1. Новая встреча

1. Новая встреча

Из дневника

Дата

Сновидение «Вторая встреча».

Я куда-то иду, не обращая внимания на то, что находится по сторонам, как бы ничего не видя вокруг. Отчего-то нервничаю и никак не могу сообразить, что же случилось: почему я так беспокойна. Наконец останавливаюсь и осматриваюсь: где я и куда направляюсь?

Оказывается, я в Песочном – это местечко в пригороде Санкт-Петербурга, там прошло моё школьное детство.

Вокруг стандартные финские домики нашего военного городка. Слева от меня, у задней стены местной баньки, куча чёрного блестящего угля – заготовка на зиму…

Медленно осознаю, что я во сне. Причём я обнаруживаю себя в том же самом месте, что и в своём первом осознанном сновидении.

Навстречу мне по дорожке между домов идёт молодая женщина. Она улыбается мне. Я уже знаю, что это моя бабушка.

– Бабушка, ты знаешь, что это мой сон?

– Знаю, знаю. Умерших в другом месте встречают.

Обнимая меня, она всё же переспрашивает:

– Ты ведь ещё не умерла?

– Нет. Я сейчас действительно сплю. Такие сны случаются иногда, их называют осознанными. Я сейчас лежу в кровати у себя дома.

– Как Лиза? Отец? (это она спрашивала про мою маму, её дочку, и про моего отца).

– Болеют часто. Старые уже. Папа иногда совсем плох, а мама покрепче, но кто его знает.

– Ну, это ничего. А Таня? У неё сколько деток, двое? Как она? А ты-то как? Родила кого?

Я рассказывала, а она всё расспрашивала и расспрашивала о подробностях жизни нашей семьи после её смерти. Наконец я вставила:

– Говорят, что мёртвые всё видят и даже помогают оставшимся жить, а ты ничего не знаешь.

– Видит, кто смотрит, кто помоложе умер. Кто хочет, тот, конечно, видит. Я старая умерла, я не оборачивалась. Оттуда, где я, уже ничего не видно. Хотя нет, кое-что знаю: когда свои приходят, то рассказывают.

– Ты теперь в Бога веришь?

– Конечно верю, но он дальше. Сперва надо жизнь дожить.

– А разве ты не прожила свою жизнь?

Она молчит, как бы решая, отвечать ли:

– Нет. В Мире просто живут, а переживают уже здесь. – И после паузы добавляет: – Или перестают жить, но тоже только здесь. Придёт твоё время – узнаешь.

На протяжении этого разговора мы медленно идём по направлению к нашему дому. В нём наше семейство: мама, папа, бабушка и мы с сестрёнкой – жили с середины пятидесятых, после того как папу перевели преподавать из севастопольского военно-морского училища в ленинградское. В этом месте я провела свои школьные годы и несколько лет после, пока не уехала в Москву, поступив в школу-студию при МХАТ. В восьмидесятых годах родители, а потом и сестра с семьёй, получили квартиры в городе и отсюда переехали.

Разговаривая с бабушкой, я оглядываю окружающую обстановку и не вижу ничего, что могло бы зацепить своей неестественностью и подтвердить, что я во сне. Если бы не моя попутчица, то все вокруг выглядит вполне реально, совершенно так же как наяву. Вон даже валяется смятая бумажка и окурок у покосившегося заборчика слева. Правда, я совсем не вижу людей, но ощущения мёртвого пространства тоже нет. Хотя сейчас никого и не видно, но место вполне жилое и живое.

Я знаю, что мы направляемся к нашему дому, чтобы посидеть и поговорить на лавочке у крыльца. И тут же обнаруживаю, что мы уже стоим у калитки, ведущей в наш палисадник. Значит, это действительно сон: в реальной жизни нельзя перелететь мгновенно из одного места в другое. Отмечаю про себя: пространство как наяву и время течёт так же, но события развиваются по законам сновидений.

Я сижу рядом с бабушкой на лавочке у дома, в котором прошло моё школьное детство. Мы переехали сюда в то лето, когда мне исполнилось семь лет. В сентябре я пошла в первый класс. На следующий год дорожку от калитки к крыльцу залили бетоном и в свежем бетоне чуть неровно выдавили цифры года. И вот сейчас я гляжу на эти чуть корявые трогательные циферки у самых ступенек небольшого крылечка. Боже мой, как же это всё было давно!

По другую сторону дорожки напротив нас заросли малины, а за нашими спинами кусты цветущих георгинов. Вдоль дорожки флоксы. В сознании пролетело, как весной на местном рыночке мы покупали их рассаду у женщины в ярком цветном платке с люрексом. Перед внутренним взором отчётливо промелькнуло её лицо. Надо же, что, оказывается, помнится.

В первый год на месте малинника было пусто, потом несколько лет, посаженная один раз, сама себя засевала разноцветная космея, а вдоль дорожки к дому цвели настурция и ноготки. Я явственно ощутила их запах. Снова бросаю взгляд напротив и вижу растущую вдоль дорожки настурцию: оранжевые цветочки с бардовой сердцевиной, а чуть поодаль те самые ноготки. Могу поклясться, что секунду назад на этом месте я видела кусты флоксов, которые росли здесь позже. Как же неожиданно здесь всё меняется.

– Бабушка, ты видишь то же, что и я, или нет?

Она смотрит на меня и молчит, хотя я понимаю, что она услышала мой вопрос и поняла его. После долгой паузы отвечает:

– Всё узнаешь, всё узнаешь.

Тишина. Тепло. Первая половина летнего дня.

– Ты сейчас здесь живёшь? – спрашиваю я.

– Нет. Бывала, когда здешнее проживала, а сейчас это для тебя. Я больше была в своей деревне, где сама была маленькой. Там меня моя бабушка дожидалась. Но она уже ушла дальше – всех встретила. Я сейчас у себя, но то место не из Мира.

– А откуда же? Из другой твоей жизни?

Она взглянула непонимающе и я уточнила:

– Из какой-то твоей предыдущей жизни?

– Да бог с тобой. Никаких предыдущих жизней нет. Ну да, конечно каждая жизнь происходит от тех, кто жил до тебя. Это как тело рождается от отца и матери, но ведь твоё тело только твоё. Рождаешься в Мире, потом приходишь сюда. Все приходят сюда. Здесь переживаешь и свою жизнь и тех, от которых твоя, если, конечно, хочешь.

Она опять молчит, как бы решая, сказать или нет, а потом продолжает:

– Или перестаёшь жить, если не можешь или не хочешь.

Мне кажется, что я догадываюсь, о чём она говорит.

А бабушка снова долго молчит, смотрит на меня и наконец добавляет:

– Если не хочешь или не можешь, то постепенно начинаешь забывать себя и перестаёшь жить.

– Умираешь?

– Да, как бы умираешь.

– Сразу?

– Сразу никто не может перестать быть. Только после того, как жизнь переживётся. Всё остаётся обязательно, не в тебе самом, так в других.

Я смотрю на эту молодую красивую женщину. Почти физически ощущаю доброту и любовь, исходящие от неё. Я совершенно уверена, что это моя бабушка. Но, боже мой, почему я в этом уверена? Откуда во мне это знание?

Бабушка умерла в год, когда ей должно было исполниться сто лет. Когда родилась я, ей уже было шестьдесят пять. Я её помню старенькой, сморщенной старушкой за восемьдесят, вовсе не похожей на нынешних восьмидесятилетних городских женщин. Она прожила тяжелейшую жизнь в российской деревне в эпоху революций и войн. Я помню её сморщенные дрожащие (непрекращающийся тремор) жёлтые руки, лицо с перебитым носом, постоянный беленький ситцевый платочек на голове, её особенную деревенскую речь. Русская неграмотная крестьянка, которая всю жизнь тяжело трудилась, на долю которой выпало пережить все войны двадцатого века, революцию, пережить двух мужей, родить даже не знаю сколько детей. Когда появилась я, только пятеро из них, включая мою маму, были живы. Она перебралась из голодной послевоенной деревни в город к нам в семью вскоре после моего рождения. Наша детская – это мы с сестрёнкой (мы погодки) и бабушка. К сожалению, у моей мамы очень тяжёлый характер, она ни с кем никогда не могла ужиться, и когда мы подросли и уже оканчивали школу, бабушке приходилось уезжать от нас к другим своим детям. Когда мать «отходила», она снова привозила бабушку. Умерла бабушка в Челябинске у другой своей дочери. До самой смерти она была на ногах и со светлой памятью. В свой последний день, первого мая – праздник, сидела за общим праздничным столом, даже выпила рюмочку водки и закусила домашними пельменями. Ночью моя двоюродная сестра проснулась оттого, что бабушка сползла с кровати на пол. Пожаловалась, что внутри жжет, и впала в забытьё. Скорая приехала быстро, но бабушка уже была без сознания и в течение нескольких часов умерла.

Сейчас передо мной сидит женщина на вид 30–40 лет, без признаков увядания, но освящённая мудростью прожитых лет. Говорит вполне грамотно, а ведь я прекрасно помню бабушкину специфическую речь, её малороссийский говор. К тому же я совершенно ясно понимаю, что нахожусь в собственном сновидении.

– Бабушка, это ведь ты? – спрашиваю я. – Почему я знаю, что это ты?

– Ты тоже очень изменилась. Сколько времени прошло! Деточка, то, что не изменилось, того нет, то только в тебе, а я есть. Здесь меняешься гораздо быстрее, чем там.

Она опять помолчала и наконец добавила:

– Ты меня не по телу узнала и я тебя не по телу. Я могу выбрать любое тело из тех, какие были в жизни, могу другое.

– А ты своё тело чувствуешь?

Она усмехнулась:

– Да уж, гораздо лучше, чем ты. Если ты попробуешь себя почувствовать, то проснешься, а я могу свободно чувствовать всё, что возможно.

– И даже, когда что-то болит?

– И даже, когда что-то болит. Но этого никому не хочется, поэтому все выбирают молодое, здоровое и хорошо ощущаемое тело.

На какое-то мгновенье я отвлекаюсь, а когда снова перевожу взгляд на неё, то вижу перед собой до боли знакомую родную старенькую сморщенную старушку в беленьком с чёрными крапинками ситцевом платочке. Она смеётся.

Я опускаю взгляд на свои руки: безусловно, это мои руки, вот на большом пальце правой руки неровный ноготь – след от укуса собаки, но что-то с ними не так. И вдруг неожиданно понимаю, что гляжу на руки восьмилетней девочки. Сознание «потянулось» к рукам и я тут же ощутила их под одеялом, а пред глазами как бы погас экран. Я замерла, надеясь удержаться в сновидении, но вернуться туда уже не смогла.

Не хочется открывать глаза – чувствую, что ещё совсем рано, – но сон ушёл, а то утреннее блаженное состояние, когда зависаешь между мирами, ни о чём не думая, но так много зная, сегодня я уже перескочила.

Приоткрываю глаза. В комнате темно. За окнами тишина – даже птицы ещё не проснулись.

Поднимаюсь. В полумраке вглядываюсь в циферблат часов – нет и шести.

Подхожу к окну. Серое зимнее утро ещё впереди. Двор освещён окнами лестничных клеток домов напротив, впрочем, в нескольких квартирах уже горит свет. Ажурные темные кроны зимних деревьев на фоне белеющего снега. Замерев, долго стою у окна – как же красиво!

Только что в своём сновидении я сидела на скамеечке рядом с бабушкой возле дома моего детства в таком же расслабленном состоянии благостного любования. Был тёплый летний день…

Принимаю прохладный душ. Хорошо, что на первую половину дня у меня нет никаких обязательных дел, и я могу посвятить его самой себе. Надо попробовать проанализировать «Вторую встречу» – другого способа понять сообщение оттуда нет.

Только что, будучи прекрасно осведомлённой, что нахожусь во сне, я совершенно достоверно переживала окружающий мир, ощущая его всеми привычными способами: видела, слышала, чувствовала запахи, я общалась там с его обитателями и, проснувшись, не сомневаюсь, что столкнулась, конечно же, с другой, но подлинной реальностью. Я озадачена иным: эта реальность только моя личная или распространяется и на других людей тоже? Как относиться к ней?

Легко убедиться, что смыслы, которые ты переживаешь в своих сновидениях, предназначены исключительно тебе самому, они крепко накрепко связаны с обстоятельствами именно твоей личной жизни. Сновидения – важнейший источник сведений, но только о самом сновидце. Многочисленные персонажи сновидений: от близких родственников до президентов и артистов – и всё происходящее с ними в твоём сновидении предназначено лишь для тебя и имеет весьма отдалённое отношение к их реальным прототипам наяву. Пророческие сны о других – редкие исключения. Всё это уже известная истина, и повторяя её вновь и вновь, я ломлюсь в открытую дверь, но дело в том, что за дверью в мир обычных сновидений обнаруживается другая – в осознанные сновидения, а каковы законы, по которым устроены вторые, – большой вопрос.

Осознанные сновидения сейчас активно исследуются благодаря открытию методов, помогающих их достичь. Так случилось, что в мою жизнь, став настоящим потрясением, они пришли сами. Они перевернули с ног на голову все мои представления, в том числе и о себе самой, и даже изменили течение самой жизни. Я могла фантазировать о своём будущем что угодно – с воображением у меня всё в порядке – но после сорока, согласитесь, количество вариантов несколько уменьшается. На самом же деле жизнь изменилась непредсказуемо. Сегодня я обнаруживаю себя у клавиатуры компьютера за занятием, к которому уж точно не готовили студентов театрального института. Несколько десятилетий работы в театре оказались в прошлом, и даже за окнами уже не проспект Москвы, а спальный район Санкт-Петербурга. Реальная жизнь оказалась причудливее самых смелых фантазий. Всего-навсего сон, такая естественная вещь, но он спровоцировал действия, изменившие жизнь.

Всё происходило постепенно, как бы само собой: и уход из театра, и переезд в другой город, и неожиданное затворничество наедине с текстом… В результате появилась книжка «На территории сна». Сейчас у вас в руках её продолжение – вторая часть. На самом же деле они написаны ради другой книги, которая впереди. А такое долгое «вступление» к ней оттого, что информация, которая стала мне доступной, слишком уж невероятна. Она не совпадает не только с будничными взглядами на жизнь, не только с привычной научной парадигмой, но даже, что смутило меня необыкновенно, с религиозными и эзотерическими утверждениями. Необходимо было убедиться, что сведения из осознанных сновидений – не пустые фантазии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.