22. Художественный свист при недовольных зрителях

22. Художественный свист при недовольных зрителях

Конечно, нет ни одного человека, который никогда не врет. Это вообще, как кажется, следующий навык, который приобретает ребенок, после того как научится говорить. В основном, для пользы дела.

— Ты убрал игрушки?

— Да, конечно.

— Но ты же не убрал.

— Да, я забыл.

По мере вырастания и вступления во взрослую жизнь люди переходят в стадию любовных врунов и делятся на два больших подкласса. Одни врут, что любят, чтобы легче достичь желаемого, другие врут, что не любят, чтобы не оказаться в унизительном положении. Очень смешно бывает, когда эти два типажа встречаются в поединке.

Иногда мы врем, потому что жалеем, чаще — потому что не жалеем, но есть категория людей, которые врут как дышат. Не для выгоды, а ради искусства. И достигают в этом большого мастерства.

При этом надо понимать, что вранье ради искусства должно быть лишено всякой материальной подоплеки. Это своего рода полет ласточки.

Приходит моя знакомая школьница однажды домой и говорит маме:

— Представляешь! Нам сегодня прививки делали!

— Как это? Без разрешения родителей?

Девочка скорбно:

— Я говорила медсестре, что нужно согласие мамы, а она не слушала меня и сделала.

Разъяренная мать на следующий день несется в школу, потрясая законодательством. Классная руководительница в изумлении несется к медсестре, потом все три (изумленные уже до крайней степени) ищут девочку. Девочка ковыряет носком пол.

— О, зачем, зачем, зачем — ты так глупо наврала? — исполняет на разные лады греческий хор.

— Не знаю, просто показалось, что это интересно.

Или более взрослый пример. Один мой знакомый твердил о близком знакомстве с актером Н. Как они вместе выпивают на даче и чуть ли не по бабам вместе ходят. Представьте себе удивление нашей компании, когда Н. на каком-то мероприятии проплыл мимо нашего товарища с каменным лицом. Мы спрашиваем:

— Но зачем? Неужели мы относимся к тебе лучше или хуже в зависимости от твоих связей со «звездами»?

— Не знаю. Так вышло…

Я могу рассказать кучу таких историй лживого полтергейста — швыряния словами, как предметами, без цели. Но любой имеет такого приятеля.

Что это было?

Ольга: Давай вообще поговорим о вранье. О разном. Не только художественном. Есть ли случаи, когда вранье оправданно?

Эдуард: Если при фашистской оккупации ты прячешь героя сопротивления и тебя спрашивают о нем, естественно сказать, что ты его в глаза не видел.

Другое дело, что человеческая природа часто готова любую ложь оправдать и назвать это ложью во спасение.

У каждого есть зоны, где он хочет обезопаситься, поэтому врет. Боится показать свою индивидуальность и укрывается за маской. Выстраивает вокруг себя искусственную реальность, пытается быть похожим или, наоборот, непохожим на других. В зависимости от того, что выгодно в настоящий момент. На самом деле подобное поведение после нескольких разоблачений приводит к полному краху.

Есть еще один способ вранья, его обычно применяют подростки. Называется «Будем говорить ложь, чтобы узнать правду». Примерно как в шуточном вопросе — «Когда вы прекратите пить коньяк по утрам?». В результате тот, у кого спросили, вынужден изначально опровергать и оправдываться.

О.: Почему именно подростки?

Э.: У детей и подростков действует механизм «проверки боем» того, как далеко можно зайти в общении со взрослым или ровесником.

О.: Знаешь, меня можно спросить напрямую, и я отвечу. Но ты прав, моя дочь обычно в разговоре на любую тему пытается зайти обходным путем. Меня это ужасно раздражает.

Э.: Стадия взросления. С возрастом пройдет. Но не у всех. А пока терпи — твоя дочь проверяет, насколько глубоко она может сунуть палец в мышеловку, чтобы его не прихлопнуло. Помнишь роман Достоевского «Подросток»? Там главный герой именно так себя ведет.

Церковь в последнее время тоже стала очень подростковой — никто не задает прямых вопросов, а пытаются ходить вокруг да около. Нащупывать. И предмет может быть совсем не интимным и отнюдь не скандальным, а человек побоится сказать, что думает. Это и есть подростковый подход.

О.: То, что ты называешь подростковым подходом, я называю гнилым заходом. Однако вполне может оказаться, что человек на самом деле лучше, чем его вранье.

Э.: Конечно. Но, к сожалению, сам человек должен это понять и отказаться от терновых кустов вокруг замка спящей красавицы. Пока не откажется, спящая красавица так и будет спать, а человек будет лучше только потенциально.

О.: Я полагаю, что Маша нашу беседу сейчас подслушивает из своей комнаты, у нее вранье — очень больное место… Ну и пусть слушает, кстати, потому что я хочу сказать очень важную вещь. Она любит ложь как род искусства, но когда она решается говорить прямо и правдиво, немедленно выясняется, что она умнее своего вранья. То есть — врет она плохо, а когда правду говорит, даже словарный запас богаче.

Э.: Нормальное дело — она ставит эксперименты над тобой и пытается понять, насколько этот стиль ей удается. Очень важная стадия развития, во время которой родители должны помочь ребенку найти правильный путь.

О.: Многие считают свое вранье родом веселого театра. Им весело и всем остальным тоже.

Э.: Примерно как портной в «Голом короле». Искусство от чистого сердца. И все вступают в эту игру, пока не находится мальчик, который кричит: «А король-то голый!».

О.: Ты предлагаешь врунам идти в сказочники?

Э.: Не совсем. Сказочник все же должен не просто фантазировать, но и определенные ценности передавать.

О.: Почему считается, что отец лжи — дьявол? Если, к примеру, ты соврал и спас человека, как в твоем примере выше, разве отец этой лжи — дьявол?

Э.: Вот тут стоит задаться вопросом отличия правды и истины. В нашем мире истиной считается нечто по Иммануилу Канту. Ты видишь, какого цвета мой ежедневник?

О.: Да, он черный.

Э.: Если вдруг он окажется красным, я должен послать тебя к офтальмологу или психологу. Это подход Канта. Более древнее понимание истины — это то, что незабываемо. Алетейя (истина), согласно древним грекам, сохраняется при переправе через реку забвения — Лету. Именно поэтому есть выражение «кануть в Лету». Хотим ли мы вспоминать наши плохие поступки? Нет.

То, что мы хотим забыть, то, против чего наша совесть восстает, и есть ложь в данном понимании.

Когда ты спасаешь гонимого и тебе приходится обманывать, твоя совесть спокойна. Дьявольскую ложь хочется забыть.

О.: Ты наивен. Очень многие люди считают, что они имеют право врать. Особенно в России. Для этого есть даже определенное выражение — «правила игры». Да, я сказал публично наглую ложь, я соврал миллионам, но таковы правила игры. Тьфу. Сам себе он кажется не подонком, а хорошим игроком.

Э.: Это называется атрофированностью совести.

О.: Или короткой памятью.

Э.: Да, несколько месяцев назад один российский государственный деятель сказал, что интернет — самое лучшее средство массовой информации, новости в сети актуальнее и появляются гораздо быстрее. На днях он развернулся на 180 градусов и объяснил, что в сети пишут исключительно глупости, а вот в реальном мире…

О.: Да все ясно с этим государственным деятелем. Помнишь «Героя нашего времени»? Княжна Мери на водах тоже всем рассказывала, что была в Петербурге и высший свет ей не понравился. А далее ремарка: «Ее, верно, холодно приняли». Человек часто лжет о том, где правда для него нелестна. Задетое самолюбие — страшная штука. Мужчина никогда не сознается, что его побили, а он не мог противостоять. Женщина не будет говорить, что ее бросили, и предпочтет представить дело так, как будто она сама ушла.

Э.: Эта ситуация присутствует во всех шедеврах мировой литературы…

О.: Включая басню Эзопа «Лиса и виноград».

Э.: Окружающим стоит проявить тактичность к побитому супермену или брошенной женщине. Примем их версию.

О.: Это когда самолюбие чужое. А когда давят на твое?

Э.: На канале Евроньюс есть рубрика «No comments». Вот именно так и стоит реагировать. Без комментариев. Дать понять вежливо, но твердо, что это не его ума дело.

О.: Эдуард, я публичный человек и про меня часто врут. Людям хочется думать именно так, и они не задаются вопросом, правда это или нет. Их устраивает своя версия.

Э.: Не всегда стоит снисходить до этого, давать рекламу лгуну. Конечно, если тебя обвиняют в уголовном преступлении, придется, наверное, предъявлять доказательства невиновности. Или если честь и достоинство задеты очень сильно… Однако если ты пошла в кафе с молодым человеком, а тебя там папарацци щелкнули и написали, что это твой любовник… Да и пусть себе пишут.

О.: Я уверена, что ложь государственного чиновника нужно разоблачать, только у нас это трудно делать.

Э.: Это верно, у нас трудно. Но я вспоминаю громкую историю из британской практики. Когда начиналась война в Ираке, Тони Блэр заявил, что там находится оружие массового уничтожения. Прошло два с половиной года, оружия не нашли, и на втором канале BBC известный журналист спросил: «Как же так?». Блэр ответил, что ничего подобного он никогда не говорил. Не говорил и все. Тогда на экране поплыли кадры его старого выступления.

Существует англо-саксонская традиция прямых вопросов. Такое было бы невозможно ни в России, ни во Франции.

О.: Я могу задать тебе прямой вопрос в англо-саксонской традиции?

Э.: Да.

О.: Бывает, что ты врешь?

Э.: Бывает.

О.: В каких ситуациях?

Э.: Я не буду отвечать, если меня попросят сказать плохое о человеке.

О.: Уход от ответа — не ложь. Это разные вещи.

Э.: Если некто меня спросит, был ли такой-то у меня на исповеди, я скажу: «Нет». Даже если был.

О.: Эдуард, бывают такие ситуации… Например, друг-актер пригласил тебя на спектакль. Ты посмотрел и счел это представление ужасным, а игру своего друга — фальшивой и бездарной. Ты ведь не скажешь правду? Ты будешь его хвалить?

Э.: В таких случаях у меня выработана прекрасная реакция. Я говорю: «Еще есть над чем работать».

О.: Эдуард, ты меня убил. No comments. У меня в подвале нет партизан. На меня снизошло…

Э.: Что?

О.: Видишь ли… Ты мне несколько раз говорил эту фразу. Помню, как я тебя спросила: «Это ничего, что я ругаюсь матом?». Ты ответил: «Есть над чем работать». Я подумала, что это ничего, а это у тебя крайняя степень неодобрения…

Э.: Видишь, как хорошо вместе писать книжки? Узнаешь о хорошо знакомом человеке что-то новое.

О.: Нормальное превратилось в ненормальное… Ладно… Надо было раньше предупреждать — вот она, ваша англо-саксонская ментальность в действии. А что, кстати, говорит англичанин, когда не может критиковать явно?

Э.: Он говорит: «Это было интересно». Фраза «That was interesting» означает, что спектакль или блюдо за гранью добра и зла.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.