9. Рождение кризиса

9. Рождение кризиса

После смерти Тито ожидание распада СФРЮ было свойственно всем югославским руководителям. После смерти вождя федерализированные, по сути – конфедерализированные структуры, возглавляемые либо ветеранами с ветхими, не способными к политической мобилизации идеями в головах, либо этническими националистами, были утверждены к развалу. Экономика, вобравшая в себя немало кредитов благодаря Тито, оказывалась не готова к возвращению долгов, а движение Неприсоединения лишилось лидера. Первый звонок прозвучал скоро.

В 1981 году случился албанский этнический бунт в Косово. Характерно, что его подавила ЮНА, не дождавшаяся распоряжений правительства42. ЮНА была реальным сувереном и, собственно, конститутивным политическим актором.

В 1984 году в Сараево прошли зимние Олимпийские игры. Массивы зелени в городе и леса рядом называли в прессе «Зеленым коридором43». Злые языки говорили уже тогда, что «зеленый коридор» – это не лесной или природный коридор, а исламский. Вскоре он протянулся от Мостара и Бихача до южных границ Албании.

Отсчет к падению принято делать с 1986 года – в этом году сербская академия наук и искусств выпустила Меморандум44, в котором анализировалось неприглядное, тяжелое состояние югославской экономики и югославского общества. Меморандум был, однако, замечателен не внезапно резким, реальным анализом югославской общественной жизни, а формулированием задач сербского народа в сложившейся ситуации: подобный демарш при Тито был невозможен, во второй половине 80-х он вызвал сильный резонанс.

Началась «антибюрократическая революция». На волне ее поднялся вверх партийный функционер Слободан Милошевич45, а республики, составляющие СФРЮ, начали «национализироваться». Напомним, что реального суверена, структуры, конституционно возглавляющей СФРЮ, способной навязать свою волю национальным республикам, в Югославии просто не было. Даже министерство обороны, отвечавшее за работу единственной мощной общеюгославской структуры, не называлось министерством, но «Секретариатом по Союзной обороне».

Согласно воспоминаниям В. Кадиевича, последнего «секретаря по союзной обороне», Милошевич обладал весьма легким характером: он не стремился увидеть стратегическую картину реальности, и хотя был хорошим политическим тактиком, в случаях, кода ему указывали на опасность тех или иных его шагов, отвечал: «я счастливчик46».

Демократизация привела также и к росту сербского национального самосознания. Ставший руководителем Сербии в 1989 году Милошевич не мог избежать соблазна повысить свою популярность игрой на изуродованной его сопартийцами гусле сербского национализма.

Отметим, что будущий лидер Хорватии, Франьо Туджман, некогда был генералом югославской госбезопасности, но еще при Тито стал диссидентом, оппозиционным историком. Алия Изетбегович, будущий лидер боснийских мусульман, вообще не имел опыта работы в югославских политических структурах, он был юридическим консультантом и руководил предприятием. Изетбегович в целом представляет собой образец политика с мутной биографией: так, существуют противоречия относительно его участия во Второй Мировой войне, и относительно го жизни в послевоенной Югославии. Публичной и прозрачной фигурой он становится в 1983 году, в процессе судилища над «Молодыми мусульманами». Тем не менее, его публичность не добавляет ясности понимания характера этого политика, заставившего того отозвать подпись под «планом Кутильеро» о мирном разделе Боснии, и реальной географии его связей, включающей как деятелей западного мира, так и руководителей Ирана, Турции и даже генерала Дудаева47.

Сербам же «повезло» иметь национальным лидером в этот трудный час партийного функционера.

Возможно, в сербскую историю уже навсегда войдет Видовдан 1989 года – праздник 600-летия битвы на Косовом поле. В этот день на Косовом поле собралось более пятисот тысяч сербов (всего их около 10 миллионов). Перед огромным скоплением потомков павших на этом же месте воинов выступал Милошевич, призывая сербов к национальному единству.

Вспомним – у нас ведь тоже в эти годы шли многотысячные, чуть ли не миллионные демонстрации. Но звучали ли хоть на одной из них главными национальные лозунги? Даже в памятном 1993-м – нет. Они не были законными хозяевами умов людей, витая в воздухе, они пробивались к своему народу через немногих проснувшихся и стремившихся преодолеть угрюмую социальную тему в речах лидеров.

В конце 80-х югославское военное руководство начало формировать планы военной стабилизации государства: предполагались введение чрезвычайного положения, всеобщая мобилизация и заключение Югославии под жесткий военный контроль в целях обеспечения безопасности проводимых, политических реформ. Напомним: ЮНА была единственной, возможно, полноценной структурой, формировавшей югославскую идентичность, причем в форме, предполагающей активные действия, обусловленные идеологией. Поэтому руководство ЮНА было менее аморфным и «национализированным», чем руководство самой конфедерации. И несовпадение видения реальности военной и политической элитами страны привело к печальным результатам.

В силу ряда объективных причин большой силой в СФРЮ обладало сербское руководство. Велько Кадиевич, «министр» обороны, был по национальности серб, хоть и «полукровный»: его мать была хорваткой. Потому последний руководитель Секретариата стремился к максимально плотному сотрудничеству с Милошевичем. Армия в ситуации высокой опасности распада государства не может действовать без поддержки тех или иных политических кругов, по крайней мере в том государстве, каким была Югославия: как и всякая иная армия социалистического государства, ЮНА была сильно политизирована, что создавало серьезные препятствия для самостоятельных действий. Ко всему прочему, в отличие латиноамериканских государств, Югославия происходившим в ней определяла в большой степени ситуацию в западной Европе, и голый военный переворот мог вызвать активное иностранное вмешательство.

Поэтому Кадиевич весной 1991 года едет в Москву на встречу с министром обороны СССР М. Язовым. Целью Кадиевича было обеспечение поддержки СССР в случае военного переворота в СФРЮ, гарантии невмешательства иностранных государств в процесс внутренней стабилизации. И Кадиевич, и Язов начали военную карьеру еще во время войны, и между ними были наработанные, дружеские рабочие отношения. Тем не менее, визит не завершился успехом: Язов сказал, что в СССР тоже очень тяжелая ситуация, и сложно сказать, как будет развиваться реальность. Стоит отметить, что Кадиевич также стремился встретиться с Горбачевым, но тот в резкой форме отказался от диалога.

Ощущения той весны были тяжелыми.

Дело было и в том, что Кадиевичу не удалось добиться понимания Милошевича. В 1990-м году С. Милошевич и Б. Йович вызвали руководство ЮНА и показали им карту будущей «Югославии», до странности напоминавшую контуры «Великой Сербии», описанные еще И. Гарашаниным в середине 19 века48. Милошевич спрашивал о готовности ЮНА обеспечить создание «малой Югославии», включавшей в себя Книнскую Краину, Боснию и Македонию – в плюс к Сербии и Черногории.

Милошевич мог так ставить вопрос. Чуть раньше, в 1988—89 гг. была проведена реформа ЮНА. Армия была снабжена новым камуфляжем, была изменена форма одежды, также на ее вооружение поставлен ряд новых типов оружия, в частности, снайперские винтовки. Но самое говорящее в той реформе – изменение военной территориальной структуры. Упразднение армий и дивизий, создание вместо них военных округов, корпусов и бригад выразилось, в частности, в том, что первый военный округ имел в своем составе Сербию, Боснию, большую часть Черногории и часть Хорватии, включавшую в себя анклавы расселения сербов49. Гаагский суд также привел следующий факт: среди югославских офицеров в этот короткий период повысился процент офицеров-сербов, а на ключевых должностях в ЮНА оказались офицеры, исповедовавшие идею «Великой Сербии50».

В июне 1991 года Словения объявила о своем выходе из СФРЮ. Реакция была резкой: в Словению были направлены воинские части. Однако внезапно у армии появились две проблемы.

Первая состояла в том, что армия не смогла эффективно действовать в ситуации именно такого конфликта. С большим трудом она выполнила задачу контролировать внешние границы. Однако защите самостоятельности это не помешало, силы самообороны нередко с успехом действовали против многократно сильнейших, но деморализованных войск. Вторая проблема состояла в осложненной управляемости. Оказалось, что не все рвутся воевать, в частях ЮНА в Белграде солдаты открыто отказывались ехать в Словению, и массовая организация протеста оказалась эффективной мерой в обеспечении независимости Словении. Также гражданское общество проявилось свой светлый нрав – Кадиевичу, в частности, постоянно звонили, не давая работать, матери солдат и требовали не посылать в Словению своих «мальчиков».

Также О. Валецкий обращает внимание на оригинальное поведение армейского руководства. Вместо стремления силами специального назначения нейтрализовать главных руководителей сецессии и не дать вооружить силы самообороны, руководство ЮНА почему-то дало приказ обеспечить неприкосновенность внешних границ Словении, причем вместо переброски сил на самолетах использовалась бронетехника, что дало великолепный видеоряд журналистам, снимавшим репортажи о сербских агрессорах. Также добровольцы, стремившихся попасть в Словению, чтобы защитить целостность своего государства, не находили понимания со стороны офицеров.

Итак, трудности в управлении армией привели к поражению в «десятидневной войне», поражению позорному. Это поражение вызвало целый ряд реакций.

Первой стало массовое дезертирство из ЮНА словенцев и хорват.

Второй – заявление 25 июня Хорватией о своем отделении от СФРЮ.

Если в Словении живет достаточно однородное население, в Хорватии было несколько иначе: более 10 процентов населения составляли сербы, проживавшие в городах на западе Хорватии и в Книнской Краине (юго-восток Хорватии, граница с БиГ). Лидер Хорватии Ф. Туджман совершенно не стыдился своих расистских высказываний, в частности, о том, что рад, что его жена не сербка и не еврейка. Также он заявил о необходимости очищения Хорватии, превращении ее в страну хорватов. Напомним, в Хорватии социалистической был заявлено два суверена: сербский народ и народ хорватский.

С другой же стороны. Сами по себе сербы оказались способными к политической самоорганизации и в декабре 1991 года объявили о создании сербской автономии на востоке Хорватии, там, где проживало относительно компактное сербское население.

Также Краина входила в те самые контуры «Великой Сербии», что охватывались новыми военными округами и, по мнению сербского руководства, принадлежали Сербии. Уже в августе хорваты попытались захватить населенный пункт Борово Село, однако очень чувствительно получили по зубам51. В Краине части ЮНА, уже «сербизированные», начали боевые действия с новосозданной хорватской армией. В самой Хорватии казармы ЮНА были блокированы, и воинские части оттуда постепенно стали выводиться в Боснию, где отдыхать им пришлось немного. Наиболее яростные бои шли за город Вуковар – с августа по ноябрь 1991 года, силы ЮНА с большими потерями взяли город. Он был прозван «хорватским Сталинградом52».

ЮНА пыталась провести мобилизацию, но она кончилась провалом, что породило иную тактику рекрутирования: добровольческие отряды формировались и воевали под командованием офицеров ЮНА. Добровольцами, ясное дело, оказывались почти всегда сербские националисты, и их приток в некогда кузницу югословенской идентичности (армия – это офицеры) привел к ряду конфликтов между военнослужащими и добровольцами. В октябре 1992 года в Краине была создана Краинская армия, унаследовавшая структуру и имущество ЮНА.

Итак, много воинских частей, выведенных из Словении и Хорватии, оказалось в Боснии. По мере эскалации конфликта в Хорватии Алия Изетбегович, боснийский лидер, начал все более активно выступать за суверенизацию БиГ. В ноябре 1991 года руководство БиГ приняло решение не посылать призывников в армию. Также СДА, партия боснийских мусульман, постоянно стремилась провести в Скупщине проект референдума в БиГ, на котором решилось бы, быть Боснии суверенным государством или оставаться в составе Югославии.

14 октября 1991 года СДА сумела провести через Скупщину проект референдума о суверенитете БиГ. Сербские депутаты в знак протеста покинули здание Скупщины.

1 марта прошел референдум, который боснийские сербы бойкотировали. В этот же день в Сараево группа босняков напала на сербскую свадьбу со словами «это вам не Сербия» убила свата Николу Гардовича, развернувшего сербский флаг. Началась боснийская война.

Относительно ситуации в Югославии в целом стоит отметить еще один любопытный момент. После «пражской весны» Тито, видимо, понял, что его финты ушами и «третья в Европе» армия по сравнению с советскими танками не очень много значат, и структура югославской обороны была обогащена «Территориальной обороной». Местные структуры Теробороны подчинялись местным же штабам, формировались в случае войны из жителей общины и имели свои склады оружия и снаряжения. Благодаря такой двойственной структуре обороны, кстати, зафиксированной в Конституции (да, Конституция СФРЮ 1974 года заслуживает внимательнейшего изучения как оружие), разжигание гражданской войны на территории СФРЮ оказалось весьма легким делом: первичные боевые структуры могли сформироваться и стать боеспособными «с нуля» в течение дня, нужна лишь идея, позволяющая убивать неправильных людей.

Решающую роль в развале СФРЮ сыграл национализм, контролируемый буквально от уровня идей. Здесь стоит отметить, что в конце 60-х, когда огромное количество представителей смешанных браков стали называть себя югословенами, руководство СКЮ сформировало резкий стратегический курс в пользу федерализации государства и усиления позиций окраин53. Как раз в это время в самой многоэтничной республике СФРЮ – БиГ официально введено понятие «босняк» как наименование нации. Таким образом, программа, изложенная безвестными английскими офицерами, хорошо работала и в 60-х. Причем даже против естественных устремлений самого югославского общества.

Мы должны более ясно сказать, что именно за национализм разрушил Югославию. Как известно, «хорватская весна», во многом обусловившая принятие в 1974 году новой, практически конфедерализирующей СФРЮ Конституции, была в огромной степени актом национального самоопределения. Подобные устремления сербов карались максимально жестко. Таким образом, очевидно, что национализм, разрушивший Югославию – это национализм антисербский по своему вектору, какой бы он ни был этнически. При этом сербский национализм приобрел в лидеры не диссидентов с отточенным умением защищать свои убеждения, а партийных функционеров, использовавших националистическую риторику для усиления своих политических позиций. Позже, во время войны, Милошевич поддержал санкции, введенные против Республики Сербской, чем подтвердил верность старого урока: лидером должен быть как минимум тот, кто свои убеждения выстрадал. Сербский национализм, таким хитрым образом обезглавленный, стал катализатором центробежных тенденций в государстве и мощным фактором, повлиявшим на распад СФРЮ. При этом по лютой иронии истории главным проводником «сербской воли» стала ЮНА, сама сущность югославской идентичности, конститутивный элемент Югославии. При этом ЮНА оказалась единственной структурой, способной бороться за целостность государства.

Какой вывод мы должны сделать для себя сегодня? Какой урок?

Прежде всего – мы должны тщательно отслеживать путь мыслей, попавших нам в голову. «Дискурсивная диверсия» сегодня, после триумфа постструктурализма, становится еще более распространенным и эффективным оружием, чем 70 лет назад. Поэтому даже и важнейшая сегодня пропаганда – это вторая ступень информационной работы, первая – создание идей и их фильтровка. От того, как мы умеем фильтровать идеи, зависит форма нашего будущего, бытия нашего движения и в более далеком будущем – русского государства.

Также нужно стремиться к политической субъектности в любой форме. При формировании движений и партий тщательно изучать претендующих на занятие ответственных должностей. Это азбука, но вот у сербов в конце 90-х не вышло прогнать поганой метлой коммуниста, вырядившегося в триколор. А ведь эта процедура могла спасти Милошевичу жизнь и честь.

И третий урок. Всегда нужно стремиться к созданию рабочих структур самоорганизации, необязательно политических и желательно военизированных. Также важно стремиться к контролю и получению в руки оружия. Стоит понимать при этом, что даже если у каждого из нас дома будет по два дробовика, это не даст победы само по себе – когда нужно, важно уметь получить и использовать серьезное боевое оружие, от миномета до бомбардировщика.

Не забывая ни о мышцах, ни о голове.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.