спокойно успевают, и помогать им не нужно». Я все еще не уверена в происхождении установок, питающих этот образ. Знаю, что отчасти их корни уходят в семью, где я росла.

Мама не работала вне дома до моих шестнадцати-семнадцати лет. Она всегда была дома, возглавляла герл-скаутов, водила нас в бассейн, распоряжалась на школьной парковке и т. д. Эту картинку я охотно применяла и к себе, но в моей голове к ней каким-то образом добавлялась еще и работа. Я делаю все то же, что и она, при этом полный день работаю и к тому же заканчиваю аспирантуру. Мысль о том, что «от чего-то придется отказаться», была мне совершенно чужда. Это другие мамы пусть отказываются, те, которые не могут совместить все сразу. А я другая, сами понимаете, я как в рекламе. Рекламные установки выглядели поинтереснее.

• Купи наш ноутбук и работай дома с младенцем, работать будет легко, а ты будешь выглядеть стильно, модно и прикольно.

• Начни свое утро с чашки нашего кофе, и будешь жить в великолепном лофте в Сохо и носить потрясающие шмотки.

• Купите наше моющее средство – и вот вы уже разгуливаете по пляжу с младенцем в одной руке и приказом о повышении в другой.

Применяем критическую осознанность. Существуют ожидания, что женщина может успеть все, появляется эдакий синдром сверхженщины. Несмотря на все мои усилия и уроки, преподанные мне жизнью, я до сих пор иногда думаю, что могу успеть все, причем одновременно. Думаю, это ожидание сформировалось в результате стремления женщин к равенству, хотя поддержки и помощи, необходимой для настоящего равенства, они так и не получили. Необходимость совмещать все, особенно работу и материнство, связана с тем фактом, что мы рассматриваем материнство как неоплачиваемую, второстепенную, нетрудную работу. Правда же заключается в том, что растить детей – работа гораздо более трудная (и благодарная), чем любая другая, какая у меня была. При этом тебя формально совершенно никак не оценивают, не признают и тебе не платят денег. Ну и наконец, все споры насчет «возвращаться к работе или сидеть дома» касаются женщин, которые имеют возможность выбирать. Мы часто виним женщин за то, что они берут на себя слишком много и пытаются стать сверхженщинами. А ведь многим приходится «успевать все», потому что иначе детям будет просто нечего есть.

Для меня практика критической осознанности отчасти состоит в том, чтобы постоянно расшифровывать установки, которые нам преподносит общество. Иногда люди говорят что-то о нашем выборе, и нам становится стыдно, непонятно почему. Приведу несколько противоречивых установок, которые питают наш стыд и сомнение в себе.

• Ты – это то, что ты зарабатываешь.

• Материнство – это просто, ты же больше ничем не занимаешься.

• У тебя должна быть настоящая работа, свои деньги и своя жизнь.

• Ты должна быть дома. Это и есть твоя работа.

• Если бы ты была лучшей матерью и лучшим профессионалом, ты смогла бы легко совмещать одно с другим.

Обращение за помощью. Когда дело доходит до моих личных противоречий по поводу внешности, семьи, материнства, воспитания детей и работы, я на 100 % зависима от своей сети связей. Я завишу от их советов, от их направляющей руки, поддержки, обратной связи, признания, похвалы, а иногда мне просто хочется, чтобы кто-то взял меня за руку или посидел с ребенком. Я потратила много усилий на свою сеть связей, и теперь она широкая и крепкая. Я завишу и от возможности этих людей опереться на меня. Знаю, звучит смешно, но мне нравятся отношения, которые работают в обе стороны. Получать эмпатию – замечательно, это бесценный дар, но и дарить ее не менее прекрасно. И получение, и отдача делают меня лучше и помогают увеличить устойчивость к стыду.

Моя паутина стыда соткана главным образом из того, что выплескивают на меня средства массовой информации и я сама. Я работаю над этим, но я до сих пор беззащитна перед воздействием журналов и фильмов. Мне приходится неусыпно практиковать критическую осознанность и говорить об этих вещах с людьми из моей сети связей. «Кнопки», включающие стыд, иногда нажимают и некоторые мои друзья и члены семьи – особенно в вопросах воспитания детей и работы.

Рассказывать о стыде. Если цель рассказа о стыде – научиться выражать свои чувства и просить о том, что нам нужно, то я постепенно этому учусь. Первое у меня получается определенно лучше. Как и многим женщинам, мне часто бывает непросто попросить о том, что мне нужно, особенно если мне необходима помощь или поддержка.

Во время интервью постоянно всплывал интересный мотив, касающийся просьбы о помощи. Кажется, для многих женщин это настоящая проблема. Мы так часто помогаем и ухаживаем за другими сами. И убеждаем себя в том, что нам помощь не нужна, поэтому мы и не должны о ней просить. Потом мы начинаем злиться, что нам ее никто не предлагает. Мы думаем: «Он что, не видит, что я тону?» Или: «Почему она ничего не предпримет?» Эти обиды могут быстро перерасти в ситуацию стыда и обвинения: нам нужна помощь, но мы о ней не просим, начинаем злиться, что не получаем помощи, стыдимся того, что подумали, будто кто-то мог бы помочь нам, в то время как сами знали, что помогать никто не будет.

Что касается меня, то я только учусь просить помощи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.