3. Результаты и их обработка

3. Результаты и их обработка

Простые частоты дают представление о некоторых аспектах жизни наших респондентов.

Положение в родительской семье. Типичный для России размер и образ жизни семей выразился в следующих данных: 56 % опрошенных были единственным ребенком в семье, 34 % – старшим, 10 % – младшим, и ни один из них не был средним. 82 % респондентов жили в детстве с бабушкой или дедушкой, и 83 % из них – в течение более трех лет.

Семейное положение. 88 % опрошенных были женаты (замужем), из них 68 % – только один раз. 28 % женились (выходили замуж) два и более раза. Никто не был вдовцом (вдовой). У 70 % есть дети, из них 60 % имеют только одного ребенка. 40 % живут вместе с матерью (и/или отцом). 28 % обладают достаточным оптимизмом, чтобы в современных условиях недавно (в течение последних двух лет) завести ребенка или планировать иметь его в ближайшем будущем.

Членство в партии. 16 % респондентов состояли членами КПСС, из них 1 человек – освобожденный комсомольский работник!

Репрессии. Среди репрессированных членов первого поколения больше всего в семьях респондентов оказалось отцов матерей, т. е. дедушек по линии матери. Из общего их числа 50 человек было арестовано 43, т. е. 86 %. Треть бабушек по линии матери (34 %) были также репрессированы. Жертв по линии отца было соответственно: дедушек – 20 % и бабушек – 8 % (см. рисунок 1). На том же рисунке 1 видно, что сравнительно немногие члены второго поколения, т. е. дети репрессированных и будущие родители наших респондентов, подверглись репрессиям (4 % отцов и 14 % матерей). Многие из них были еще слишком малы (их средний возраст к моменту ареста родителей составлял 10 лет), в то же время старшие дети отправлялись в ссылку вместе с матерью. В одной трети семей число репрессированных было больше одного, из них в двух семьях оказались репрессированы четыре члена семьи (дед и бабушка по материнской линии, мать и отец), в шести семьях – по три человека, в 10 семьях – по два человека.

Рис. 1. Репрессированные члены семьи

В приведенных данных на рисунке 1 обращает на себя внимание преобладание числа репрессированных в обоих поколениях по линии матери. Это объясняется скорее всего членским составом «Объединения жертв незаконных репрессий и членов их семей» при обществе «Мемориал», через которое производился отбор наших семей: в нем преобладают дочери репрессированных. Последнее можно объяснить действием нескольких факторов. Продолжительность жизни мужчин меньше (так, 30 % отцов наших респондентов уже скончались, в то время как все матери были живы), кроме того, мужчины, как известно, на пять лет позже выходят на пенсию, т. е. больше и дольше заняты работой, но и будучи на пенсии, реже обращаются за помощью в «Мемориал».

Возможно и еще одно, дополнительное объяснение. Очень вероятно, что сыновьям репрессированных труднее было выживать и «прописываться» в обществе: получать профессию, заводить семью, обеспечивать высшее образование детям (а именно такими были наши респонденты). У дочерей жертв при всей тяжести общей судьбы была одна «отдушина»: они выходили замуж и могли изменить фамилию, что уменьшало опасность дальнейших преследований.

Подробности о репрессиях и событиях вокруг них. Из ответов и свободных рассказов испытуемых можно было узнать немало конкретных сведений. Они во многом совпадали с хорошо известными описаниями очевидцев и самих жертв в мемуарной и художественной литературе.

Среди репрессированных дедов наших респондентов были партийные работники, военные командиры (иногда перешедшие из царской армии в Красную Армию), директора заводов и строек, хозяйственники, железнодорожные служащие, инженеры, авиаконструкторы, работники НКВД, наркомы и заместители наркомов, священники, ученые, учителя, работники Коминтерна, лица, имевшие родственников за границей: в Прибалтике, Польше, Германии, Австрии. Средний возраст мужчин к моменту ареста в наших семьях составил 44 года. 60 % репрессированных мужчин и 30 % репрессированных женщин первого поколения были членами коммунистической партии.

Большинство пострадавших женщин были женами репрессированных, их забирали вслед за мужьями, часто через два-три дня. Аресты происходили по ночам, сопровождались обысками в присутствии испуганных детей. Уводимые заверяли близких, что скоро вернутся, так как это «нелепая ошибка». В некоторых семьях, однако, ареста ждали (нервничали, не спали по ночам), так как к тому времени всех соседей в доме или сослуживцев на работе уже «взяли». Иногда, спустя много времени, родственники узнавали, что арест произошел по доносу, и узнавали даже имя доносчика. В двух случаях это был сосед, который хотел получить освободившуюся квартиру. В одном случае высокий чин НКВД, «убрав» из квартиры семью, вселился в нее сам.

Из общего числа арестованных мужчин первого поколения (по обеим линиям) 72 % никогда не вернулись к своим семьям, причем большинство из них были почти сразу расстреляны, а остальные умерли в лагерях и ссылках. Семья обычно ничего не знала или знала очень мало о судьбе арестованного мужа и отца. Та информация, которая сообщалась, как правило, была ложной. Большинству семей сообщался приговор: «10 лет без права переписки». Многие годы спустя близкие узнали, что эта формулировка означала расстрел. Из выживших мужчин немногие смогли вернуться в семью: имелся запрет на проживание в Москве, за многие годы менялась семейная ситуация и т. п.

Из арестованных бабушек наших респондентов ни одна не была расстреляна, из них в лагерях и ссылках погибло 18 %. На рисунке 2 показано количество живущих представителей первого поколения по годам (или, что то же, по историческим периодам страны). Из графиков видно, в какие годы они рождались, достигали зрелости, подвергались репрессиям, умирали. Верхняя кривая показывает относительно естественную динамику жизни первого поколения, т. е. нерепрессированных дедушек и бабушек, наших респондентов. Небольшой спад кривой приходится на 1941 г.: в этом году четверо мужчин первого поколения из семей испытуемых были убиты на фронтах ВОВ[50]. Вторая кривая отражает динамику числа репрессированных членов первого поколения. Наконец, третья (нижняя) кривая выделяет из этого числа долю женщин (бабушек респондентов).

Рис. 2. Динамика числа живущих представителей первого поколения по годам

Резкий спад второй кривой в районе 1937 г. отражает массовые расстрелы репрессированных мужчин. Из обеих нижних кривых видно, что до амнистии 1956 г. дожили в основном женщины. Иными словами, именно бабушки – и те, которые вернулись из лагерей и ссылок, и те, которые, потеряв в конце 30-х гг. мужей, продолжали спасать и воспитывать своих детей в тяжелые годы войны, послевоенной разрухи и возобновившихся репрессий. А затем они встречались с рождающимися внуками (нашими респондентами) и передавали им живую память о семье и ее испытаниях.

Жизнь семей после репрессии. Это был период детства и взросления родителей испытуемых, и последние сообщали о нем еще больше подробностей.

В тех семьях, где в первом поколении были арестованы оба родителя, воспитание детей брали на себя родственники: бабушка (для наших испытуемых – прабабушка), тетя, другие близкие. Осиротевшим детям грозили тяжелые условия детдома вместе с обезличиванием (потерей фамилии и шанса когда-либо найти близких).

Если мать не забирали, то ее и детей, как правило, выселяли из квартиры в комнату или коммуналку, выгоняли с работы, лишая заработка. Материальный уровень семьи резко падал (рисунок 3)[51].

Рис. 3. Уровень жизни нерепрессированных и репрессированных семей первого поколения по годам

После ареста друзья, сослуживцы и даже родственники прекращали всякое общение с семьей – из страха быть тоже арестованными. По свидетельству одного из наших опрошенных – внука летчика и видного авиационного деятеля – единственным человеком, который не отказался ходить в дом его бабушки, был Валерий Чкалов.

Члены семьи арестованного получали ярлыки ЧСИР (члены семьи изменника родины), «дети ВН» (врагов народа). Детей не принимали в институты, выгоняли из комсомола. Некоторые сыновья, чтобы смыть с себя «позор» или доказать свою лояльность, шли добровольцами на фронт.

Двое наших испытуемых родились от неоформленных браков: их отцы отказались заключить брак с дочерьми репрессированных, чтобы не испортить свою анкету и карьеру. Были и противоположные случаи: муж, инвалид войны, член КПСС, разделил с женой высылку из Москвы, потерю квартиры и работы по профессии в 1949 г. (по «делу врачей»: мать и сестра жены – врачи, отец репрессирован в 1937 г.). Семья вернулась в Москву, в коммунальную квартиру, только в 1956 г. Отец другого респондента, командир ракетной батареи, женился на дочери репрессированного и привез жену в часть (в 1953 г.). «Особисты» страшно растерялись и не знали, как реагировать…

У большинства родителей респондентов детство проходило в обстановке тревоги и страха. Взрослые старались не говорить об аресте и категорически запрещали детям обсуждать случившееся за пределами дома.

Атмосфера тайны и страха была перенесена ими в собственные семьи. По свидетельству многих испытуемых, им в детстве говорили про репрессированных бабушку или дедушку, что те просто «умерли», что дедушка «погиб на войне» и т. п. Большинство внуков узнали правду только подростками, часто много лет спустя после амнистии. В ряде случаев открытия этих тайн произошли много позже, когда внукам было более 30 и даже 40 лет.

Если некоторые внуки остро возмущались долгим сокрытием от них правды, то другие, видимо, привыкали быть безразличными к истории семьи. Так, одна испытуемая не только ничего не знала о репрессированном деде, но даже не заглянула в справку об амнистии, которую получила ее мать. По словам другой испытуемой, «копать корни было не принято, вдруг докопаешься до чего-нибудь не того…»

Конечно, так было не во всех семьях. От других испытуемых мы получали ответы: «Знал о бабушке всегда», «В семье был культ деда» и т. п. В некоторых квартирах на стене или в шкафу можно было видеть фотографии жертв 37 г., внуки бережно хранили мемуары, заботились об их издании.

Из приведенных описаний видно, что мы столкнулись с широким разнообразием и разбросом данных по многим существенным параметрам. В этих условиях для выяснения главных тенденций и проверки гипотез была использована специальная статистическая обработка результатов.

Статистическая обработка и ее результаты. С точки зрения обсуждаемой гипотезы главными переменными, которые следовало количественно оценить в отношении наших респондентов, были: 1) отрыв; 2) успешность функционирования. В качестве дополнительной переменной мы выделили 3) степень лояльности/нелояльности (критика, протесты) семьи по отношению к режиму, который подверг репрессии их близких.

Результаты обработки для переменной «функционирование» (Ф) представлены на рисунке 4, где приведена дендрограмма, которая получена как результат кластерного анализа на основе интеркорреляции отдельных переменных; каждой переменной соответствует горизонтальная линия. Вертикальные линии на дендрограмме выражают связь (корреляцию) между переменными или их группами: чем ближе линия к левому краю, тем сильнее корреляция.

Дендрограмма показывает разделение всех показателей Ф на две группы. В результате процедуры факторного анализа по каждой группе был выделен главный фактор. Один из них был назван, исходя из состава переменных первой группы, базисным функционированием (БФ), а другой – социальным функционированием (СФ).

Применительно к показателю «отрыв» (ОТ) все переменные также четко разделились на две основные группы (результат, довольно неожиданный для авторов). В одну группу вошли показатели ОТ по линии матери (сведения о родителях матери и о ней самой), осведомленность испытуемого о репрессии (когда это случилось, как, из-за чего…) и память о репрессированном в семье. Во вторую группу объединились показатели ОТ по линии отца и сведения о поколениях прародителей.

Рис. 4. Иерархический кластерный анализ переменных функционирования у испытуемых и их семей (III и IV поколения)

Указанные группы были затем подвергнуты процедуре факторного анализа. В результате для каждой группы был выбран главный фактор, который естественно было назвать: «ОТ по линии матери и ОТ по линии отца». Таким образом, все множество переменных ОТ оказалось представленным для каждого испытуемого двумя числами – значениями указанных факторов.

В таблице 1 даны оценки значимости различий по параметрам репрессированные/нерепрессированные и по линиям отца/матери. Из значений таблицы видно, что по линии отца средний показатель ОТ значимо превосходит тот же показатель по линии матери, в то же время различия по подгруппам репрессированные/нерепрессированные оказались незначимыми.

Точно таким же образом, что и переменные ОТ и Ф, были обработаны показатели лояльности к режиму. Здесь также выделились две группы: в первую вошли показатели, отражающие вступление/невступление в КПСС, партийную работу, привилегии – все это для испытуемого и обоих его родителей (чем меньше активности, участия в партийной работе, меньше привилегий, тем выше показатель), во вторую – показатели, отражающие действия протеста (в том числе скрытые) испытуемого и его родителей, а также мотивы этих действий.

Таблица 1

Проверка значимости различий для переменных отрыва

Величина показателей действий протеста и их мотивов была тем больше, чем суровее могло быть наказание и чем сильнее мотив протеста[52]. В результате факторного анализа для обеих групп было получено по одному главному фактору: Фактор первой группы был назван «(пассивный протест» (ПП) (имеется в виду отказ от вступления в партию и/или активной работы в ней); фактор второй группы – «активный протест» (АП).

В таблицах 2 и 3 приведены данные по числу членов КПСС и лиц, не лояльных к режиму, среди испытуемых и их родителей, отдельно для мужчин и женщин (в %).

Обращают на себя внимание две тенденции: усиление протеста (в обеих формах: пассивной и активной) у III поколения по сравнению со II, а также заметно меньшее участие в КПСС женщин обоих поколений по сравнению с мужчинами и большая активная нелояльность женщин II поколения, т. е. матерей наших испытуемых по сравнению с их мужьями.

Таблица 2

Количество не членов КПСС в семьях II и III поколений («пассивный протест»)

Таблица 3

Количество нелояльных к бывшему коммунистическому режиму членов семей II и III поколений («активный протест»)

Таблица 4

Распределение испытуемых по типам ответов на открытый 57-й вопрос: «Думаете ли Вы, что имеется какая-то связь между пережитым Вашей семьей в период репрессий конца 30-х гг. и тем, как проходила Ваша жизнь?» (в %)

Анализ ответов на открытый 57-й вопрос о возможной связи жизни наших испытуемых с репрессией в семье состоял в выделении главных тем, или категорий, которые затрагивали испытуемые, говоря об этой связи. Такими категориями оказались положительноевлияние на личность, наследование нравственных и идеальных ценностей, чувство поддержки семейных корней, критическое отношение к тоталитарному режиму, психологические проблемы (тревога, страх, недоверие), материальный урон, задержка с продвижением по службе.

Показатели, соответствующие выделенным категориям, были подвергнуты такой же статистической обработке, что и показатели ОТ и Ф, т. е. к ним был применен кластерный и факторный анализ. В результате переменные разделились на две группы. В первую вошли категории положительное влияние на личность, критика тоталитаризма, чувство семейных корней, наследование моральных и идеальных ценностей. Во второй группе оказались психологические проблемы (тревога, страх, недоверие), задержка с продвижением по службе, материальный ущерб. Наконец, третью группу составили ответы «нет связи».

Соответствующие факторы, которые представляют каждую из описанных групп переменных, были названы так: «отрицательное влияние», «положительное влияние» и «нет влияния». При этом оказалось, что некоторые испытуемые представляют «чистые» случаи. В их ответах присутствуют переменные либо только из «отрицательной» группы, либо только из «положительной».

В таблице 4 показано распределение испытуемых по упомянутым группам.

Для иллюстрации приводим выдержки из ответов испытуемых каждой из упомянутых групп.

Отрицательное влияние

Исп. 402 (репрессирован отец матери: тюрьма – лагерь – ссылка. Вернулся через 16 лет, умер от рака в 1974 г. Отец не женился на матери, так как ее отец считался «врагом народа»): «Связь, конечно, есть. Уже взрослыми оканчивали институты (она и мать в 30–40 лет). Нарушилось образование, нарушились социальные условия. Если бы дед не был посажен, то я больше бы продвинулся».

Исп. 408: «Да, конечно. Если бы, например, дед был жив, то занимал бы высокий пост. Мать училась на все пятерки, но в юридический не приняли. На мою жизнь неприятности – как снежный ком».

Исп. 501 (болен алкоголизмом, три развода, живет один, был освобожденным работником ВЛКСМ, членом КПСС): «Все было бы по-другому. Повлияло на мою политическую активность. Я не мог многое себе позволить, зная, что дед – «враг народа», хотя и реабилитированный. Тогда к этому все равно плохо относились. Репрессия мешала продвинуться по службе. В семье была скрытность и замкнутость. Страх, что кто-то что-то ляпнет и будет плохо».

Исп. 405: «Проявилось в чертах характера: не могу проявлять инициативу для себя. Боязнь, страх отношений на официальном уровне. Когда началась перестройка, то думала, всех активных все равно посадят, подстрелят».

Исп. 207: «Какая-то тревожность. В этой стране все может с тобой случиться. Генетическая память советского народа и еврейского народа».

Исп. 304: «В семье остался страх, а также невозможность узнать что-либо о родственниках. Это откладывает большой отпечаток на нервную систему – все замкнутые, с тяжелым характером. Мама относится болезненно к этой теме».

Положительное влияние

Исп. 208 (репрессирован отец матери. Осталась жена с тремя дочерьми. В эвакуации помогали родственники. Жил с бабушкой, женой репрессированного, в течение 18 лет): «Думаю, что да, связь есть. Если бы не было определенных трудностей, я не был бы так защищен от разврата привилегий, которые были у папы, и он – то же самое. Эта тяжелая жизнь, лишения настроили человека на то, чтобы разумно воспринимать привилегии, они повлияли и на отношение к жизни, к окружающей обстановке. В электричестве может быть влияние по проводам и по воздуху. У нас – по воздуху».

Исп. 303 (репрессирован отец матери, 15 лет тюрьмы, потом жил с семьей): «Дедушка – это все. Любовь к природе, России, стараемся сохранить семейные корни. Вера вытекает из страдания. Система ценностей в семье незыблема, больше духовных, чем материальных. Не было злобы. Важна страна, а не система». (Есть мемуары дедушки. Испытуемая ищет, где бы их опубликовать).

Исп. 204 (репрессированы отец матери – он расстрелян – и мать матери: тюрьма – лагерь – ссылка): «Да, в плане не материальном, а в духовном. Наложило отпечаток на понимание ценности своей жизни, жизни близких, смысла жизни. Когда я или кто-то другой вставали перед нравственным выбором, то мысль о бабушке и ее жизни помогала принимать нравственное решение, которое становилось простым и естественным. Было понимание того, что при других возможных решениях, более меркантильных, потери были бы несоизмеримы с тем, что теряли люди там, в ссылке, зато ссыльные сохраняли свое достоинство. Впечатление такое, что выбор «духовное – прагматичное» в воспитании детей усугубляется. Эти корни должны быть очень мощными, чтобы человек, не задумываясь, воспитывал детей в духе русской интеллигенции. Многие люди вообще не знают, что такое духовная радость, человек, который знает ее, уже понимает, насколько все остальное ничего не стоит».

Смешанное влияние

Исп. 203 (репрессирован дед по матери – он расстрелян. Матери было 19 лет, когда ее отправили в ссылку. Там она познакомилась с отцом, испытуемая родилась тоже в ссылке, болела, так как жили в тяжелых условиях): «Вокруг жили очень хорошие люди, очень помогали друг другу. О репрессии узнала от родителей, в ссылке не скрывали. И в тюремной камере человек свободен духом. Человек, который прошел ту школу, уже не цепляется за вещи. Но лень и страхи помешали построить жизнь, как хотелось. По духу очень близок дед: щедрый, внимательный, широкий, бессребреник».

Исп. 509 (репрессирован отец матери – расстрелян. Жена, оставшись с двумя детьми, пошла хлопотать к Сталину, была арестована: лагерь, ссылка): «У мамы была психологическая травма. Когда арестовали бабушку, маме было 12 лет, она взяла младшего брата пяти лет и пошла к дяде и тете. Они потом числились их родителями, истинное положение вещей скрывалось. У мамы были нервные срывы, это случается и у меня, в критических ситуациях теряю над собой контроль. Рос с бабушкой после ее возвращения из ссылки, всю жизнь восхищался ею. Ненавижу КПСС. Вместе с мамой распространял “Хронику текущих событий”, помогал семьям арестованных».

Нет связи

Исп. 409 (репрессирован дед по матери; год его рождения, образование, профессия испытуемому неизвестны. Как это было – не знает, собирать сведения «даже не думал». Не читал, не узнавал, не расспрашивал мать): «Никакой связи абсолютно, не считая мелочей. Никто не мешал стать спортсменом, дошел до мастера спорта, никто препятствий не чинил, никто не мешал мне осуществлять свои планы».

Ответы на открытый 58-й вопрос относительно попыток собирать информацию о репрессированном члене семьи кодировались по 5-балльной системе с учетом форм и интенсивности поиска: от расспросов родителей (1 балл) до изысканий в архивах КГБ (5 баллов). Ответы «не было попыток» получали 0 баллов.

Таблица 5

Значимые корреляции шести основных факторов и факторов, извлеченных из ответов на 57-й и 58-й вопросы

Примечания: БФ – базисное функционирование, СФ – социальное функционирование; ОТ (м) – отрыв по линии матери; ОТ (о) – отрыв по линии отца; АП – активный протест; ПП – пассивный протест; Нет вл. – нет влияния; Пол. вл. – положительное влияние; Отр. вл. – отрицательное влияние; П. инф. – поиск информации (о репрессированном).

Корреляции факторов. Это был конечный шаг в статистической обработке данных.

В таблице 5 дана квадратная матрица корреляций шести основных факторов (характеризующих отрыв, функционирование и протест), а также факторов, полученных при анализе открытых вопросов 57 и 58. В клетках матрицы приведены только значимые корреляции (р<0,05), за исключением двух случаев р<0,07, что также близко к значимой корреляции.

Из таблицы видно, что существует сильная отрицательная корреляция между отрывом по обеим линиям и базисным функционированием: чем больше отрыв, тем хуже базисное функционирование. Однако для социального функционирования (см. входящие в него переменные на рисунке 4) корреляции с фактором отрыва не было обнаружено. В то же время социальное функционирование оказалось положительно коррелирующим с фактором положительного влияния репрессии и с фактором поиска информации о репрессированном члене семьи. Из прочих результатов, приведенных в таблице 5, обращает на себя внимание близкая к достоверной (р<0,07) положительная корреляция между социальным функционированием и активным протестом. В то же время оказалось, что фактор пассивного протеста не коррелирует ни с одним другим фактором.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.