Французы и немцы: пересечение идентичностей

Французы и немцы: пересечение идентичностей

Франция и Германия – это две старые нации, которые хорошо друг друга знают или верят, что хорошо знакомы. История придала нашим народам разные темпераменты. От Лютера, отстаивавшего власть князей перед лицом восставших крестьян, к Бисмарку, который сверху впервые объединил Германию, а затем от Бисмарка к ХДС Гельмута Коля, творца второго объединения, и вплоть до Ангелы Меркель, хранительницы ордолиберальной ортодоксии, история Германии показывает, что в ее культуре, скорее, доминируют консервативные ценности. Франция же, оплакиваем ли мы этот факт или его превозносим, остается страной Революции; ее бурная политическая жизнь – яркое тому подтверждение. Конечно, темперамент французов заключает в себе консервативные черты, а темперамент немцев – революционные. Германия – это еще и страна Томаса Мюнцера[204], Карла Маркса, Августа Бебеля, Бертольда Брехта и Гюнтера Грасса. Во Франции же было достаточно мистиков (от Паскаля до Клоделя), романтиков (от Гюго до Нерваля) и даже контрреволюционеров (от Жозефа де Местра до Шарля Морраса)… Это значит, что Ангела Меркель и Франсуа Олланд вполне могут найти общий язык…

Слишком жесткое противопоставление французской культуры, склонной делать ставку на разум, и культуры немецкой, скорее, открытой воображению, затушевывает их способность к обмену и взаимопроникновению. Идентичности наших стран на глубинном уровне переплетены.

Мы ведь действительно понимаем друг друга. Но рискну ли я сказать, что мы друг друга любим? Много раз посещая места, связанные с Гёте, во Франкфурте и в Веймаре, и с Ницше – в Базеле, Сильс-Марие и Лейпциге, я испытываю волнение, вспоминая о том, что всего лишь в часе езды от моего дома существует великая культура, одновременно столь близкая и такая далекая, которая бы столько дала нам, французам, если бы мы ею прониклись, тогда как Германия тоже бы много приобрела, если бы открылась духу французских моралистов, которых так почитал Ницше. Да и его самого сегодня больше чтут во Франции, чем в Германии.

Я верю в то, что немецкая и французская идентичности друг с другом диалектически связаны.

Мне долго казалось, что объединение Германии освободит ее от атлантического конформизма, причины которого были ясны, пока в мире, разделенном между двумя враждебными блоками, эта страна тоже была разделена. Однако ее конформизм, помимо геополитики, связан с множеством других факторов… В январе 1996 г. я заключил книгу, посвященную Германии, следующими словами[205]:

«Бояться следует не Германии, а вездесущего конформизма, который пронизывает нашу цивилизацию и может лишь усилиться оттого, что Германия вновь стала первой державой Европы; впрочем, Франция, вернее, ее правящие классы, тоже его подпитывает. В мире, где господствуют финансовые олигархии, следует особенно опасаться утраты критического духа…»

Как выразилась посол Германии С. Васум-Райнер, «несмотря на многие точки соприкосновения, Франция и Германия отличаются друг от друга в политическом, социальном и культурном плане. Цели и интересы Франции и Германии систематически не совпадают. Споры – это удел не только Евросоюза, но и франко-германского партнерства».

Нашим странам необходим устойчивый компромисс, который тем более важен, что он служит основой для компромисса в масштабе всей Европы. Даже если мы не всегда друг с другом согласны, нам очень важно поддерживать постоянный искренний диалог. Я множество раз уже говорил, что «франко-германский альянс» служит «связующим звеном» между латинской Европой и Европой германской, или, если угодно, между Южной Европой и Европой Северной. Компромисс – основа наших отношений. Мы привыкли говорить, что компромиссы – это отражение расстановки сил; однако они свидетельствуют о чем-то большем. В них, к счастью, воплощается также длительный исторический опыт и сформировавшийся с течением времени взгляд народов на других и на самих себя. Нации не сводятся к их финансовым показателям.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.