Клара все еще любит Гектора

Клара все еще любит Гектора

— Я хочу поехать в Шанхай, — сказала Клара.

Гюнтер вздохнул. Он смотрел на Клару, такую изящную в строгом костюме, и вспоминал, что был чемпионом университета по дзюдо, служил в батальоне горных стрелков, а потом реструктурировал столько компаний, что мир бизнеса прозвал его Гюнтером Чистильщиком. Сегодня он руководил европейским подразделением крупной международной фармацевтической фирмы и ее филиалами в других странах, но вдруг почувствовал себя слабым и уязвимым перед этой малышкой по имени Клара, которая весила в два раза меньше его и, похоже, все еще была влюблена в парня, не способного, по ее же рассказам, заставить сантехника нормально выполнить свою работу.

Он вспомнил слова старого психиатра Франсуа и подумал, что тот прав: следовало бы изобрести вакцину от любви, и к черту профессора Корморана с его безумными пилюлями!

Но так Гюнтер думал только три с половиной секунды, а потом сразу сосредоточился на своей цели: отыскать профессора Корморана. И даже сказал себе, что желание Клары отправиться в Шанхай можно использовать для решения этой задачи. Понимаете, в этом-то и сила таких людей, как Гюнтер: они никогда больше трех секунд не смешивают эмоции с практическими интересами, и именно поэтому когда кого-то увольняют, то этот кто-то — вы, а не они.

Что ж, почему бы не отправить в Китай эту миниатюрную адскую машинку, которая погружает его то в яркий свет, то во тьму, превращая в недостойного отца и мужа?!

Одновременно он подумал, что стоит ей уехать — и он будет сходить с ума от желания знать, чем она занята в каждую конкретную минуту. Правда, с другой стороны, благодаря средствам, уже задействованным для поисков профессора Корморана и контроля за инициативами вышеупомянутого Гектора, будет не так сложно отследить и распорядок дня Клары. А почему бы ему тоже не отправиться в Китай? Директор азиатского отделения давно просит его приехать, так что можно воспользоваться случаем и вправить ему мозги.

— О’кей, — ответил он, — поезжай когда хочешь. Чем скорее, тем лучше.

Тут он заметил, что Клара удивлена, и понял, что набрал очки. Страх, как бы тебя не бросили, подумал он, ему подвержены все. Это он знал наверняка.

— Тебя не огорчит мой отъезд? — обеспокоенно спросила Клара.

— Вовсе нет. Почему это должно меня огорчать?

— Ну не знаю… Я ведь наверняка там встречусь с ним…

— Я полагаю, что люди имеют право на эксперименты…

— …но потом должны за это расплачиваться, — договорила за него Клара.

Именно эту фразу Гюнтер всегда произносил перед тем, как кого-нибудь уволить. Тут он понял, что в гневе зашел слишком далеко и Кларе могли совсем не понравиться слова, обычно адресуемые простым служащим.

— Извини, — вздохнул он. — Да, мне не очень нравится, что ты уезжаешь. Ты же знаешь, как мне важно, чтобы в стрессовой ситуации ты была со мной. Я всегда чувствую себя сильнее, если ты рядом.

И он увидел, что Клара снова растрогана. На самом деле, примерно так их любовь и зародилась: он показал Кларе десять процентов своих слабостей на фоне девяноста процентов сильных сторон. Одной его силы было бы недостаточно, чтобы завоевать ее. Чего, однако, вполне хватало для всех его прежних любовниц, в которых он, впрочем, никогда не был влюблен. Признание Гюнтером некоторых своих слабостей взволновало Клару, тем более что об этом было известно ей одной во всей компании. Вот так однажды вечером они и поцеловались.

Тайной слабостью Гюнтера была очень сложная дочка. Еще в детстве она начала делать разные глупости — резать вены, глотать транквилизаторы, водиться с хулиганами и кое-что похуже. Все чаще приходилось отправлять ее в такие клиники, где лечатся дети богачей, в Швейцарию или в другие места. От нее успело отказаться немало психиатров для богатых клиентов, и даже для менее богатых, когда она попадала в реанимацию какой-нибудь больницы. Временами Гюнтер даже подумывал о том, чтобы обратиться за консультацией к Гектору, однако чувство приличия останавливало его. Жена Гюнтера пребывала в депрессии уже много лет, и психиатры, лечившие ее, не верили в исцеление, они лишь помогали ей выжить.

Если бы Гектору и старому Франсуа было известно об этой семейной коллизии, у них могла бы состояться увлекательная психологическая дискуссия. Передала ли жена Гюнтера дочке гены душевной хрупкости, которые проявляли себя по-разному у депрессивной матери и у дочери с личностными нарушениями («пограничное расстройство личности», могли бы они предположить)? Или все дело в том, что девочку воспитывала депрессивная мать, которая окончательно сломала ее личность? Или, напротив, воспитание сложного ребенка вогнало эту женщину в депрессию? Можно было также предположить, что свойственная Гюнтеру сила характера подействовала притягательно на женщину с депрессивной и легко уязвимой душевной организацией и потому отчаянно ищущую мужчину, способного ее защитить. Наконец, мучительный вопрос, который постоянно задавал себе Гюнтер: не его ли привычка манипулировать людьми, заставляя их делать то, что он хочет, разрушила личности и матери и дочери? Как бы то ни было, он поклялся себе, что никогда их не бросит, несмотря на все свои многочисленные любовные приключения. Очень часто после тяжелейшего рабочего дня дома его ждали еще более изнуряющие трудности, хотя у них было полно прислуги, как всегда у богатых. Страдания подтачивали моральный дух Гюнтера, потому что он все время думал о мере своей ответственности за проблемы дочки и жены, которых продолжал любить. Слово за слово он в конце концов поделился своей проблемой с Кларой.

И вот какую еще тему он бы с удовольствием обсудил с Гектором. За что Клара способна любить мужчину — за силу или за слабость? Но затронуть такой вопрос им теперь было бы трудно, поскольку за ним быстро и неминуемо последовала бы мрачная озабоченность типа «а не лучше ли он в постели, чем я?». Вплоть до самых натуралистичных картин, потому что мужчин, как известно, подобные вещи очень и очень беспокоят.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.