Глава 20 Самоосуществление индивидуальности

Глава 20 Самоосуществление индивидуальности

Специфика личностного выбора

При анализе проблемы перехода от ролевых отношений к личностно-смысловым отношениям в контексте социально-исторического образа жизни изучается преобразование нормативно-ролевого отношения личности в мотивационно-смысловое отношение, которое происходит в тех случаях, когда перед личностью возникает проблемно-конфликтная ситуация, преодолеть которую с помощью ранее усвоенных шаблонов поведения представляется затруднительным, если не невозможным. Подобная ситуация может возникнуть как при наличии внешних или внутренних преград на пути деятельности, так и в процессе постановки личностью тех или иных сверхзадач. В такого рода ситуациях личность и проявляет свою активность, которая находит свое выражение в творческом преобразовании самой ситуации, в саморазвитии индивидуальности.

Феноменологически активность индивидуальности в таких ситуациях может выступить в различных отклонениях действий личности от само собой разумеющейся безличной манеры поведения. Но, по каким бы причинам ни возникло это отклонение, оно неизбежно знаменует собой столкновение человека с проблемой выбора в возникшей неопределенной ситуации. Этот выбор может быть выбором социальной позиции, новой роли. Таким выбором могут стать поиск и осмысление для себя мотива его поведения. И наконец, это может быть выбор между открывающимися в идеальном плане различными мотивами своего собственного поведения, от которого подчас зависит вся дальнейшая судьба личности. В этих случаях происходит ориентировка личности в сложной системе ее смыслообразующих мотивов и личностных смыслов. Именно в ситуациях свободного выбора личность особенно рельефно проявляется как индивидуальность, а история развития личности становится историей отклоненных и сотворенных ею альтернатив.

Тут, однако, необходимо специально оговориться, провести разграничение между « личностным выбором », выбором между мотивами и многочисленными выборами, которые сиюминутно совершаются в пределах нормативно заданной деятельности. Выбор действий и поступков, продиктованных мотивами-стимулами, разительно не похож на личностный выбор. Если жизнь соткана только из действий и поступков, ведомых мотивами-стимулами, то она являет собой образец мертвой безличной жизни. О такой жизни Л.H. Толстой писал в дневнике: «Все устраиваются, – когда же жить начнут? Все не для того, чтобы жить, а для того, что как люди. Несчастные. И нет жизни».

Для того чтобы рельефнее очертить линию водораздела между интересами и увлечениями на основе мотивов-стимулов и интересами, имеющими жизненный смысл для личности, еще раз прибегаем к емкой характеристике их психологической разнородности, данной Л.H. Толстым. Рассказывая о том, что за человек был Каренин, Л.H. Толстой замечает: «Она знала, что, несмотря на поглощающие почти все его время служебные обязанности, он считал своим долгом следить за всем замечательным, появлявшимся в умственной сфере. Она знала также, что действительно его интересовали книги политические, философские, богословские, что искусство было по его натуре совершенно чуждо ему, но что, несмотря на это, или лучше вследствие этого, Алексей Александрович не пропускал ничего из того, что делало шум в этой области, и считал своим долгом все читать. Она знала, что в области политики, философии, богословия Алексей Александрович сомневался или отыскивал; но в вопросах искусства и поэзии, в особенности музыки, понимания которой он был совершенно лишен, у него были самые определенные и твердые мнения. Он любил говорить о Шекспире, Рафаэле, Бетховене, о значении новых школ поэзии и музыки, которые все были у него распределены с очень ясною последовательностью» [150] .

Алексей Александрович увлекался и политикой и искусством. Сколь по-разному, однако, вписываются эти увлечения в его жизнь. При выборе ценностей, высказываний, мнений в области политики, то есть в той области, которая имеет для него личностный смысл и в значительной степени составляет саму суть его существования, Каренин ищет, колеблется, проводит колоссальную внутреннюю работу, решая, что будет значить выбор того или иного действия для него в свете стоящих перед ним целей и мотивов.

Такой выбор не скован заранее предрешенным исходом. Человек всегда воспринимает совершаемое им как совершаемое в силу внутренней необходимости, идет на риск, выигрывает и теряет, несет ответственность за свой выбор.

Неопределенность исхода, риск, субъективное ощущение принадлежности совершаемого только самому себе, оценка последствий принятого решения в свете тех мотивов, ради которых живешь, непредсказуемость для самого себя – вот неотъемлемые черты свободного личностного выбора.

В жизни нередко свобода выбора оборачивается своей оборотной стороной и бремя выбора непомерным грузом ложится на плечи человека. Так, например, выпускница школы в повести В.Ф. Тендрякова «Ночь после выпуска», вплотную встав перед проблемой выбора жизненного пути, говорит своим одноклассникам и учителям: «Школа требовала пятерок, я слушалась и… и не смела любить… Теперь вот оглянулась, и оказалось – ничего не люблю. Ничего, кроме папы, мамы и… школы. И тысячи дорог – и все одинаковы, все безразличны… Не думайте, что я счастливая. Мне страшно. Очень!»

Феномен «борьбы мотивов» и психологическая защита

Насколько описанная ситуация сложнее известной ситуации «буриданова осла», помещенного на одинаковом расстоянии от двух одинаковых связок сена. Осел будто бы должен умереть с голода, так как действующие на него мотивы уравновешены и направлены в противоположные стороны. Именно разбирая эту ситуацию как наиболее простую модель для анализа волевого акта, Л.C. Выготский переводит проблему свободы воли из плоскости рассуждений в плоскость экспериментального исследования и намечает перспективные, но по сей день не реализованные пути ее решения.

Как поступит человек в ситуации, требующей личностного выбора? Как он разрешит конфликт между противоборствующими мотивами? Ответ на эти вопросы Л.C. Выготский находит с помощью разработанного им на основе анализа истории культуры инструментального историко-генетического метода изучения высших психических функций. «Человек на месте буриданова осла бросил бы жребий и тем самым овладел бы ситуацией», – пишет Л.C. Выготский. И далее продолжает: « Бросание жребия является рудиментарной формой культурной воли » [151] . Иными словами, личность в ситуации борьбы мотивов , выбора мотивов прибегает к внешним и внутренним средствам, к внешним и внутренним приемам овладения своим собственным поведением. В качестве таких средств могут выступить бросание жребия, переодевание в мужскую или женскую одежду в процессе переделки пола для овладения мужской или женской социальной ролью, ярко описанное A.C. Макаренко сжигание беспризорниками старой одежды для того, чтобы сбросить груз своей биографии. Такими приемами могут быть и описанные К. Левином действия испытуемой, решающей: «Как только стрелка часов достигнет перпендикулярного положения, я уйду» – и тем самым психологически преобразующей ситуацию и свое поведение.

Поиск подобных рудиментарных форм воли в истории человеческой культуры важен по целому ряду причин.

Во-первых , находя в истории культуры подобные снятые формы воли, вроде различных ритуалов и церемоний, психолог может вооружить личность порой забытыми, но весьма действенными приемами овладения своим поведением в критических конфликтных ситуациях.

Во-вторых , изучение рудиментарных внешних форм воли в истории культуры даст возможность понять генезис различных внутренних интериоризированных приемов овладения собственным поведением, прежде всего различных механизмов психологической защиты , которые помогают осуществить бегство от выбора, «бегство от свободы» ( Э. Фромм ), в безвыходных ситуациях. Эти приемы защиты и компенсаторные механизмы, по мысли Б. В. Зейгарник, не рассматриваются в отечественной психологии как проявление антагонизма между личностью и обществом, а выступают как средства саморегуляции, овладения поведением личности.

Не являются ли магические действия, вроде описанных Дж. Фрезером ритуалов публичного изгнания злых сил, рудиментарной внешней формой катарсиса? Не выступает ли компенсация тех или иных физических изъянов с помощью моды, как это описывает А.Р. Лурия, одной из внешних форм механизма компенсации? Не представляет ли собой идентификация свернутое и перешедшее в идеальный план действие по подстановке себя на место другого человека в совместной деятельности ? Все эти вопросы требуют специального исследования. Однако уже сама их постановка доказывает, что инструментальный историко-генетический метод далеко еще не исчерпан и может быть применен для анализа продуктивных проявлений личности как индивидуальности.

Весьма своеобразным, изобретенным в истории культуры приемом преодоления конфликтных ситуаций и одновременно средством для раскрытия, актуализации личностно-смыслового отношения индивидуальности к миру является смех, точнее, используя выражение М.М. Бахтина, формы « смеховой » или « карнавальной » культуры. По своей функции в жизни личности смех вовсе не сводится к катарсису, очищению. Смех выступает для личности как средство выхода за границы нормосообразного поведения, преобразования мира значений в мир смыслов. Так, в своем исследовании «смеховой культуры» Древней Руси Д.С. Лихачев и А.М. Панченко отмечают: «Функция смеха – обнажать, обнаруживать правду, раздевать реальность от покровов этикета, церемониальное™, искусственного неравенства, от всей сложной знаковой системы данного общества». С их точки зрения, психологически смех хотя бы на время снимает с человека обязанность вести себя по существующим в данном обществе нормам. Но означает ли это тот факт, что в смехе личность вообще выходит за пределы норм? Дело обстоит иначе.

« Смеховая культура » – это « иная культура » по отношению к высмеиваемому миру, выворачивающая его церемонии и нормы наизнанку, а тем самым строящая свою желаемую новую действительность, свои нормы. Подобный подход представляет для психологии личности интерес также и в том плане, что он со всей наглядностью демонстрирует ограниченность взглядов на самоактуализацию личности ( А. Маслоу ) как развертывание при сбрасывании «масок» и норм некоторого природного, таящегося в глубинах человека начала. В действительности же самоактуализация личности – это самоосуществление « иных культур », имеющих своим источником преобразование норм данной культуры и творение в ходе контакта с миром новых норм, то есть нормотворчество. В самоактуализации рождаются интерсубъективные социальные миры.

Феномен «игры стилями»

Одним из самых перспективных направлений изучения продуктивных проявлении самоосуществления личности является разработка проблемы, каким образом личностью осуществляется выбор тех или иных социальных ролей, какое значение приобретает опробование личностью себя в различных ролях для процесса самоосуществления индивидуальности.

Кардинальное отличие процесса социализации ролей на ранних стадиях персоногенеза индивидуальности от сознательного выбора личностью социальной роли состоит в том, что в первом случае роль овладевает личностью, а во втором индивидуальность овладевает ролью, используя роль как инструмент, как средство для перестройки своего поведения в различных ситуациях.

В своем исследовании Ю.М. Лотман изображает противоречивый процесс «самоосуществления личности» A.C. Пушкина как непрестанное опробование, поиск себя в разных типах поведения, жизни в разных жизнях. Входя в разные круги общения, в разные социальные группы, поэт приобретает способность гибко перестраивать свою личность, меняться в разных ситуациях. При этом Ю.М. Лотман подчеркивает: «Личность поэта, конечно, едина и, бесспорно, связана с широким кругом впечатлений, поступающих из внешнего мира. Однако, будучи включена в различные общественные связи, она говорит с миром на многих языках, и мир отвечает ей различными голосами. В результате один и тот же человек, входя в разные коллективы, меняя целевые установки, может меняться – иногда в очень значительных пределах» [152] . Эти перемены – необходимое условие поиска своего места в мире, постижение через изменение различных типов поведения личностного смысла этих типов поведения в жизни личности. «Поведение Пушкина, – пишет Ю.М. Лотман, – отличалось своеобразием: оно подразумевало не ориентацию на какой-либо один тип поведения, а целый набор возможных “масок”, которые поэт варьировал, меняя типы поведения. В Одессе, когда смена стилей поведения и как бы “перемена лица” в обществе Раевского превратилась в своеобразную игру, сама природа романтического поведения стала осознанным фактом. Это повлекло два рода последствий. С одной стороны, поэт получил возможность взглянуть на романтическую психологию извне, как на снятую маску, что закладывало основы взгляда со стороны на романтический характер и объективного его осмысления. С другой – именно в бытовом поведении оформились “игра стилями”, отказ от романтического эгоцентризма и психологическая возможность учета чужой точки зрения… Пушкин учится смотреть на мир глазами другого человека, менять точку зрения на окружающее и самому, меняясь, включаться в разнообразные ситуации» [153] .

Вряд ли сейчас можно дать более исчерпывающую психологическую характеристику значения выбора тех или иных ролей, а тем самым и типов поведения для понимания механизмов развития индивидуальности личности. В этой характеристике выделены, во-первых, функция социальной роли как средства овладения поведением в определенной жизненной ситуации; во-вторых, функция смены ролей в познании различных фактов действительности и ломке устойчивых культурных стереотипов; в-третьих, значение смены ролей для преодоления личностного эгоцентризма, возможности встать в рефлексивную позицию к самому себе, а тем самым переосмыслить свое отношение к себе и к окружающей социальной роли в проявлениях поведения личности как индивидуальности.

Если заданная социальная роль, являясь образцом социотипитического поведения, выражает тенденцию в системе «личность в группе» к сохранению данной системы, то выбранная роль, выступая как средство овладения поведением и переосмысления действительности, выражает тенденцию данной системы к изменению, в частности к опробованию пригодности наличных образцов социотипического поведения в изменившихся жизненных ситуациях.

При анализе этих проявлений личности на полюсе «преобразования себя» нельзя обойти еще одну попытку изучения поведения личности в тех предельных критических ситуациях, когда преобразование ситуации извне не снимает конфликта. «Критическая ситуация в самом общем плане должна быть определена как ситуация невозможности, то есть такая ситуация, в которой субъект сталкивается с невозможностью реализации внутренних необходимостей своей жизни»28 (мотивов, стремлений, ценностей и пр.). Выходом из этих критических жизненных ситуаций вроде стресса, фрустрации, конфликта и кризиса является совершенно особая деятельность – деятельность переживания (от термина «пережить», например пережить смерть близкого человека), в ходе которой производится новый приемлемый для личности смысл жизни. Однако и на эту особую деятельность, продуктом которой является смысл , полностью распространяются высказанные А.Н. Леонтьевым и С.Л. Рубинштейном положения, согласно которым перевороты в жизни личности опосредствуются, а не производятся сознанием. Производятся же они действиями и поступками индивидуальности личности. С.Л. Рубинштейн отмечал, что выход за пределы самого себя есть не отрицание сущности индивидуальности, а становление и вместе с тем реализация сущности в мире, в других людях, в себе самом.

Черты самоактуализирующейся личности

В основывающейся на экзистенциализме гуманистической психологии личности ( А. Маслоу, К. Роджерс, Ш. Бюлер ) самоосуществление индивидуальности рассматривается как неповторимое единичное проявление мира человека. Оно выступает как «случайное», приходящееся только на долю самоактуализирующихся личностей природное качество отдельного человека. По подсчетам А. Маслоу, самоактуализирующиеся личности составляют ничтожное меньшинство (около 1 %) населения и являют собой образец психологически здоровых и максимально выражающих человеческую сущность людей. Поэтому они разительно отличаются от большинства. А. Маслоу отмечает, что прав был тот биолог, который заявил, что он обнаружил недостающее эволюционное звено между человекообразными обезьянами и цивилизованным человеком – это мы. Маслоу предпринял обширное исследование самоактуализирующихся людей с целью выявить характерный комплекс их психологических особенностей. В результате были выделены следующие 15 основных черт, присущих самоактуализирующимся людям .

1. Более адекватное восприятие действительности, свободное от влияния актуальных потребностей, стереотипов и предрассудков, интерес к неизведанному.

2. Принятие себя и других такими, какие они есть, отсутствие искусственных, хищных форм поведения и неприятие такого поведения со стороны других.

3. Спонтанность проявлений, простота и естественность. Такие люди соблюдают установившиеся ритуалы, традиции и церемонии, но относятся к ним с должным юмором. Это не автоматический, а сознательный конформизм лишь на уровне внешнего поведения.

4. Деловая направленность. Такие люди заняты обычно не собой, а своей жизненной задачей или миссией. Обычно они соотносят свою деятельность с универсальными ценностями и склонны рассматривать ее под углом зрения вечности, а не текущего момента. Поэтому все они в какой-то степени философы.

5. Они нередко склонны к одиночеству, и для них характерна позиция отстраненности по отношению ко многим событиям, в том числе событиям собственной жизни. Это помогает им относительно спокойно переносить неприятности и быть менее подверженными воздействиям извне.

6. Автономия и независимость от окружения; устойчивость под воздействием фрустрирующих факторов.

7. Свежесть восприятия; нахождение каждый раз нового в уже известном.

8. Предельные переживания, характеризующиеся ощущением исчезновения собственного «Я».

9. Чувство общности с человечеством в целом.

10. Дружба с другими самоактуализирующимися людьми: узкий круг людей, отношения с которыми весьма глубокие. Отсутствие проявлений враждебности в межличностных отношениях.

11. Демократичность в отношениях. Готовность учиться у других.

12. Устойчивые внутренние моральные нормы. Самоактуализирующиеся люди ведут себя нравственно, они остро чувствуют добро и зло; они ориентированы на цели, а средства всегда подчиняются этим целям.

13. «Философское» чувство юмора. Они относятся с юмором к жизни в целом и к самим себе, но никогда не считают смешной чью-либо ущербность или невзгоды.

14. Креативность, не зависящая от того, чем человек занимается, и проявляющаяся во всех действиях самоактуализирующейся личности.

15. Они не принимают безоговорочно ту культуру, к которой они принадлежат. Они не конформны, но и не склонны к бездумному бунтарству. Они достаточно критично относятся к своей культуре, выбирая из нее хорошее и отвергая плохое. Они не идентифицируются со всей культурой, ощущая себя в большей степени представителями человечества в целом, чем представителями своей страны. Поэтому они нередко оказываются в изоляции в той культурной среде, которую они не желают принять.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.