Глава III Психология и психопатология диссидентства

Глава III

Психология и психопатология диссидентства

Движение диссидентов чрезвычайно раздражало советские и партийные власти. Скрыть это движение от народных масс было невозможно, т. к. «голоса» через вой глушилок доносили правду о правозащитном движении.

Власти, как могли, старались опорочить диссидентство. Средства массовой информации пытались очернить как саму идею диссидентства, так и отдельных представителей движения. Квинтэссенцией советской пропаганды явилась книга Н. Н. Яковлева «ЦРУ против СССР». Вот какая характеристика диссидентам дается в этом труде: «… отдельные люди, недоучки, лоботрясы с непомерно развитым апломбом и претензиями, собственную неполноценность ставившие в вину обществу. Люди трусливые, ленивые, злобные. О них бы никто не знал, если бы не массовые средства пропаганды США и Запада».

Когда читаешь эти строки, так и представляется злобный огнедышащий дракон, брызгающий ядовитой слюной, от которой гибнет все живое вокруг.

Все бессмысленная и чудовищная ложь.

Исследования, проведенные известным диссидентом Андреем Амальриком, автором знаменитой книги «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», за которую он был осужден к отбыванию срока в лагерях, свидетельствуют о следующем. В конце 60-х годов среди участников демократического движения было 45 % ученых, 22 % – представителей творческой интеллигенции, 13 % – инженерно-технических работников, 9 % – издательских работников, учителей и юристов, 6 % – рабочих и 5 % – крестьян. Таким образом, диссиденты в массе своей были людьми с высоким интеллектуально-творческим потенциалом. Все они к началу своей диссидентской деятельности работали, занимая достаточно высокие посты. Так что ни лоботрясов, ни лентяев, ни недоучек среди них не было. Что касается людей амбициозных, гиперсоциальных, честолюбивых, жаждущих признания, то они составляли некоторую и немалую часть среди инакомыслящих. У отдельных лиц имелась явная акцентуация характера или психопатия, чаще шизоидного круга.

Если говорить о шизоидной психопатии как варианте аномалий личности, где дифференциальная диагностика с шизофреническим процессом затруднена, так как зачастую грани между этими дефинициями[2] расплывчаты и нечетки, то следует привести высказывание российского психиатра П. Ганнушкина.

В его характеристике, данной шизоидным психопатам, разве не всплывают знаменитые образы диссидентов, витийствующих в наше время?

Петр Борисович писал так: «При наличии интеллектуальной или художественной одаренности или достаточной возможности проявить свою инициативу и самодеятельность, шизоиды способны к чрезвычайно большим достижениям, особенно ценным благодаря их независимости и оригинальности. Среди шизоидов можно найти людей, занимающих позиции на тех вершинах царства идей, в разреженном воздухе которых трудно дышать обыкновенному человеку: сюда относятся утонченные эстеты, художники, глубокомысленные метафизики, наконец, талантливые ученые-схематики и гениальные революционеры в науке, благодаря своей способности к неожиданным сопоставлениям с бестрепетной отвагой преображающие, иногда до неузнаваемости, лицо той дисциплины, в которой они работают».

Рихард фон Крафт-Эбинг, знаменитый психиатр, нам более известный как автор книги «Половая психопатия», в своем «Учебники психиатрии» в главе, посвященной судебной психопатологии, осветил деятельность религиозных и политических маньяков с психиатрической точки зрения: «… некоторые из этих личностей хотя и лишены общего гармонического развития умственных способностей, свойственного истинному гению, обладают, однако же, каким-нибудь недюжинным односторонним дарованием, и тогда возникает опасность, что малорассуждающая толпа, увлеченная мишурным блеском неожиданных умозаключений, сочтет такого сумасброда за гениальную голову и примет его проповедь как новое Евангелие.

Множество этих ненормальных людей остаются всю жизнь на ступенях низкого политиканства и теоретических мечтаний об усовершенствовании человечества, но эта ступень служит уже у них прологом к тяжелой и неизлечимой душевной болезни… под влиянием общего брожения умов, охватывающего массы в смутное время, теряют последний остаток самообладания,… они начинают чувствовать непреодолимое стремление поступать в смысле своих идей и являются народными фаворитами, вожаками восстаний, основоположниками новых политических партий или новых вероучений, делая тем и себя и других несчастными…».

Неправда ли этот великий австрийский прозорливец, предсказал еще в 1897 г. все те революционные потрясения, случившиеся в России в конце XIX и в XX веке, нарисовал, замечательный обобщенный психопатологический портрет руководителей этих потрясений от народовольцев, эсеров, большевиков к диссидентам средины 70—80-х годов XX века?.

Крупнейший отечественный психиатр – директор ГНЦССП им. В. П. Сербского академик Т. Б. Дмитриева (интервью Российской газете 20 ноября 2001 г.), сообщает, что среди диссидентского контингента диагноз вялотекущей шизофрении звучал чаще, чем среди других. Эти люди чаще признавались невменяемыми, чем в среднем за эти годы по другим преступлениям. Но надо учесть и такой момент. Объективно среди тех, кто оказывался в диссидентском движении, были люди с различными психическими особенностями, иначе заболеваниями. Это было подтверждено при выезде некоторых диссидентов за рубеж, где они попадали в психиатрические больницы и потом годами лечились. Практика показывает, что в любом диссидентствующем движении есть здоровые идеологи, а есть примкнувшие к ним люди, которые не всегда психически здоровы. Однако это не мешает им проповедовать и исповедовать определенные идеологические нормы… Среди людей с психическими расстройствами много талантливых, интересных, нестандартно мыслящих, которые полезны обществу, государству. Диагноз есть диагноз.

Можно лечиться, но при этом быть блестящим художником, композитором, поэтом и так далее. Одно другому не должно мешать…

Ох уж этот диагноз – вялотекущая шизофрения! Кто только из правозащитников не пытался опорочить академика А. В. Снежневского и «полковника КГБ» профессора Д. Лунца, будто бы специально в угоду КГБ, создавших концепцию «вялотекущей шизофрении». Опять ложь. В следующих главах я подробно остановлюсь на истории возникновения этого диагноза.

Теперь, чтобы меня не обвинили в очернении диссидентского движения, перейдем к свидетельствам самих диссидентов и им сочувствующих.

М. Буянов, психиатр считает, что «…среди борцов за разные идеи всегда имеется много лиц с теми или иными бросающимися в глаза особенностями, которые далеко не всегда могут быть расценены, как аномальные; эти особенности могут рождаться или усиливаться вследствие неблагоприятных жизненных ситуаций (в том числе расовых, политических и иных преследований), соматических болезней, сексуальных проблем…».

«Архитектор» Перестройки А. Яковлев характеризует диссидентство, как явление биполярное. На одном полюсе – творцы, мыслители, художники. На другом – местные правдоискатели, «чудаки».

С одной стороны, считает А. Яковлев, «чудаки» есть везде, а есть «чудаки» иначе думающие. Они с риском для себя и своей семьи высказывали свои убеждения (отличались способностями, знаниями и гражданской активностью). Они были «чудаками», но и патриотами своей Родины (не из сказок ли это про Ивана-дурака, который был умнее не только своих братьев?). И опять возникает национальный бренд «горе от ума».

Петр Вайль, известный журналист и писатель, примыкавший к диссенту и эмигрировавший в 1977 в США, так характеризует диссидентов: «Советские психиатры были, в общем-то, правы, утверждая ненормальность этих (диссидентов – В. Г.) людей. Они в той же мере психически отклонены от нормы, как поэты или религиозные подвижники. Не является и не может являться нормой творчески насыщенная жизнь, достигающая пика в привлекательном мученичестве подвига». «Я ждал этого суда, как праздника», – говорил Владимир Буковский. «То был самый жуткий момент моей жизни (суд – В. Г.), но это был мой звездный час», – восклицал генерал Петр Григоренко.

Вам читатель ничего не напоминает такая позиция?

А костры инквизиции, а мученический фанатизм девы Иоанны, Яна Гуса, Джордано Бруно, а двуперстие боярыни Морозовой, а изуверская гибель Зои? Все это было в истории. Это были смертные подвиги отдельных личностей во имя своих идеалов. Диссиденты, как и «народники» и эсеры, сознательно шли на мучения и моральную гибель во имя Идеи. Конечно, некоторые их них были фанатиками с образованием сверхценных идей реформаторства.

Психиатр Михаил Турецкий, ныне живущий в Израиле, в книге «Легенды и мифы советской психиатрии», свидетельствует о том, что среди обитателей психиатрических больниц было немало диссидентов, среди них по настоящему душевнобольных, протестующих против советских порядков по соображениям бредовым, так и не мало вполне психических здоровых.

Но разве все диссиденты были «маленечко того»? Конечно, нет.

Все-таки большинство людей, разделявших взгляды диссидентов, были психически здоровы.

Ю. Даниэль, один из первых диссидентов 60-х годов, пишет в 1995 году, что к диссидентам было двойственное отношение, не только со стороны реформаторов из Политбюро, но и со стороны многих руководителей демократической общественности. Открытая конфронтация с властью – это ненужная бравада одиночек. «В среде диссидентов задают тон безответственные честолюбцы, склонные к экстремизму и риторике. Может быть, эти люди обладают личным мужеством, но это мужество непрактично и не в состоянии породить ничего положительного».

Далее Ю. Даниэль проводит мысль о том, что диссидентство было бесплодным. Ограничившись только декларациями, оно не создало, в отличие от Польской «Солидарности» или Чехословацкой «Хартии-77», ставших впоследствии политическими партиями, никакой платформы. А какая может быть общая платформа у либерала А. Сахарова, почвенника-антисемита И. Шафаревича и генерала-коммуниста П. Григоренко, а ведь они вместе со своими единомышленниками прошли все круги диссидентского ада, устраиваемого КГБ. Значит, прав был А. Сахаров, определивший диссидентство как «способ общественного поведения в условиях несвободного общества». А как проявился творческий потенциал диссидентов, эмигрировавших за границу? Как там проявилось их общественное поведение в условиях свободного общества? Об этом чуть позже. А пока снова свидетельство Петра Вайля о том, как возникало диссидентство.

Он пишет: «Несогласие с уродствами социальной гаммы требований реакции, творческая личность противопоставляла несовершенному миру свои ценности. И высшая российская ценность легла в основу зарождающегося общественного мнения. Что может быть увлекательнее, чем в компании остроумных, подвыпивших друзей ругать Советскую власть?»

Дружить с остроумными, талантливыми и смелыми людьми – само по себе достижение и честь. Дома известных диссидентов показывали девушкам в качестве аттракциона вечерних прогулок. Вхожесть в такую квартиру ценилась выше, чем пропуск в Дом кино.

А дружба обязывала держаться на уровне. «Было очень трудно не подписать письмо: это значило признать, что я боюсь, что молодым людям всегда неприятно, или показать, что я не так уж озабочен судьбой своих заключенных друзей», – вспоминал Андрей Амальрик.

Желание быть не хуже, высокая стоимость дружеских отношений обменивалась на утраты комфорта и даже свободы.

По сути каждый диссидент 60-х годов – отдельная драма, иногда трагедия. Естественно, что эти люди заметно возвышались над толпой… Тогда диссидентство еще существовало как локальные акты отдельных личностей, когда самой развеселой организационной формой была веселая компания с неразделенным единством пения под гитару, выпивки, чтения стихов и сочинения писем протеста. Но эти компании нарушили закон молчания». Диссидентское движение, как выразился известный правозащитник Сергей Ковалев: «…Это “Ноев зоосад” – сообщество разномыслящих, отрабатывавшие в условиях несвободы модель будущего гражданского общества».

Говоря языком психиатра, здесь были и фанатики, и «чудаки», и аномальные личности, и душевнобольные, и просто интересующиеся из числа любителей «пощекотать нервы».

Психологические особенности разных групп «Ноева зоосада» тонко подметила известный московский адвокат, участница ряда политических процессов в конце 60-х годов. Она пишет: «…В те годы мне приходилось встречаться с теми, кто впоследствии приобрел широкую известность своим участием в диссидентском движении. Их, безусловно, объединял нонконформизм и достойное уважения мужество, готовность жертвовать своим благополучием и даже свободой. Однако это были очень разные люди.

Иногда мне казалось, что некоторых из них слишком увлекает сам азарт политической борьбы… Разговаривая с ними, я явно ощущала, что, борясь за свободу высказывания своих мнений, они в то же время недостаточно терпимы к мнениям и убеждениям других людей. Недостаточно бережно, без необходимой щепетильности распоряжаются судьбами тех, кто им сочувствует».

В свободном обществе диссиденты, во множестве эмигрировавшие за рубеж, должны были объединиться, выработать единую тактику и программу, чтобы из-за границы продолжать свою диссидентскую деятельность. Не тут-то было. Видимо очарованные благами Западной жизни, они забыли о том, за что боролись, за что страдали.

Василий Аксенов так характеризует диссидентов-эмигрантов: «…Диссиденты – это такие люди, которые живут на Западе в кампусах, таунхаузах, занимаются внутренними склоками и не способны к позитивным политическим идеям. Оказывается утверждение правозащитников о том, что они вне политики, были не ложью и не отговоркой, а сущей правдой. Их никчемность довела их до полного кризиса жанра – они принялись критиковать Ельцина и новый демократический режим. Но, в общем, чего же можно было еще ожидать от людей, которые не были созидателями ситуации, но лишь ее персонажами».

М. Розанова – эмигрантка, державшая салон в Париже, называет диссидентов людьми, утратившими свободу духа и нетерпимых к инакомыслию. Еще раз напомню, что приведенные высказывания принадлежат тем же диссидентам, которых трудно обвинить в умышленном очернительстве сотоварищей.

Сейчас я коснусь очень скользкой темы – о сотрудничестве диссидентов с органами безопасности.

Если вернуться вспять и вспомнить, какими методами действовала царская охранка, чтобы изнутри разложить революционное движение конца XIX начала XX веков, то такими же методами действовало и КГБ. На смену Азефу, Гапону, Малиновскому пришли провокаторы из числа диссидентов, даже находящиеся на вершинах диссидентского движения.

Психиатр М. Турецкий, на которого я ссылался (цит. по Ю. Нудельману), пишет в своей книге, что, по мнению ряда видных психологов, диссидент не может быть сильной личностью. Обратить многих диссидентов в своих агентов ничего не стоило ни царской охранке, ни КГБ.

Они легко поддавались обработке. Достаточно было зацепить диссидента за что-нибудь малое, как они в дальнейшем начинали служить системе, с которой воевали. Тот же диссидент Н. Щаранский в книге «Не убоюсь зла» так характеризует некоторых своих знакомых: «Диссидент, решивший освободиться (из заключения – В. Г.) любой ценой, может стать либо стукачом, либо публично покаяться, написать, а точнее подписать письмо в газету или принять участие в пресс-конференции, где он отречется от своих взглядов и друзей и осудит спецслужбы Запада, вредно на него повлиявшие». Приговоренный к смерти Эдуард Кузнецов утверждает: «98 % осужденных, если от них этого требовали, и без пыток сотрудничали с КГБ».

Один из знаменитых диссидентов Жорес Медведев пишет, что были великие диссиденты – это Сахаров и Солженицын, стремящиеся к изменению коммунистической системы, но даже они были пешками в «холодной войне».

«Нами манипулировали: вокруг Сахарова было целое бюро в Нью-Йорке, вокруг Солженицына – нечто подобное, называемое «Вермонтское ЦК». Там определялось, какие заявления нужно делать, когда и куда их подавать».

Профессор А. Зиновьев считает, что массовая эмиграция диссидентов была спровоцирована КГБ с целью очистить страну от нездоровых элементов. При КГБ было даже создано управление «Д», занимавшееся работой с диссидентами.

Журналист и бывший врач Ю. Нудельман, издавший в Израиле книгу «Щаранский без маски» (Натан Щаранский – бывший знаменитый диссидент, осужденный в 1978 за шпионаж на 13 лет лишения свободы, а ныне министр по делам строительства и депутат Кнессета Израиля), в которой разоблачал Щаранского как агента КГБ. На суде по иску Щаранского к Нудельману должно было выступить 40 свидетелей, утверждавших, что Щаранский действительно агент КГБ. Но суд не пожелал их выслушать и принял решение о выплате Нудельманом 900 тыс. шекелей за клевету на Щаранского.

Был суд правый или неправый?

А как Вы думаете, ведь истцом был видный политический деятель, председатель «Русской партии» в Израиле.

Когда я собирал материал к этой главе, у меня возникло двойственное чувство. С одной стороны, можно было восхищаться, не боюсь этого слова, подвигом горстки людей, пытавшихся сломать молох коммунизма.

И этот бунт одиночек, длившийся почти 15 лет, дал возможность вдохнуть воздуха свободы, но и только.

С другой стороны, куда подевались эти пламенные пассионарии, разложенные изнутри КГБ и преуспевающие в коммунальных склоках в Париже, Нью-Йорке, Гамбурге, Лондоне и др., окруженные комфортом и благами Запада?

Ведь недаром В. Буковский рекомендовал диссидентам: «Садись на три года и у тебя никогда не будет проблем на Западе».

Вот таков психологический портрет советского диссента.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.