Глава 39 Нехитрые уловки

Глава 39

Нехитрые уловки

– Как вам это дается? – часто спрашивают меня, подразумевая под этим «Как вам удается творить плодовито и успешно?»

– У меня много нехитрых уловок, – отвечаю я. И не шучу.

И хотя все уже устали слушать про «внутреннего ребенка», я знаю, что мой внутренний писатель – юн, раним и легко поддается влиянию. Случайное замечание – как, например, сегодня – может отбить у него охоту работать. Но его также легко задобрить, вдохновить, даже подкупить. У меня есть много нехитрых уловок, чтобы заставить его писать. Например, я обустроила много рабочих мест, разбросанных по всему дому – да и по всему городу.

Сейчас я пишу в маленькой комнатке тыквенного цвета, которую называю «рубкой». Из этой комнаты я звоню в Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Это моя деловая штаб-квартира, и я работаю здесь, когда надо быть бодрой, сосредоточенной, прагматичной – как в этой главе.

Помимо рубки у меня есть еще обычная комната для творчества. Это светлая, просторная угловая комната с сиреневыми стенами и кружевными гардинами на окнах. Прямо за окном – кормушка для певчих птиц. Остальные окна выходят на юг, к подножью холмов, которые писатель Натали Голдберг назвала «целующимися слонами». В комнате для творчества я часами торчу за компьютером. Романтичная атмосфера облегчает работу.

На крытой веранде позади дома я пишу, сидя за старым садовым столом цвета морской волны, лицом к Священной горе; сюда я иду, когда пишется тяжело и нужна духовная поддержка.

За саманной стеной с передней стороны дома находится мое четвертое рабочее место, Станция Луговая. Это маленький поросший травой дворик с дикими цветами и прудом с рыбами. На Луговой я пишу, когда мне нужно побаловать себя, дать себе почувствовать, что помимо работы у меня еще есть и жизнь.

Несколько рабочих мест – уловка. Но благодаря ей мой внутренний писатель не чувствует, что его загнали или даже поставили в угол. Переходя с места на место, в зависимости от настроения, я подкупом подвигаю себя писать, даже когда делать этого не хочется. Иногда я за день успеваю побывать на трех разных «станциях», иногда три дня подряд я пишу за садовым столом, а иногда меняю расположение строго раз в день.

А когда нигде в доме мне не хочется писать, я беру блокнот и отправляюсь в город. Писать в кафе – вот еще одна уловка. Много лет подряд я писала книги от руки в кафе у Дори Винеллы, а по диагонали от меня сидел Джон Николз и занимался ровно тем же. Когда Дори закрыла свое заведение, мне пришлось переместиться в другое кафе, «Торговое место», где я устраиваюсь за угловым столиком и наблюдаю за суетой и шумом людного места.

В молодости я отыскала свою поэтическую нишу под сводами библиотеки в университете Джорджтауна, под зловещим взором каменной горгульи. А теперь солнечные залы городской библиотеки Таоса укрывают меня от трезвонящих телефонов, отвлекающих меня дома. Для меня хитрость в том, чтобы найти достаточно людное место, чтобы там кипела жизнь, но чтобы там хватало уважения к личному пространству и получалось писать. Кофе-бары – то, что надо. И обычные бары тоже. А также залы ожидания и приемные, а особенно мне нравятся кресла в фойе гостиниц. Я уже говорила, что мой внутренний писатель – ребенок, и вам прекрасно известно, как они любят чувствовать себя частью жизни. Рабочие места вне дома позволяют моему писателю не чувствовать, что его заперли или наказывают.

А еще помогает другая дешевая уловка – звонок-сэндвич. Когда у меня ни за какие коврижки не получается уговорить себя писать, я снимаю трубку и звоню Сьюзен, Соне, Марте, Дори, Лоре или Алексу. «Добавьте меня в свои молитвы, – прошу их я. – Мне совсем не хочется писать, но я все равно собираюсь это сделать. Перезвоню, когда справлюсь». После звонка я иду писать. А когда заканчиваю, перезваниваю, чтобы накрыть сэндвич второй половинкой: «Спасибо за поддержку. Я жила и писала еще один день».

– Но разве это не мошенничество? – иногда спрашивают меня. – Разве тут вы не пользуетесь чужими ресурсами?

– Пользуюсь, – отвечаю я. – И что?

Моя сестра Либби – художница. Мы по очереди катаем друг друга на закорках.

– Звоню тебе, чтобы пожаловаться, – говорит она.

– Давай, а потом моя очередь, – отвечаю я, и мы держимся за руки через телефонные провода.

– Но разве мы не должны уметь находить дисциплину в себе самих? – иногда придираются духовные зануды.

Находите ее, где можете и как можете, – вот мой ответ. Я зарабатываю на жизнь творчеством. Это означает, что я – прагматик. Поддержка друзей – ощутимый и полезный инструмент писателя, и я им пользуюсь. Пусть другие тратят силы на то, чтобы стать мифическим героем, писателем-одиночкой. Лично мне больше нравится не быть одиночкой, общаться с людьми и быть в ладах с миром – чем соответствовать чужим представлениям о том, что значит быть писателем. Так что, да, я говорю с друзьями о своей писательской работе точно так же, как кто-то жалуется на трудный день в конторе.

Я не считаю, что нужно делать из своей творческой работы нечто эдакое, понятное только другим писателям. Моя подруга Лора учит одаренных детей. Поскольку моего внутреннего писателя смело можно причислить к одаренным детям, слова поддержки от Лоры мне особенно помогают. Джулианна Маккарти, талантливая матерая актриса, близкая и верная подруга, сочувственно относится к моим неудачам – и к своим тоже. Отказы – часть жизни актера. И писателя. Немного дружеского общения очень помогает залечить эти раны.

Хороши для этого и ужины вне дома – тоже уловка. Подкуп.

– Если будешь писать еще час, я свожу тебя в ресторан, – говорю я иногда своему писателю. Или: – Допишешь черновик, и я куплю тебе то синее шелковое платье.

Сандэ с горячим шоколадом, латте со льдом, новые наряды, старые друзья… Все эти подкупы – нехитрые уловки, и я применяю их, как и соблазнительное белье в спальне, потому что они действенны. (И моя внутренняя писательница легко поддается на уговоры, когда я обещаю купить ей новое белье). Я уже говорила, что у писательства много общего с сексом. В обоих случаях умничанье и снобизм не помогут добиться желаемого, а дешевые трюки – вполне.

Лучшую уловку я оставила напоследок. Это Писательское Свидание. Некоторые из лучших свиданий в моей жизни и некоторые из лучших моих текстов случились на Писательских Свиданиях.

– Пойдем в кофейню и будем там писать полтора часа подряд, – я часто говорила Марку Брайену, когда мы жили в одном городе. Мы тогда написали целую книгу – «Пьяные деньги», – сидя за столиками всяких кофеен друг против друга. Мы оба писали от руки, перешептываясь.

– Пошли в кофейню на пару часов, попишем, – предлагала я Тиму Уитеру, когда мы путешествовали и работали вместе. И мы шли в кофе-бар, в ресторан или даже усаживались рядом в тихом углу гостиной и работали над своими книгами – я над этой, о жизни писателя, а Уитер – над своей книгой о музыке и звуках.

– Мне нужно писать. Давай назначим свидание, – предлагали мои друзья, заранее зная, что я скорее всего соглашусь поработать вместе час-другой.

– Мам, я приезжаю на выходные, но мне нужно в это время писать. Ты не против устроить писательские выходные? – спросила сегодня по телефону моя дочь Доменика.

Писать дуэтом почему-то бодрее. Немало пути можно проложить, если рядом есть дружеское плечо. Близость родственных душ делает нас смелее – именно поэтому двенадцатинедельная программа по восстановлению творческого здоровья, Анонимные Художники, включает еженедельные писательские мастерские, когда участники собираются вместе, и каждый прорабатывает свои творческие тупики на бумаге.

Дешевые уловки полезны. А вот пренебрежение ими – из гордости или из принципа – может обойтись очень дорого.

– У меня финишная прямая, молитесь за меня, – просила я подруг, готовых помочь, зная из личного опыта, что молитвы даже издалека способны оказать весьма существенную помощь и принести вдохновение.

Некоторые мои друзья-писатели были очень удивлены, когда я рассказала им, что ежедневная молитва – еще одна маленькая хитрость, что помогает мне в работе.

– Я никогда не молюсь о работе, – говорят они мне.

– А я постоянно молюсь о работе, – отзываюсь я.

Я в силах перечислить столетия художников и композиторов, постоянно молившихся о вдохновении. Кто я такая и с чего бы мне, чересчур современной, отказываться от помощи? Я воспринимаю слово «Творец» совершенно буквально. Я прошу о помощи коллегу-художника – и рассчитываю на ее получение. Мой немалый опыт – и преподавателя, и писателя – подсказывает, что просьба о творческой помощи не остается без ответа.

Молодой сценарист как-то рассказал мне: «Меня подвозила в город одна едва знакомая девушка. Я только что решил снять пятиминутный фильм, и мне нужен был оператор-постановщик. Оказалось, она была оператором-постановщиком, только что собралась снимать пятиминутный фильм и искала сценариста. Когда мы поняли, что оба получили именно то, о чем молились, мы чуть с дороги не слетели».

Снимая художественный фильм, я заметила, что ко мне духовная помощь приходит в виде регулярных подсказок интуиции: «Эта пленка пересвечена» или «Нужно доснять еще пару дублей». И когда я к ним прислушивалась, ни разу не жалела об этом. Я прагматик и верю, что в дело нужно пускать все, что приносит пользу.

«Верил ли он с детства, боль ведет к блаженству? Будет ли так думать, умерев?»[58] – пели «Битлз». Многие из нас, как и герой их песни, с детства убеждены, что для того, чтобы добиться чего-то «по-настоящему», нам должно быть трудно. Как прагматик я хочу избавиться от подобного мышления. Чтобы быть настоящей, работа вовсе не обязательно должна быть трудной. А облегчить ее помогают нехитрые уловки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.