Глава III

Глава III

Джулиан не сказал мне, куда ехать и с кем встретиться. В Буэнос-Айресе из него удалось вытрясти только, что мне предстоит отправиться «много куда»:

– Европа, Азия, Северная Америка. Я еще не со всеми успел связаться, – однако начать мне предстояло в Стамбуле, где меня ждал его старый приятель Ахмед Демир. – Ахмед встретит тебя в аэропорту. Он наверняка захочет показать тебе город, но, боюсь, у тебя не будет много времени на развлечения. Я забронирую тебе билет на самолет до Парижа на следующий день.

Развлечения! Вот уж насмешил. Я хочу как можно быстрее собрать эти талисманы и вернуться к работе. Даже спускаясь по трапу самолета в аэропорту Ататюрк, я проверял, нет ли на телефоне пропущенных сообщений от Наванг, волнуясь, что могло произойти в мое отсутствие.

Несколько человек интересовались, как долго меня не будет. Сообщение от мамы было бодрым, но очень расплывчатым. В ответ на мой вопрос она уверяла, что не знает, кому пытается помочь Джулиан, хотя я не поверил ей – по голосу было похоже, что она что-то скрывает.

Я был так занят телефоном, пока проходил паспортный контроль и забирал свой багаж, что только выходя в зону прибытия с чемоданом в руке, впервые задумался, как я узнаю этого Ахмеда и как мы сможем найти друг друга в толпе.

Обведя глазами зал прибытия, среди водителей, больших семей и других встречающих я заметил высокого человека, держащего табличку с моим именем в руках. У него были серебряные волосы, короткая седая борода и теплая улыбка. Я махнул ему и стал пробираться в его сторону.

Когда я подошел ближе, Ахмед убрал табличку и решительно пожал мою протянутую руку.

– Hoю geldiniz, hoю geldiniz, – сказал он, – мне очень приятно познакомиться с родственником Джулиана. Я очень польщен.

Я промямлил что-то невразумительное в ответ, пораженный его энтузиазмом.

– Вы уже получили багаж, – спросил Ахмед, – готовы ехать?

Я кивнул, и он, прихватив табличку и взяв меня за локоть, направился к выходу.

Мы прошли через переполненную парковку и остановились около блестящего серебряного «рено».

– Вот мы и пришли, – объявил Ахмед, забирая у меня чемодан и укладывая его в багажник. Не успел я открыть дверь и плюхнуться на пассажирское сиденье, как мой телефон начал гудеть.

– Прошу прощения, – сказал я Ахмеду. Я пристегнулся и принялся читать сообщения.

Наванг писала, что ей звонил один из моих клиентов. Он говорил, что получил очень много жалоб по поводу новой детали, которую мы разработали специально для их самой популярной модели «седана». У меня сердце ушло в пятки. В такой ситуации они могут отозвать продукт или даже выдвинуть против нас финансовые претензии. Наванг придется обратиться к отделу контроля качества, чтобы те провели нужные испытания и выявили источник проблемы.

– Извините, – сказал я Ахмеду, пока мы выворачивали с парковки, – мне нужно отправить несколько срочных сообщений по работе.

Он благосклонно кивнул:

– Делайте все, что нужно, и не переживайте, мы скоро подружимся.

Машина мчалась вперед, но я не замечал ничего вокруг. Мой взгляд был прикован к экрану телефона. Я почти не заметил, как мы ехали по перегруженному шоссе, а потом – через мост над водой. Но к тому времени как я наконец оторвался от телефона, машина уже петляла по узким улочкам, проворно поднимаясь по склону.

Кажется, Ахмед заметил, что я закончил работу.

– Я подумал, что после долгого перелета вам захочется немного отдохнуть перед тем, как мы двинемся дальше. Так что мы направляемся в мою квартиру в районе Бейоглу.

Теперь мы ехали гораздо медленнее, и я видел мелькающие за окном кафе и магазины, пешеходов, спешащих куда-то по узким переулкам, низкие здания из серого и желтого камня и кирпича. Впереди, на вершине холма, возвышалась башня: серо-синий шпиль устремлен в небо, внизу два ряда окон. Над верхним люди прогуливались по террасе.

– Это Галатская башня, – сказал Ахмед, – с нее открывается прекрасный вид на город.

Он притормозил и поставил машину у обочины.

– Вот мы и приехали, – указал он на трехэтажное здание напротив. Мы вышли на тротуар, и, открыв массивную деревянную дверь, Ахмед пригласил меня внутрь. Перед нами была широкая мраморная лестница.

– Вы не против подняться? – спросил Ахмед.

– Вовсе нет, – ответил я.

Квартира Ахмеда была оформлена со вкусом, на полах красовались узорчатые ковры, парчовый диван был украшен разноцветными яркими подушками, а на стенах висели картины с изображениями чаек и лодок, растений и животных. Но все казалось удивительно безличным. Джулиан говорил мне, что Ахмед работает капитаном парома. Я думал, что его жилище будет гораздо более скромным.

– Вы, наверно, догадываетесь, что я не очень много времени провожу здесь, – сказал Ахмед, – я купил эту квартиру несколько лет назад в качестве инвестиции и обычно сдаю ее иностранцам, которые работают в консульстве или приезжают по делам. Но несколько лет назад умерла моя жена, и я продал наш дом в Бешикташе. Так что теперь я пользуюсь этой квартирой, когда оказываюсь здесь, плавая на пароме, или когда показываю людям Старый город. Остальное время я провожу в деревне, в которой я вырос, совсем рядом с Босфором. Идите сюда, – сказал Ахмед, подойдя к окну, – позвольте показать вам город.

Я и не представлял, как высоко мы успели подняться на машине, и не сориентировался, где расположен дом Ахмеда, но, посмотрев в окно, я подумал, как удачно он вложил свои деньги. Передо мной открывался один из самых удивительных городских пейзажей, которые я когда-либо видел.

– Вон там, – сказал Ахмед, указывая на залив внизу, – Халич, или Золотой Рог. Вдали виднеются мост Ататюрка и Галатский мост. Недалеко от него, в гавани, стоит моя лодочка. Вот там, слева от вас, видите? Это пролив Босфор. Город продолжается и на другом берегу. Стоя здесь, вы еще находитесь в Европе, но на другой стороне Босфора вы будете уже в Азии.

Я посмотрел вдаль на Азию, а затем на линию горизонта прямо передо мной.

– Ах, – сказал Ахмед, – красота, правда? Старый город. Султанахмет. Большой базар. Мыс Сарайбурну.

Вдалеке я увидел два огромных строения с куполами и минаретами, садами и высокими стенами:

– Храм Святой Софии?

Это было единственное, что я знал о Стамбуле. Огромный собор с куполом, построенный императором Юстинианом, когда это место еще было Константинополем, центром Римской империи и прибежищем христианской церкви. Позже его переделали в мечеть, достроили минареты и изменили интерьер, но мозаика осталась неизменной. Все такая же великолепная, как я слышал.

– Да, это та, что слева, – ответил Ахмед, указывая вдаль, – а за ней находится Голубая мечеть. А также ипподром, дворец Топкапы, Цистерна Базилика, музеи – столько всего можно посмотреть! – Ахмед обвел рукой вид, открывающийся перед нами. – Но сегодня вечером, перед тем как отправляться к лодке, я отведу вас на Египетский базар и Большой базар.

– К лодке?

– Извините, – ответил Ахмед, отходя от окна, – я не храню свой талисман здесь. Он в моей родной деревне, в районе Анадолукавагы.

А я-то совсем забыл о цели моего визита.

– Мы, конечно, можем поехать на машине, но зачем? – продолжал Ахмед. – Туда лучше всего добираться по воде. Сегодня утром мой сын забрал лодку, чтобы провести индивидуальную экскурсию для туристов, так что мы сможем поехать вечером и вернуться обратно завтра к утру. – Ахмед жестом пригласил меня последовать за ним. – Теперь я покажу вам, где вы сможете освежиться, а потом мы выпьем чая и перекусим, перед тем как отправляться на базар.

Первое, на что я обратил внимание, когда мы оказались на Египетском базаре, было разнообразие ароматов. Мы шли сквозь водоворот запахов, меняющихся с каждым шагом, смешивающихся и перебивающих друг друга.

Ларьки стояли вплотную друг к другу. Кругом лежали груды фиников и других сушеных фруктов, всевозможные виды орехов, пирамиды халвы. Мы проходили мимо прилавков с нугой, мимо немыслимого разнообразия лукума – турецкого удовольствия, как его называют здесь, переливающегося словно драгоценные камни.

Прилавки ломились от коробочек с чаем, молотых пряностей, ларек за ларьком – куркума, тмин, кардамон, паприка, мускатный орех, корица.

Ахмед купил немного сушеных абрикосов, фиников и инжира, после чего мы направились в сторону огромного каменного комплекса, скрывавшего тысячи лавочек Большого базара.

Египетский базар завораживал, ошеломляя экзотическими ароматами. Я шел, полностью погрузившись в свои ощущения, забыв обо всем на свете. Но вдруг мои мысли переключились на тех людей, которых я потерял. Проходя по бесконечным сводчатым коридорам, я замечал, сколько кругом вещей, которые могли бы приглянуться Аннише, – мозаичные лампы, тонкие шелковые шарфы, керамическая посуда со сложными переплетениями узоров. И все это буйство цвета. Именно это больше всего поразило меня при нашей первой встрече с ней. Что бы она ни надевала, всегда какая-то яркая деталь бросалась в глаза – зеленые сережки, фиолетовый шарф зимой, великолепный оранжевый берет. И ее квартира тоже была такой – полная самых разнообразных вещей всех цветов и оттенков, которые на удивление сочетались между собой. Разумеется, я понимал, что впереди еще несколько недель путешествий и я не могу позволить себе крупных покупок. Вокруг было столько всего, что глаза разбегались, но я все-таки купил назар для Анниши – существует поверье, что этот стеклянный амулет защищает от сглаза, и для Адама – небольшой вышитый жилет, который, я был уверен, ему очень понравится.

Больше всего мое внимание привлекали продавцы ковров, громкими криками зазывавшие покупателей. Каждый раз, проходя мимо них, я ловил себя на мысли, что невольно останавливаюсь полюбоваться их великолепным товаром.

Ахмед заметил, что привлекает мое внимание:

– Вам стоит вернуться сюда, когда у вас будет больше времени, и тогда вы сможете от души поторговаться. Выбрать ковер – дело непростое, нужно разбираться в искусстве, ткацком мастерстве, типах плетения, знать все о волокне, из которого сделан ковер, и о том, как он был окрашен. Но помимо всего этого, вам придется научиться оценивать ковры и торговаться. Я был бы рад помочь вам разобраться со всем этим.

Готовность Ахмеда научить меня всему напомнила мне о родителях. Они были очень энергичными людьми и с радостью учились всю свою жизнь. Мама залпом прочитывала книги и, пока мы с сестрой ходили в младшие классы, устроилась подрабатывать в небольшой книжный магазин. Она приносила домой столько книг, что я уверен, ее взяли на работу, только чтобы не упустить самого активного покупателя. Себе она покупала фэнтези, отцу – публицистику, а нам с Кирой – детские книжки с картинками.

Отец поддерживал ее инициативу и всегда с удовольствием принимался за новую книгу. Но его энтузиазм этим не ограничивался. Ничто не доставляло Нику Лондри большего удовольствия, чем делиться своими знаниями. Он работал учителем в начальной школе, но для него это было больше, чем просто работа, – это была его страсть. Куда бы мы ни шли с родителями, мы чувствовали себя словно на уроке.

Каждый год во время летних каникул мы всей семьей отправлялись в путешествие. Это не было чем-то экзотическим, однако родителя всегда готовились к поездке. Если мы гуляли в лесу, мама доставала из рюкзака небольшой справочник и рассказывала нам, что черным соснам необходима сильная жара от лесных пожаров, чтобы их шишки раскрылись и семена смогли упасть на землю. После этого отец начинал объяснять, как бобры строят свои дамбы или как возникли холмы там, где раньше были берега древних озер. Про любой исторический памятник родители знали больше, чем наши экскурсоводы. И даже поход в парк аттракционов превращался в занятие о центробежной силе или массовой культуре.

Казалось, родители просто помешаны на новой информации и идеях, и наши путешествия всегда прерывались восторженными замечаниями. «Ну не замечательно ли!?» – говорила мама каждый раз, когда мы обнаруживали что-то новенькое. А отец любил, когда мы с сестрой проявляли любопытство. Стоило нам о чем-то спросить, как он восклицал: «Отличный вопрос!» – светясь радостью и гордостью, словно мы только что изобрели лекарство от рака.

Сейчас я вспоминаю этот энтузиазм с нежностью, но, когда я был ребенком, он часто меня утомлял. Что уж говорить о том времени, когда я был подростком. Тогда наши небольшие экскурсии, постоянные нравоучения, бесконечные викторины меня страшно раздражали. Летним вечером, повалившись на задние сиденья разгоряченной машины, пока отец с искренним энтузиазмом рассказывал нам о канале Эри, я и Кира закатывали глаза, подносили пальцы к висками и делали вид, что готовы застрелиться из воображаемого пистолета.

Это место и этот город, печально подумал я, привели бы родителей в восторг. Это было бы для них той самой поездкой, о которой они всегда мечтали, местом, которое надеялись посетить. Путешествия были их грандиозным планом на пенсию.

Когда отец выходил на пенсию, коллеги подарили ему чемодан. В течение следующих месяцев путеводители, словно грибы после дождя, заполонили весь дом. Горы книг скопились рядом с папиным любимым креслом в гостиной, они сваливались с тумбы рядом с кроватью, туристические брошюры и карты выглядывали с журнальной стойки в ванной – Ирландия, Тоскана, Таиланд, Новая Зеландия.

Отец печатал маршруты и вешал их над своим рабочим столом. Они с мамой планировали путешествовать чуть ли не полгода.

Затем однажды, за несколько месяцев до их отъезда, мама вдруг услышала грохот в гараже. Отец убирал на зиму мебель с веранды, когда у него случился инфаркт. Он умер еще до того, как упал.

Многие месяцы после похорон мама двигалась словно лунатик. Один за другим маршруты исчезли со стен, путеводители были убраны в шкафы в подвале, а мама вернулась к своей работе в книжном магазине. Кира думала, что когда-нибудь она снова захочет путешествовать, но сейчас ей было слишком тяжело думать о том, чтобы ехать куда-либо без отца.

Громкие возгласы торговца коврами отвлекли меня от мыслей о родителях. Мы направились к выходу с базара, освещенному вечерними лучами солнца.

– Время ужина, – сказал Ахмед, сворачивая за угол. Мы прошли по аллее, потом свернули еще и еще раз, петляя по узким улочками старого города. В конце концов Ахмед остановился рядом с ярко-красным навесом, натянутым над входом в низкое каменное здание.

– Вот мы и пришли, – сказал он.

Я последовал за ним внутрь. В кафе было прохладно, но даже в полумраке, царившем внутри, глаза различали разнообразие цветов и оттенков. Стены были увешаны красными и золотыми коврами, внизу на низких скамьях красовались огромные синие и оранжевые подушки. Небольшие квадратные столики, покрытые яркими скатертями в красную полоску, стояли перед скамейками, и каждый из них украшала медная лампа.

За ужином, на который подавали перец, фаршированный рисом и кедровыми орешками, ягненка с пюре из баклажанов и хлеб с кунжутом, мы с Ахмедом разговаривали о работе и о жизни. Несколько раз мы замолкали, словно старые приятели, слышался только тихий голос Ахмеда: «Попробуйте это» или мои замечания «Как вкусно!». Временами же мы просто сидели молча, позволяя потоку доносившихся с улицы звуков поглотить нас. Я чувствовал себя бесконечно далеким от моей жизни и всего, к чему я привык.

Солнце только-только стало опускаться, когда мы подъехали к причалу. Аромат соленой воды наполнил воздух. Гавань была битком набита большими и маленькими лодками и огромными торговыми паромами. Насколько я понял, Ахмед был не просто капитаном парома. Он был владельцем одной из крупных перевозочных компаний, но продал ее несколько лет назад. Сейчас он работал неполный день. Из всего флота он оставил себе только одну лодку – судно, которое изначально было рыболовецким, одним из первых, с которых начался его бизнес.

– Не могу с ним расстаться, – признался он мне. – Сейчас я использую его для частных туров по Босфору. Когда Джулиан позвонил, у меня уже был забронировал один тур, так что я попросил сына съездить вместо меня.

Мы прошли вдоль причала, где покачивались большие пассажирские паромы, и мимо туристических лодок. Рядом с одним из помостов стояло длинное невысокое судно с витиевато украшенным носом, отделкой на корме, с искусно сделанным навесом и планширом, переливающимся позолотой.

– Копия императорского каика, – сказал Ахмед, – для туристов.

В конце концов мы добрались до места, где канатами были привязаны более мелкие суденышки. Ахмед подошел к скромной белой лодочке с синей полосой.

– Вот она, – сказал он, смеясь, – моя гордость и отрада.

Это была крепкая лодочка, похожая на буксир. На носу располагалась открытая рулевая рубка, а за небольшой перегородкой из дерева и стекла виднелись панель управления и рулевое колесо. За колесом стоял обитый кожей табурет. Деревянные скамейки выстроились на корме, до самой рулевой рубки. Белая и синяя краска на сиденьях и на полу слегка потрескалась, но выглядела опрятно. О старой лодке хорошо заботились.

– Кажется, мы разминулись с Юсуфом. Ну ничего. Возможно, когда вы приедете в следующий раз, я смогу познакомить вас с моей семьей, – сказал Ахмед, отвязывая лодку.

Нам не понадобилось много времени, чтобы выйти из гавани в пролив. Мы плыли медленно, но казалось, что в это время все работает в неторопливом режиме. Огромный паром, мерцая огнями, плыл в сторону азиатского берега, вспенивая ровную гладь воды, а вдалеке виднелись небольшие лодочки. Вода казалась неестественно спокойной. В сумерках я видел Стамбул, раскинувшийся вдоль обоих берегов, – лоскутное одеяло из мечетей, дворцов и других прекрасных зданий, с вкраплениями черепичных крыш, жилых домой, пальм, магазинов и кафе. Мы прошли под Босфорским мостом и двинулись на север. Я смог разглядеть замысловатые деревянные дома, Ахмед сказал, что они называются яли — летние усадьбы богачей, нависающие над кромкой воды, словно плывущие по ней.

С каждой минутой небо становилось все темнее, пока полная луна, словно гигантская жемчужина, не поднялась на чернильный небосвод. Ее свет отражался в воде, и мы еще больше замедлились. Я чувствовал, как лодка покачивается на волнах.

– Это особенное место, не правда ли? – сказал Ахмед.

Я кивнул:

– Оно кажется нереальным.

– Но ведь так сложно определить, что реально, а что нет, – продолжал Ахмед.

– Наверное.

Я обычно о таких вещах не задумывался.

Я прошелся по корме лодки и обернулся на город, которого уже почти не было видно.

– А вы знали, – спросил Ахмед, – что пролив не похож на реку? Вода течет здесь не только в одном направлении.

Я оглянулся и покачал головой.

– Нет-нет, – сказал Ахмед, – совсем не похож на реку. Вода приходит и уходит вместе с океаническими течениями. Так же, как Европа встречается здесь с Азией, на этом самом месте смешиваются воды двух морей: Мраморного и Черного. И даже это еще не все.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Океанографы из Англии, Канады и Турции изучали этот пролив несколько лет назад, – пояснил Ахмед. – И знаете, что они обнаружили? – Он смотрел вперед, держась за штурвал, но сейчас обернулся через плечо и взглянул на меня.

Я пожал плечами и покачал головой.

– На самом дне этого пролива протекает подводная река. Вода, ил и осадки, будучи тяжелее, чем соленая вода над ними, текут из Мраморного моря в Черное.

– Подводная река?! – воскликнул я. – Как странно!

– Это помогает понять, – сказал Ахмед, – насколько все может быть непросто. Редко что-то оказывается таким простым, каким кажется на первый взгляд.

Я прошел по палубе и присел рядом с Ахмедом на скамейку около штурвала. Несколько минут мы оба молчали. Потом Ахмед откинулся назад.

– Большую часть дня мы провели с вами вместе, – сказал он задумчиво, – но мы практически ничего не знаем друг о друге. Разве что от моего дорогого друга Джулиана я знаю, что вы его родственник, инженер, женаты и что у вас есть шестилетний сын. Но кто вы на самом деле?

У меня не было ответа на такой вопрос. Ахмед понял мое замешательство и улыбнулся.

– Да со мной то же самое, – сказал он, – за ужином я рассказал вам, что мне шестьдесят лет и что я частный предприниматель. Вдовец, и у меня четыре взрослых сына. Можете ли вы сказать, что действительно меня знаете?

– Мне есть с чего начать, – ответил я. – То есть я могу расспросить вас о вашей компании или сыновьях…

– Но на то, чтобы действительно узнать что-то друг о друге, у нас может уйти очень много времени, ведь правда?

– Да, я думаю, да…

– Именно так обычно и происходит. Но представьте, если бы мы начали наш разговор совсем с других вопросов. Что, если бы я сказал вам, что большую часть жизни провожу на воде. С тех пор как я был ребенком, все, к чему я стремился, это жить и работать на воде или рядом с ней. Моя мама часто говорила, что, когда я был совсем маленьким, я успокаивался, только когда она купала меня. Вода, рыбалка, плавание. И лодки, лодки, лодки. У меня не было ни малейших сомнений в том, чем я хочу заниматься. Находясь далеко от воды, я всегда ощущал смутное беспокойство. Иногда моей жене и сыновьям было непросто с этим примириться. Но лучше всего мы проводили время, собираясь всей семьей на берегу моря или катаясь на лодке. Словно, находясь там, мы становились самими собой. Мне обязательно нужно было оказаться на воде, чтобы подумать и чтобы по-настоящему понять этот мир и свою жизнь. Плавая на этой самой лодке, я понял, что Каниз – та женщина, на которой я хочу жениться. Именно тут я строил все свои планы и принимал важнейшие решения. – Ахмед немного повернул руль. – Возможно, услышав это обо мне, вы сможете действительно начать меня понимать.

– Мне кажется, что большая часть того, что люди знают друг о друге, – это нечто поверхностное, – сказал я.

– Да, – кивнул Ахмед, – и это печально. – Он помолчал с минуту. – Но не это самое печальное, – продолжил он задумчиво. – Самое печальное то, что во многих случаях то же можно сказать и про наши собственные жизни: часто мы проживаем чужую жизнь вместо своей.

Сложно сказать, сколько времени мы плыли по Босфору. Блестящая водная гладь, мерцание луны и тихий гул двигателя сделали наше путешествие похожим на сон. Но потом Ахмед повернул руль и указал на далекие огни на побережье со стороны Азии.

– Анадолукавагы, – сказал он, указывая вперед. – Отсюда не видно, но там далеко, на холме, находятся руины генуэзской крепости четырнадцатого века. Мой дом расположен с другой стороны, на южной окраине поселка, прямо на берегу.

Не потребовалось много времени, чтобы привязать лодку, а затем на машине, которую Ахмед припарковал у пристани, добраться до его дома в поселке.

Небольшое каменное здание было совсем не похоже на квартиру, которую он показывал мне в городе. Пол, покрытый керамической плиткой, неровные стены. А темные грубые балки, подпиравшие потолок, выглядели пережитками далекого прошлого. На полках на кухне стояла тяжелая глиняная посуда и латунные сковородки. То там, то тут виднелись небольшие кусочки мозаики и ярких цветных стекол, но плетеные занавески приглушали свет, падающий на мебель, на которой видны были следы прошлого. Ахмед отнес мой багаж в крошечную комнатку. Он указал на небольшую одноместную кровать, ее вырезанная вручную спинка была придвинута к стене.

– Тут я спал вместе с двумя братьями, – рассмеялся он.

Потом проводил меня обратно в гостиную.

– Давайте хоть немного посидим снаружи? – предложил он.

Мы надели свитера и переместились на небольшую веранду, выходящую на залитый лунным светом залив Халич – Золотой Рог. Ахмед продолжил рассказ про свою любимую воду:

– Говорят, что раньше Черное море было пресным озером. Тысячи тысяч лет назад в результате масштабного наводнения Средиземное море перелилось в пролив Босфор и наполнило Черное море соленой водой.

– А подводная река? Вы думаете, она может быть отголоском тех событий? – спросил я.

– Похоже на то, не правда ли? – сказал Ахмед. – Знаете, некоторые люди думают, что как раз о таком наводнении и говорится в Библии – в притче о Ное.

– Ничего себе! – вырвалось у меня.

– Босфор упоминается и в греческой мифологии. Слышали историю о Ясоне и Золотом руне?

Я покачал головой.

– Ну что ж, в греческой мифологии Босфор был домом Симплегад – блуждающих скал, которые, сталкиваясь, уничтожали корабли, осмелившиеся проплывать меж ними. Пересекая Босфор, Ясон послал голубя пролететь между скалами. Они столкнулись, но голубь потерял лишь пару перьев из хвоста. Ясон и аргонавты поплыли следом. Корму их корабля зажало, но судно не пошло ко дну. После этого скалы перестали двигаться, и грекам, наконец, открылся проход к Черному морю.

Я улыбнулся и кивнул. Маме бы понравились истории Ахмеда.

– Боже мой! – воскликнул он. – Я и забыл, зачем вы здесь. Талисман Джулиана! Я сейчас же его принесу.

Ахмед быстро поднялся и поспешил в дом. Он вернулся спустя несколько минут с крошечным узелком из красного шелка и сложенным листом пергамента. И то и другое он протянул мне:

– Теперь у вас есть то, за чем вы приехали, и настало время ложиться спать. Завтра рано вставать. Поедем обратно в Стамбул, и перед тем, как отправиться в аэропорт, я отведу вас в Айя-София – храм Святой Софии. Но обещайте мне вернуться сюда еще хоть раз, чтобы я смог показать вам остальную часть моего дома.

Я радостно согласился, неохотно поднимаясь из кресла.

Вернувшись в комнату, я положил узелок на круглый столик рядом с кроватью. С минуту я сидел на краю кровати, прежде чем снова взял сверток и медленно развернул его. Там была небольшая медная монета. Ну хорошо – не совсем монета. Это был диск размером с пятицентовик. На одной стороне было выгравировано изображение солнца с расходящимися во все стороны лучами. С другой стороны – полумесяц. Положив монету на стол, я взял сложенный пергамент, развернул его на коленях, принялся читать:

Сила подлинности

Самый драгоценный подарок, который мы можем подарить себе сами, – это обещание прожить нашу подлинную жизнь. Однако очень непросто оставаться честным с самим собой. Мы должны отречься от соблазнов, которые навязывает нам общество, и жить согласно нашим собственным условиям, в рамках которых наши ценности определяются нашими истинными желаниями. Мы должны разбудить свое скрытое «Я», разобраться с надеждами, желаниями, сильными сторонами и слабостями, спрятанными глубоко внутри, чтобы понять, кто мы на самом деле. Мы должны понять, где мы были до этого и куда стремимся. Каждое принятое нами решение, каждый шаг должны исходить из нашего решения прожить жизнь, которая была бы правильной и честной для нас самих, и только для нас. И, следуя по этому пути, мы обязательно достигнем того, о чем не смели даже мечтать.

Я поднял свой рюкзак и вытащил с самого дна тот блокнот, который Джулиан дал мне, вложил в него пергамент и убрал обратно. Снова достав талисман, я повертел его в руках. После чего, вынув из кармана небольшой кожаный мешочек, я положил монетку внутрь и, забравшись под одеяло, уютно свернулся на кровати и заснул.

Проснувшись следующим утром, я понял, что так и проспал всю ночь неподвижно. Так я спал только во время отпуска. Когда я зашел на кухню, восхитительный аромат турецкого кофе, резкий и тяжелый, наполнил мои ноздри. На завтрак Ахмед угостил меня йогуртом с фруктами и кофе. Обратно ехали на машине по мощеным деревенским улочкам и вновь по воде.

После того как мы забрались в лодку, Ахмед запустил мотор и аккуратно отчалил от пристани. Выйдя в открытую воду, мы разогнались. Мы ехали гораздо быстрее, чем прошлой ночью, но изменилась не только скорость.

Несмотря на ранний час, солнце ярко светило в небе. Деревни, зеленые холмы, вода – все казалось чистым и ярким, пронзительным и звонким. Это ошеломляло, но ощущения мифов и тайн предыдущей ночи рассеялись.

– Все выглядит совсем по-другому, – сказал я Ахмеду. – Красиво, но по-другому.

– Да, – ответил он задумчиво. – Я и сам часто это замечаю. Ночь скрывает одно и открывает нам другое.

– В городах тоже так бывает, – сказал я, – то, что ночью кажется волшебным, утром может показаться серым и однообразным.

– Но в то же время обе версии одинаково реальны, – Ахмед задумался, а затем продолжил: – Именно поэтому никогда не стоит полагаться на скорые суждения. Требуется очень много времени, чтобы по-настоящему узнать места, людей, даже самого себя.

Лодка гудела, рассекая воду, а птицы кружились вокруг нас. Далеко впереди я заметил, как два человека забросили сеть с небольшого рыболовецкого судна. Молодой парнишка отделился от группы людей, собравшихся на причале, и стал энергично махать нам. На какое-то мгновение мне показалось, что раньше я уже бывал около этих берегов, но только сейчас смог по-настоящему увидеть их.

– Да, – сказал я своему новому другу. – Я действительно начинаю это понимать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.