Перемена перспективы

Перемена перспективы

Пятница, 13 июня 2008 года

Седьмой день рождения Тимо.

Летний праздник в детском саду «Цветные кнопки».

На празднике будут и Анна, и Сабина, и, разумеется, Нелли.

Вопрос Анны о том, приду ли я, был лишним.

Разумеется, я приду. Этот детский сад играл важную роль в моей жизни. А то, что мои дети превратились в невидимок, вовсе не повод для меня сидеть дома.

Стоять! Это приказ костяшке домино.

И вот я стою в толпе родителей. С некоторыми матерями я поддерживаю контакт, и они знают, как у меня обстоят дела. Мы возбужденно говорим о чем угодно. Но только не об одном.

Ко мне подходят те, с кем мы давно не виделись, чтобы пожать мне руку. Заключить в объятия. Хорошо, что я уже некоторым образом натренировалась отвечать на вопрос, как я поживаю.

Как я поживаю?

«Спасибо, более или менее».

«Спасибо, сегодня хорошо».

«Спасибо, когда как».

Я чувствую облегчение, когда Нелли перехватывает инициативу и приглашает всех в спортивный зал. Там состоится выступление детей. Я сажусь в последний ряд.

Дети рассказывают историю, перемежая текст музыкально-шумовым сопровождением. Малыши пользуются погремушками, колокольчиками, деревяшками. Линде, закадычной подружке Тимо, разрешено стучать в таз. Двоим, невероятно гордым собой малышам, разрешено «играть» на ксилофоне — задание для взрослых!

Разрешили бы и Тимо играть на ксилофоне? О, как бы он этим гордился!

Из моего глаза выкатывается первая слеза.

Но музыка кончается. Дети выстраиваются в ряд вдоль стены. Им предостоит по ролям продекламировать стих.

«Лев рычит: «Мне охота!»

«Охота делать что?» — вопрос от бегемота.

«Путешествовать?» — спрашивает мартышка.

«Танцевать?» — спрашивает мишка.

Я знаю этот стишок наизусть. Его часто бормотал себе под нос Тимо — за игрой, за едой, в ванной. Но декламировать стихотворение он не хотел, стеснялся даже меня.

«И где?» — недоумевает зайчишка.

Стоп!

Вот оно — предложение Тимо!

Это предложение принадлежит Тимо, а вовсе не Леони! Разве об этом кто-нибудь не знает?

Я цепенею — внутренне и внешне. Мне отказывает слух. Радостный голос Тимо звенит в моей голове. Повторяет одну и ту же фразу.

«И где?» — недоумевает зайчишка. «И где?» — недоумевает зайчишка.

Чистое звучание его голоса. Музыка его речи.

Никогда. Никогда больше мне ее не услышать!

Дети закончили декламацию и теперь сели кружком. Звучит песенка. Она мне тоже слишком хорошо известна.

Как красиво пел ее Тимо! Он вообще замечательно пел, ни один ребенок не поет так прекрасно, как Тимо!

Я продолжаю сидеть, не в силах шелохнуться. И наблюдаю детей, ни один из которых не столь мил, не столь красив, не столь одарен, как мое сокровище. Мне нужен носовой платок, но у меня его нет. Слезы бегут наперегонки с соплями. Это замечает сидящая рядом дама и вручает мне салфетку. Я наконец получаю возможность высморкаться. Но легче не становится.

Когда выступление заканчивается, я присоединяюсь к потоку родителей и выхожу в сад.

Только не обращать на себя внимание! Только не разговаривать!

Я не отстаю от Сабины ни на шаг. Она достаточно хорошо меня знает, чтобы задавать мне вопросы, выяснять, что же случилось. Угостившись апельсиновым соком, я спешу удалиться в туалет. В детском саду тишина. Все ушли во двор. Я снова вхожу в спортивный зал и сажусь на свое прежнее место в последнем ряду.

Тишина идет мне на пользу. Я начинаю чувствовать присутствие Тимо. Со мной наедине он наконец может продекламировать свое предложение и спеть песенку. Специально для меня. Я горжусь им, я им бесконечно горжусь.

Слышу приближающиеся голоса. В спортивный зал входит моя подруга Анна в сопровождении Марии, воспитательницы Тимо. Они меня искали. За меня волновались.

«Для тебя все это было слишком?» — спрашивает Анна.

Я киваю. И пытаюсь описать свои ощущения.

«Сегодня впервые после несчастья я со всей остротой ощутила ту страшную пустоту, которую означает для меня потеря моей семьи. Здесь, в детском саду, все выглядит, как и прежде. Только Тимо больше нет. Я все время видела эту пустоту, только о ней и думала!

Это все равно, как если во рту не хватает зуба, — ты постоянно думаешь о чернеющей дырке. Когда я дома одна, одна сама с собой, я ощущаю себя единственным зубом в пустом провале рта. Единственный зуб не воспринимает пустоты во рту, он видит только себя самого и радуется тому, что он есть. Но ведь вы здесь, в детском саду. И вам тоже невозможно не видеть этой чернеющей дырки! Может быть, вам по этой причине делается еще больнее, чем мне!»

Сегодня впервые после несчастья я со всей остротой ощутила ту страшную пустоту, которую означает для меня потеря моей семьи. Здесь, в детском саду, все выглядит, как и прежде. Только Тимо больше нет.

«Нам очень не хватает Тимо».

Мария берет меня за руку и ведет меня к столику у стены зала для групповых занятий.

«Здесь каждый день горит свеча в память о Тимо. На стенах висят его фотографии. Здесь всегда стоят дети. Разглядывают фотографии. Снова и снова. Смерть Тимо и мысли о ней сделались частью будней нашего детского сада. И мы постоянно испытываем ужасную боль».

Придя в детский сад на день рождения Тимо, я осознала, что страшная, горькая боль одиночества всегда будет маячить там, где Хели и дети занимали свое, особое, присущее только им место. И вот оно оголилось.

Хор, в котором мы — я и Хели — пели. Сцена в детском музее, на которую мы так часто выходили вместе. Праздники у друзей, сидение у костра, приемы, которые мы устраивали в саду, наши долгие беседы. Детский сад. Беседы с няней моей Фини. Тренировки детской футбольной команды недалеко от нашего дома — всегда по вторникам, в 17.00…

Во всех этих ситуациях я всегда буду видеть пропуски. Зияющую дыру в моей жизни, которую оставила смерть.

Хели. Тимо. Фини.

Места, которые они собой заполняли, освободились. Когда-нибудь я заполню эти ниши. По крайней мере, так будет казаться. Места снова окажутся занятыми. Возможно, достаточно скоро.

Но сердце мое никогда не оправится. И я навсегда останусь одна с сердечной раной, которую, кроме меня, не заметить никому.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.