Кэй и дельфины

Кэй и дельфины

Тем психотерапевтам, кто работал с пациентами, перенесшими психическую травму, довольно часто доводилось переживать счастливые мгновения, когда им приоткрывалось действие удивительных сил психики, направленных на защиту жизни, или, точнее, они моги наблюдать то, как нуминозная психическая реальность приходит на помощь травмированному Эго. В описании нижеследующего клинического случая как раз приведены примеры таких «мгновений».

Женщина, которую мы назовем Кэй, пришла ко мне на консультацию для того, чтобы обсудить возможность психотерапии после серьезной автомобильной аварии, в результате которой она провела на больничной койке несколько недель, а ее руки остались обезображенными и изуродованными. В то время как она залечивала тяжелые раны, полученные в аварии, ее жених «утратил к ней чувства» и разорвал помолвку, а ее друзья, ближе которых у нее никого не было на целом свете, неожиданно скоропостижно скончались. Ее положение к тому же осложнялось тем, что она могла потерять место работы, так как больше не справлялась со своими обязанностями из-за искалеченных рук. Для восстановления функционирования ее рук в полном объеме необходимо было провести много болезненных операций, однако состояние ее финансов ставило возможность этого курса лечения под вопрос. Вполне понятно, что после этой множественной травматизации Кэй впала в депрессию и очень тревожилась о своем будущем.

Постепенно, по мере того как я знакомился с ней и обстоятельствами ее жизни, я понял, что переживание сильного страха, достигающего уровня психической травмы, не было чем-то новым для Кэй. В силу того, что в детстве она была исключительно чувствительным ребенком, она воспринимала острые грани жизни весьма болезненно. Первые месяцы жизни она провела в кувезе, так как она родилась недоношенной и у нее были проблемы с дыханием. Позже, хотя она и была во всем остальном счастливой и хорошо адаптированной девочкой, ее постоянно одолевал страх смерти, преследовавший ее и ночью во время внезапных пробуждений, когда она думала обо всех тех ужасных вещах, о которых рассказывали в новостных программах: угрозе ядерной войны, кошмаре концентрационных лагерей в нацистской Германии. Больше всего ее волновали вопросы, связанные со смертью как таковой. Как это так: ты «есть», а потом тебя «нет»? Как вообще возможна такая «вещь» как смерть? Бывало, она лежала всю ночь напролет без сна, размышляя над подобными вопросами. Когда же она попыталась задавать эти вопросы своим родителям, ей давали понять, что она слишком «чувствительная». Тогда она начала думать, что с ней что-то не так. Когда ей исполнилось три года и ее старший брат, которого она обожала, пошел в школу, она плакала целыми днями – она ведь была такой чувствительной! Когда умер ее щенок и она была в отчаянии, вердикт суда был все тем же – «слишком чувствительная».

Эта эмоциональная ранимость не очень-то соответствовала семейным ценностям, среди которых стоическому самоконтролю и религиозной жертвенности отводилось главное место. Если вопросы Кэй становились совсем уж «неуместными», то мать, бывало, промывала ей рот при помощи мыла, а папа, любивший пропустить рюмочку-другую, изводил ее своими уничижительными замечаниями перед тем, как отшлепать, что он проделывал регулярно. Положение вещей усугублялось приобретенной неспособностью обучаться (как же ты можешь быть такой глупой!). Позже, уже в средней школе, она отставала в развитии, у нее был слегка избыточный вес (мама всегда следила за ее весом), она чувствовала себя неприспособленной к жизни уродиной. Постепенно у нее сформировалось внутреннее уничижительное отношение злокачественного характера к самой себе. Всю вину за все трудности, с которыми она сталкивалась, она стала возлагать на себя. Одно из ее первых сновидений, которое она принесла в анализ, открыло преследующую сторону ее зрелой системы самосохранения:

Я в концентрационном лагере. Мы наблюдаем за людьми, которых ведут на казнь. Какая-то женщина хватает меня за руку и уводит меня прочь из нашей группы. Она говорит мне, что я должна все время держаться спиной к охранникам и не оборачиваться. Она сказала, что меня точно отправили бы в печь из-за моих рук, потому что я несовершенна, а они оставляют в живых только тех, у кого нет изъянов.

Став подростком, Кэй все глубже уходила в свой внутренний мир по мере того, как в этом возрасте «нацистский режим» ее перфекционистской системы самосохранения укреплял свои позиции. Все больше времени она проводила в одиночестве, оставаясь в своей комнате или подолгу гуляя одна. Она стала писать стихи – очень много грустных стихов. В своем дневнике она записывала фантазии и рассказы, она развила в себе способность «быстрой отключки». В том случае, если обстоятельства были настолько печальны, так что она ничего не могла предпринять, она просто «отключалась», покидала свое тело и «парила» над ним. Эта способность «выходить» из своего тела помогала ей в свободной игре с образами, рождаемыми ее воображением. Это было подобно снам наяву с тем, однако отличием, что она могла управлять своими грезами. В созданном ей фантастическом мире своих фантазий она устанавливала особую коммуникацию с самой собой и с таинственным внешним миром природы. Чем-то это напоминало ей плавание, которое она любила и в котором добилась исключительных успехов, поэтому ее частный «парящий мир» часто представал в ее воображении как мир подводный. В этой подводной стране чудес у нее были очень близкие отношения с дельфинами, к которым она питала особые чувства.

Примерно после восьми недель нашей работы, Кэй перенесла еще одну травматическую ситуацию. Она оказалась под угрозой «сокращения кадров» в своем учреждении, что ставило под угрозу финансовое обеспечение серии хирургических операций, так необходимых ей. Это сокращение было инициировано волюнтаристским образом руководителем учреждения, в котором она работала. Руководство оценивало ее случай как страховой риск для компании. Кэй была вне себя от отчаяния и страха по поводу этой ситуации. Она чувствовала себя слишком зависимой от своей работы и страховых выплат, которые обеспечивала ее компания, поэтому не находила в себе силы вступить в борьбу в этой ситуации, как она поступила бы, если бы чувствовала себя более независимой. Чем больше она старалась угодить своему боссу, тем ситуация становилась хуже, тем сильнее было ее унижение, которое в какой-то момент стало невыносимым. Тогда ей приснился сон, в котором появились дельфины.

Я присутствую на общем собрании персонала. Босс ворчит на меня и поворачивается ко мне спиной. Я огорчена и спрашиваю его, что он имеет в виду. В ответ он только саркастически вращает глазами. Я следую за ним на улицу. Он оборачивается ко мне и спрашивает: «В чем твоя проблема?» И опять я не понимаю его. Внезапно его облик меняется, и он становится похожим на мальчишку из Латинского квартала – злобного и задиристого. Он оставляет меня на углу улицы, он просит подождать его. Я в отчаянии. Неожиданно я замечаю, как мимо меня начинают проплывать рыбы, я думаю, что я внутри большого круглого аквариума. Дети останавливались на углу улицы и указывали руками на этих рыб. Затем появились два дельфина с похожими на бутылку носами и, обогнув угол, оказались прямо передо мной. Они внимательно смотрели на меня, когда проплывали мимо. Я хотела поплыть вместе с ними, но должна была дожидаться своего босса. Дельфины еще раз проплыли мимо меня. На этот раз их было уже девять, и все они смотрели на меня. Они выглядели очень озабоченными, совсем не так, как обычно выглядят дельфины – радостными и счастливыми. Мой босс вернулся. Он говорит, что были проведены проверки и что он не может больше сотрудничать со мной. Я спрашиваю его почему. Я напугана и начинаю дрожать. Он говорит, что я ставлю его в неловкое положение, что мне не следовало никогда выступать на собраниях и жаловаться на что бы то ни было. Мимо проплывает дельфин. Я спрашиваю, уволена ли я. Я начинаю плакать, но сдерживаю себя. Мой босс говорит мне, что я могу идти. Дельфин возвращается. В этот раз он плывет медленнее. В моей голове звучит голос, который повторяет снова и снова: «Дельфины, дельфины!» Я не могу больше сдерживать слезы. Я чувствую, что я начинаю задыхаться. Я просыпаюсь вся в слезах.

Рассказывая о своих ассоциациях по поводу этого сна, Кэй сообщила, что в последние годы ей часто снились сны про дельфинов. Обычно дельфины появлялись в ее снах, когда она сталкивалась с трудноразрешимыми проблемами. «Я всегда чувствовала себя защищенной, – сказала она. – Я всегда чувствовала себя чересчур уязвимой и в то же самое время странным образом защищенной, будто какая-то другая реальность находится совсем рядом со мной». Две недели спустя Кэй в самом деле была уволена с работы по распоряжению ее босса, и в эту ночь дельфины опять появились в ее сновидении, однако на этот раз они взяли ее с собой.

Я работаю в аквапарке вместе с менеджером, с Дэннисом [человек, который в действительности имеет взрывной характер и которого Кэй побаивается]. Мы выполняем какую-то работу в бассейне, вода доходит нам до пояса. Вокруг нас много дельфинов. Некоторые из них мне знакомы. Я хотела бы уплыть вместе с ними, но я должна помогать Дэннису, который как раз в этот самый момент вдруг обнаружил, что он что-то забыл. Он очень рассердился и стал обвинять меня. Он расхаживает туда-сюда и кричит на меня. Дельфины опять появляются на поверхности, приглашая меня уплыть вместе с ними. Я хочу присоединиться к ним, но опасаюсь, что не смогу нырнуть так глубоко, как они. Я боюсь, что мне не хватит кислорода. Дэннис, который теперь наверху бассейна, злится все больше и больше, приходит в неистовство. Я вижу, как дельфин подплывает ко мне, он подныривает под меня, потом подхватывает и увлекает меня с собой так быстро, что я вынуждена крепко ухватиться за его плавник. Мы погружаемся все глубже и глубже. Все остальные дельфины плывут вместе с нами. Я в панике, потому что мне не хватает воздуха, но тут же мы вновь оказываемся на поверхности. Дельфин показывает мне, как дышать через отверстие для дыхания, которое находится у меня сзади на шее. Я впервые узнаю, что у меня есть это отверстие. Мы ныряем очень глубоко, и дельфин говорит мне, чтобы я продолжала держаться за него, пока мы плывем.

Дэннис опять спускается в бассейн и сердито зовет меня. Мы уплываем прочь от него. Я не вижу, куда мы плывем. Дельфин говорит мне, чтобы я держалась, тогда со мной все будет в порядке. Нам пора, я берусь крепче за его плавник, и мы стремительно уносимся прочь, рассекая воду.

Интерпретация и теоретический комментарий

Сновидения Кэй демонстрируют нам, как посланцы трансперсональной системы самосохранения в ее позитивном аспекте (образы дельфинов) приходят на помощь сновидящему Эго, которое охвачено сильной тревогой из-за того, что негативный аспект этой же «системы» (образы босса и Дэнниса) отвергает его и/или обрушивается на Эго с яростной атакой. Другими словами, травма Кэй вызвана не только внешними обстоятельствами. Ситуация, в которой оказалась Кэй, становится для нее травматичной в результате воздействия внешнего события которое было бы тяжелым потрясением для любого человека, усиленного критическими нападками ее внутренних архетипических фигур. Из сновидения Кэй про концентрационный лагерь, мы знаем, что ее страх не сводится к одной только реакции на внешнюю угрозу, он связан с «нацистской», карающей частью ее «перфекционистского» я, усвоенной из семейного окружения, в котором она росла. Внешнее событие само по себе не является решающим фактором психической травмы. Проблема вызвана тем, что ее Эго интерпретирует внешние события как некое доказательство истинности того, что она «ненормальна» и вызывает отвращение, – сокрушительных для ее самооценки выводов, к которым она пришла когда-то в детстве. Видимо, именно это имел в виду Генри Кристел (Krystal, 1988), когда сказал, что травма – это не просто перегрузка в цепи. Травма связана со смыслом – в нашем случае, речь идет о негативном и искаженном смысле, убеждении, которое сформировалось у Кэй на основе ее раннего детского опыта отношений, то, что именно она каким-то образом несет всю тяжесть вины за все те «плохие» события, которые с ней случались.

Образ дельфина в мифологии

Интересно, что система самосохранения приходит на выручку Кэй в образе дельфина. Образ дельфина, возможно, как никакой другой мифологический образ, подходит для олицетворения, аватара, позитивных целительных энергий Самости и функции хранителя личностного духа в ситуациях чрезвычайной опасности; в самом деле, дельфины часто спасают людей, находящихся в смертельной опасности (см.: Graves, 1955). Пример такого сюжета мы находим в греческом мифе об Арионе, сыне Посейдона. Арион, будучи искусным музыкантом, в совершенстве владел лирой. Путешествуя на корабле, он был приговорен к смерти моряками, которые захотели избавиться от него для того, чтобы завладеть его богатством. Допев свою последнюю песню, Арион прыгает за борт корабля, и все уверены, что он погиб в морской пучине. Однако дельфин спасает его и доставляет в Коринф прежде, чем туда прибывает корабль, на котором плыл Арион. В Коринфе, после того как ему был оказан царский прием, он обличает своих самозваных судей и палачей, которых осуждают и приговаривают к смерти, так что они предают казни сами себя. Есть очень много подобных историй. Например, дельфин спасает Энола, который, будучи охвачен отчаянием, прыгает за борт корабля, чтобы на дне океана воссоединиться со своей утонувшей возлюбленной. Возлюбленную Энола спасает брачный партнер дельфина, который спас Энола. Другой дельфин спасает Палантуса, когда тот тонет на своем пути в Италию, и, наконец, сам Аполлон в поисках подходящего места для своего оракула, прыгает за борт критского корабля, превратившись в огромного дельфина, и направляет путь изумленных моряков к Дельфам. Здесь он предстает перед ними в истинном своем облике и повелевает учредить в этом месте святилище Аполлона Дельфийского (вышедшего из дельфина), назначив их хранителями своего оракула (см.: Tripp, 1970: 62).

Другие связи между темой возрождения духа и образом дельфина мы можем найти у Павсания, изложившего предание, согласно которому Тарент, сын Посейдона и дочери Миноса Сатирейи (произошедшей от сатира) был Новогодним Ребенком, которого приносил дельфин в Дорийский город Тарент. Исходя из других сюжетов, изложенных Павсанием, Грэйвз предполагает, что в Коринфе в церемониях кануна празднеств, посвященных Новогоднему Ребенку, разыгрывались мифологические сюжеты с участием дрессированного дельфина, которого обучали жрецы бога Солнца.

Эти мифологические сюжеты укрепляют символическую взаимосвязь между тем разумным «центром» бессознательной психики, который Юнг назвал Самостью, и дельфином – удивительным, умным, веселым обитателем подводного мира, способным вступать в особые отношения с людьми. По-видимому, эта связь и ее первичный смысл охраны личностного духа так же стары, как и само человечество.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.