Шурка-дурка

Шурка-дурка

Пролог

В 300 км от Омска в таежном Муромцевском районе находится загадочная зона «Пяти озер», последние 40 лет привлекающая пристальное внимание ученых – геофизиков, этнографов и… уфологов. Зона включает в себя систему пяти озер, будто бы соединяющихся между собой подземной рекой. Серьезные исследования ученых Новосибирска и Омска показали необыкновенный состав воды в самом доступном Даниловом озере.

Жители села Окунева, известного своими аномальными странностями, испокон веку лечат многие болезни водой Данилова озера. Лабораторные исследования показали в этой воде большое количество серебра и свободного кислорода.

Более 20 лет жители Омска и Новосибирска приезжают на берег Данилова озера «дикарями» и живут здесь все лето. Очевидцы свидетельствуют, что вода и, особенно, грязь, со дна Данилова озера излечивают не только костно-суставные заболевания, но и бесплодие.

Но не только этим славна Окуневская зона. Геофизики считают, что озера имеют космическое происхождение в результате падения на Землю космического тела миллионы лет назад.

Необъяснимым фактом является изменение природных электромагнитных излучений. Они настолько велики, что в одних местах усиливают растительность, а в других ее подавляют.

Обнаружены магнитные и гравитационные аномалии, невероятные, словно возникшие из мощных залежей железных руд. Это еще более удивительно, ведь таких месторождений в районе Окунева нет и в помине.

Влияние геофизической обстановки района Окунева на человека очевидно. Воздействие так называемых геовитагенных зон оказывает на людей оздоравливающий характер, повышает творческий и духовный потенциал. С другой стороны, геопатогенные зоны, воздействуя на человека, приводят его к неадекватному поведению, «упертости», некритичности к себе.

Дальше – больше. Жители села Окунево и туристы утверждают, что ночами они видели какие-то сполохи, столбы зеленоватого света, светящиеся летающие по небу «шары», «воронки».

Жители деревни не раз встречали в тайге «людей» двухметрового роста, одетых в белые балахоны.

Этнографы предполагают, что на месте Окунева 6000 лет назад находилась древняя Сибирская цивилизация, а полуобмелевшая речка Тара, на крутом берегу которой и стоит «энергетическая» деревня, тогда была полноводной, как Ганг, а с санскрита ее название переводится как «спасительница».

Чтобы не вызвать насмешек коллег-психиатров, я не буду обращать внимание читателей на мнение уфологов о тонком мире, НЛО, гуманоидах, будто бы живущих в таежных лесах, космической музыке, часто раздающейся по ночам в домах окуневцев и т. д. Уфология – наука настолько достоверная, насколько и сомнительная, хотя и признается всем просвещенным миром.

Фон Денникен в 70-е годы XX века тоже подвергся жесточайшей обструкции со стороны «яйцеголовых» ученых, но факты, приводимые в его книге «Воспоминания о будущем» и других работах – неопровержимы.

Тогда, когда я начинал свою психиатрическую деятельность в 60-х годах прошлого века, ни о деревне Окунево, ни о «тонком мире», ни об НЛО никто ничего не слышал. И если бы я тогда знал, что неведомое возможно, то не обошелся бы так легкомысленно с судьбой простой деревенской девочки.

***

Ах, какой чудной была эта ночь! Я стоял на крыльце приемного покоя больницы и, запрокинув голову, смотрел в широкое черное ночное небо, усыпанное мириадами звезд. Нарождающийся месяц не мешал моему созерцанию, а свет уличных фонарей не проникал за высокий забор. А звезды веселились и, будто бы заигрывая со мной, перемигивались, то гасли, то загорались с новой силой, а моя любимая Вега, улыбаясь, манила меня к себе.

Стоял теплый, ранний сентябрь. Чуть попахивало увядающей листвой, и этот пряный дух кружил голову и погружал в философские раздумья. А звезды падали, падали, падали. Может, это гибли цивилизации с накопленными сокровищами знаний?

Я вспомнил стихи холмогорского паренька Михайлы, шедшего в столицу с обозом рыбы и ставшего первым академиком земли Российской – Ломоносова:

– Открылась бездна, звезд полна;

Звездам числа нет, бездне дна.

и далее, что не изучали в школе, но что я, по своему любопытству, знал:

– Скажите ж, коль пространен свет?

И что малейших дале звезд?

Несведом тварей вам конец?

Скажите ж, коль велик Творец?

Вот из-за Творца это стихотворение «Вечернее размышление о Божием величестве» никто из школяров и не знал.

Через сто лет другой русский поэт, правда, не академик, Ф. Тютчев, заклейменный как славянофил коммунистами и не изучавшийся в средней школе, так написал:

Природа – сфинкс. И тем она верней

Своим искусом губит человека.

Это, может статься, никакой от века

Загадки нет и не было у ней.

Вот так я стоял, запрокинув голову, и размышлял над тем, что два великих поэта, один из которых был еще и математиком, и астрономом, писал о непознаваемости мира, а другой утверждал, что в природе нет никаких загадок, она ясна, как светлый день.

Я дышал полной грудью, изгоняя из себя запах бомжатника, пропитавшего и мои легкие, и стены приемного покоя.

Только что подняли в отделение белогорячечного бомжа, доставленного с помощью милиции из колодца теплотрассы. Проходившие мимо прохожие услышали громкие крики, доносившиеся из колодца, призывы о помощи и отчаянный вой. Милиционеры и санитары с трудом извлекли из глубины существо, отдаленно похожее на человека – тщедушный, маленький и костлявый, одетый в грязные лохмотья и босой, источавший отвратительный нечистый запах.

Он изо всех сил пытался вырваться из рук санитаров. Из матерной и жаргонной речи бомжа удалось понять, что он подвергается насилию «пришельцев» – одни пришельцы были петухами, другие – козлами, но все они имели огромные детородные органы, которыми водили по его лицу, а маленький петушок залез к нему в анус и там скреб когтями.

Когда его раздели, я увидел множество татуировок на груди, спине, но особенно привлекла мое внимание изображавшая костяшку домино с тремя точками.

Разбираясь немного в криминальных «наколках», я понял, что передо мной «опущенный», «петух» (изнасилованный на зоне).

– Тогда понятно происхождение этих галлюцинаций, – подумал я и отправил его в отделение.

Меня все-таки заинтересовала судьба этого «человечка» и я через три дня пришел в отделение и познакомиться с историей болезни «моего» делиранта, и поговорить с ним. Он уже был в ясном сознании и охотно рассказал, как и многие деградированные алкоголики, о своей горестной жизни.

Косой (такова была его «кликуха») дважды был судим за воровство и грабеж. Он пробыл в лагерях 12 лет, имея воровской авторитет.

После очередной «отсидки», выйдя на свободу, по «пьянке» надругался над малолеткой, за что, как особо опасный рецидивист, получил 10 лет лагерей строгого режима.

Еще в пересылке, узнав, за что Косой сидит, он был тут же «опущен» (изнасилован) и влачил жалкую участь «петуха» весь срок отсидки. Правда, через несколько лет пребывания в «петушатнике» (особое огороженное место в бараке для «опущенных»), он стал «мамкой», т. е. начальником всех «петухов» на зоне. Сам процесс ему даже стал нравиться. Отсидев 7 лет, Косой был освобожден досрочно из-за туберкулеза. Вернуться же к «честной жизни» Косой не смог, т. к. жена выписала его из квартиры, найдя себе другого уголовника, старший сын отказался от отца, а младший уже отбывал «десятку» за разбой. Косой примкнул к компании бродяг, в которую входили и женщины. Узнав из наколки, что Косой – «петушок», дискриминация продолжалась и в этом «сообществе». Ему в отопительной системе выделили уголок, где Косой и ночевал. Жили подаянием, мелким воровством. Милиция, как правило, подержав 3 дня в спецприемнике, отпускала. И почти все средства, добытые тем или иным путем, уходили на пьянку. В те годы широко использовалась политура (Полина Ивановна), Клей БФ (Борис Федорович), нитхинол стеклоочиститель (Синеглазка), тройной одеколон стоимостью 18 копеек (коньяк «три косточки»). В хорошие дни пили крепленые вина «Солнцедар» (солнцеудар), «Плодовоягодное» (плодововыгодное).

Психиатрическая практика показывала, что употребление алкоголь-содержащих жидкостей и суррогатных вин в короткий срок приводит человека к ослабоумливанию и развитию тяжелых форм алкогольных психозов, в т. ч. белой горячки («белочки»).

Я привел этот клинический случай, чтобы непросвещенному в психиатрии читателю стало понятно, что содержание зрительных образов соответствует уровню развития эпохи.

Если в XVI–XIX вв. белогорячечным «виделись» черти, колдуны, змеи, насекомые, то в XX веке уже появились марсиане, гуманоиды, динозавры, луч «Лазаря» (лазер), космические лучи, «люди в черном» и, конечно, почерпнутые из TV и Интернета разнокалиберные монстры, вампиры и т. д.

Вернувшись в освеженный ночной прохладой, приемный покой, я прилег на «дежурный» диван с надеждой отдаться в легкие «объятия Морфея». Сон уже начал подкрадываться ко мне, как я услышал за воротами больницы автомобильный сигнал:

«Опять кого – то привезли, – подумал я. – Когда это кончится, скорее бы утро!» (я уже принял 32 больных).

«Сделав свежее лицо», я вошел в приемную и увидел двоих, похожих на сельских жителей, мужчин и невзрачную девочку лет 15.

Это был еще почти ребенок с начавшей развиваться грудью. Из-под головного платка выбивались русые волосы, а не некрасивом лице мерцали огромные зеленые глаза. Что-то странное мне показалось в этих глазах.

Она смотрела на меня прямо, не мигая, но меня не видела.

В застывшей позе, с выражением какой-то зачарованности, она не ответила ни на один мой вопрос. На лице выражение страха сменялось блаженной улыбкой, губы что-то шептали, чего невозможно было понять.

Иногда ее глазные яблоки уходили под лоб, рот полуоткрывался, девочка глубоко вздыхала, на шее и лице проступали красные пятна, тело конвульсивно и ритмично вздрагивало.

Испустив глубокий вздох, она опять превращалась в созерцательницу чего-то, что было недоступно мне. Я взял ее за руку, чтобы определить пульс, но рука не опустилась, а застыла в прежнем положении.

«Восковидная гибкость», – подумал я, и начал придавать конечностям девочки разные, даже вычурные, положения – они так и застывали.

Тогда я стал расспрашивать сопровождающих – это был отец и дядя Шуры (так звали девочку).

Отец рассказал, что мать Шуры Мария на последнем месяце беременности пошла в лес по грибы. Возвращалась она под вечер и уже на околице вдруг налетела страшная гроза. Громовые раскаты перемежались чудовищными молниями, одна из которых ударила в вековую сосну, под которой пряталась Мария. Молния расщепила дерево, а Мария потеряла сознание.

Нашли ее почти бездыханной у подножия сосны часа через 3.

«Бабка» долго ее «правила» и сказала, что завтра на свет появится девочка, а Мария умрет. Так и случилось. Мария умерла на следующий день в родах. Родила она слабенькую маленькую девочку. Это была третья дочь.

Старшая дочь заканчивала 10 класс, а средняя только пошла в школу.

Шуру, так назвали новорожденную, воспитывали старшие сестры, да отец, который после смерти жены бросил пить, так более и не женившись. Росла Шура тихо и незаметно, ела плохо, играть не любила, возилась с тряпичными куклами да какими-то палочками.

Посторонних людей боялась, а когда в дом приходи малознакомые, то пряталась за печь. В школьные годы училась с трудом, еле-еле переходила из класса в класс, оставалась на второй год. К своим 15 годам сформировалась нелюдимой, производила впечатление недоразвитой, за что в деревне получила прозвище Шурка-дурка. По-житейски была рассудительна, говорила хорошо, но мало и односложно. Некоторыми своими репликами в житейских разговорах показывала свой недюжинный ум. Читать любила только «Ветхий завет», глубоко спрятанный в бабушкином сундуке и доставаемый оттуда тайно. Менструации появились к периоду нашего повествования, но мальчишки Шуру не интересовали, а она их тем более за то, что мальчишки дразнили ее «дуркой».

В тот год зима выдалась теплой, малоснежной, а на ближайшем болоте клюквы было видимо-невидимо. Две соседские девчонки, одноклассницы Шуры, позвали ее с собой на болото собирать клюкву. Шура нехотя согласилась, и все трое… исчезли. Вся деревня искала девчонок по окрестным лесам и болотам, но безрезультатно. Колхозный сторож Никита сказал, что в ночь, когда пропали девочки, он видел на небе какие-то светящиеся шары, медленно плывущие по небу.

В деревне Окунево, откуда привезли Шуру, из поколения в поколения передавались легенды о прилетающих ангелах, богах и т. д. Не все верили в это. Более разумные, в том числе директор школы, разъяснял происхождение этих космических явлений испытанием спутников. Молодежь слушала учителя и, хотя TV в деревне еще не было, но о спутниках по радио слышали все. Незадолго до того случился полет Ю. Гагарина.

Через три дня девочки «будто с неба свалились» здоровые, веселые, только Шура была бледна и растеряна. Девочки были удивлены тем, что их три дня искали. Они говорили, что отсутствовали всего три часа и в доказательство показывали корзинки с клюквой. Что с ними приключилось за эти три дня – они не знали.

После чудесного возникновения Шура стала еще более тиха и задумчива, только иногда глубоко задумывалась о чем-то, но ее огромные зеленые глаза мерцали каким-то неизъяснимым светом. Еще одна странность появилась в облике Шуры.

Деревенские женщины заметили, что Шура стала «грузнеть» и через 4 месяца окончательно стало ясно, что она беременна.

Отцу и сестрам Шура ничего не рассказывала. Все терялись в догадках – кто же отец ребенка?

Шура все вечера сидела дома, в клуб на танцы не ходила, ее никто не видел в компании мальчишек и, тем более, мужчин.

Так эта тайна не раскрыта до сих пор.

В начале сентября Шура разродилась здоровым, светловолосым мальчиком.

На следующий день после родов Шура стала вести себя странно – замкнулась, на вопросы не отвечала, шепотом произносила отдельные непонятные слова, то плакала, то блаженно улыбалась, ничего не ела. Поэтому и решено было привезти ее в психиатрическую больницу. Я поставил диагноз: Послеродовой психоз. Онейроидная кататония, и направил Шуру в женское отделение под особый надзор.

Через пять дней мне пришлось снова дежурить по больнице.

Совершая вечерний обход, я поинтересовался в женском отделении состоянием Шуры Агашиной.

В палате я увидел девочку. Она лежала на постели, устремив глаза в потолок.

– Здравствуй, Шура! – сказал я.

– Здравствуйте, доктор, вас зовут Валерий Петрович. Ведь это вы меня принимали в больницу?

– Да, Шура, это был я, а ты разве помнишь?

– Я все хорошо помню, но мне мешали вам отвечать, они проводили на мне испытания.

– Кто они?

– Вы их не знаете и никогда не увидите. Они не наши.

На все последующие вопросы Шура отвечать отказалась, сказав, что они ее накажут.

В дальнейшем я узнал от заведующей отделением, что через месяц после проведенной терапии нейролептиками с диагнозом: Острая шизофрения. Онейроидно-кататонический синдром Шура была выписана из больницы с полным выздоровлением и полной критикой к своему состоянию.

Но Шурка-дурка была умнее психиатров, сказав, что все, что она говорила по болезни, ей привиделось.

Дальнейшие события мне стали известны из двух источников.

Во-первых, от врача-психиатра Муромцевского района, которую я просил навестить больную Агашину дома, а во-вторых, от профессора этнографом Томского университета Владимирского И. В., с которым меня свел случай на кафедре этнографии и музееведения Омского Государственного Университета, где я читал популярную лекцию о психиатрии.

Среди потрясенных случаем Агашиной слушателей я увидел изумленное лицо почтенного профессора. После лекции Иосиф Владиславович подошел ко мне и, представившись, уточнил, действительно ли я курировал Шуру Агашину. На мой утвердительный ответ профессор задумчиво и с тяжелым вздохом сообщил, что нас свела судьба с судьбой Шуры. И поведал мне следующую чрезвычайно странную историю, касавшуюся недолгой жизни Шуры.

Мальчик, которого родила Шура, был всем хорош. Развивался физически и умственно, опережая темпы, свойственные детям его возраста. Ходить начал в 8 месяцев, фразовая речь появилась в годовалом возрасте. Однако была некоторая странность, на которую в ужасе указала «бабка».

– Смотри, милая, – говорила она Шуре, – мальчонка этот не наш, большой родничок какой формы, он же как ромбик, а у твоего мальца неправильная звезда.

Никто не придал значения словам знахарки, да она через два дня после своего диагноза скоропостижно и скончалась.

Шура очень любила своего сынишку и настояла, чтобы все его называли Аюша. Молока у Шуры не было, так что Аюша был «искусственником», что ему не мешало следовать слогану А. Пушкина «и растет ребенок там не по дням, а по часам».

Убаюкивала Шура Аюшу, закрывшись в горнице, но сестры слышали, как она пела колыбельную на непонятном языке, издавая клекочущие горловые звуки.

Однажды деревню Окунево посетила этнографическая экспедиция Томского университета.

На постой к отцу Шуры был определен профессор-этнограф Владимирский Иосиф Владиславович.

Однажды профессор, прислушавшись к колыбельной Шуры, побледнел, весь затрясся и с криком: «Не может быть!» – выскочил из дома.

Здесь на скамейке он долго не мог отдышаться, а когда Шура вышла из дома, профессор сказал ей только два непонятных слова, и вдруг грусть и задумчивость вмиг слетели с Шуриного лица, и она ответила профессору на непонятном языке. Молоденькая ассистентка профессора спросила у него, на каком языке изъясняется профессор с деревенской девчонкой, и профессор, посерьезнев лицом, ответил девушке:

– На санскрите. Я не буду объяснять тебе, милая девушка, что это за чудо, но оно есть. Беда в том, что я санскрит знаю в пределах университетского курса, а Шура знает его живую форму.

Так Иосифу Владиславовичу не удалось узнать шурину тайну. Он знал только одно, что имя Аюша в переводе с санскрита означает продляющий жизнь.

Ровно через год Шура исчезла из деревни уже навсегда, и никто не знает, где она теперь.

Профессор Владимирский И. В. несколько раз приезжал в Окунево, а Аюша стал для него еще одним внуком.

Как-то Иосиф Владиславович взял мальчика погостить к себе в Томск. В гостях у профессора был его друг, известный академик Ц. – специалист по математической логике и логическому программированию.

Академик случайно разговорился с Аюшей и был потрясен его способностями. «Иосиф, ты совершишь преступление, если не отдашь мальчика в мою математическую школу». Так решилась судьба Аюши, у которого большой родничок звездчатой формы так и не зарос.

Теперь Аюша, деревенский мальчишка, свободно говорящий на санскрите – профессор математической лингвистики в Йельском университете США.

Заканчивая эту странную историю, хочу читателям задать сакраментальный вопрос:

– А был ли мальчик? Может быть, все написанное есть плод воображения убеленного сединами старого психиатра? Решайте сами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.