6
6
Они просто не знают, что с ним делать.
Дженнифер показывает на табличку у стола — «Развитие речи», что-то объясняет секретарше, держащей планшет с бумагой.
— Не знаю почему, но нас записали в «развитие речи».
Я наклоняюсь к Моргану, сидящему за заваленным игрушками столом в вестибюле. Он играет с набором блоков и гвоздиков.
— Треугольник, — говорю я ему. — Видишь, кусочек треугольный.
Он и так это знает и пренебрежительно отталкивает мою руку.
Я оглядываюсь вокруг. Голова все еще кружится из-за сдвига во времени после перелета. Здание, в котором размещается отдел программы раннего вмешательства, в былые времена было стариковским приютом, занимавшим целый этаж: лифтов нет, но туалеты в большом количестве. Наверное, те старики здесь же и умирали.
Две ангелоподобные девочки четырех лет осторожно выглядывают в вестибюль. Брюс подкатывает на инвалидном кресле следом за ними, на коленях у него папка с заголовком: «Коллинз».
— Кэтлин, можешь взять Моргана за руку?
Робкая четырехлетка тянется к маленькой ладони Моргана, но он убирает руку.
— Эшли, а ты возьмешь за другую?
Он убирает и эту руку.
На какой-то момент мы все усаживаемся вокруг него на покрытый линолеумом пол вестибюля: я, Дженнифер, две сконфуженные девочки, учитель в инвалидной коляске.
— Эшли, Кэтлин, — говорит Брюс, — а возьмите обе Моргана за руки и идите с ним в класс.
Они пробуют: результат тот же. Они беспомощно смотрят на учителя.
И тут Морган поворачивается к Дженнифер и берет ее за руку. «Пойдем», — говорит он ни на кого не глядя.
Поднимаю глаза на Брюса:
— Здорово! Я такого слова от него и не слышал.
— Ну что ж… — он улыбается. — Неплохо для начала занятий.
Морган прохаживается по классу, исследуя его: стопка чашек, ящик с песком, маленькая игрушечная кухня.
— О’кей. — Брюс съезжает с коляски на пол, его безвольные ноги на какое-то мгновение опасно повисают в воздухе. — Давайте садиться в круг.
Девчушки послушно усаживаются напротив него.
— Песок, — докладывает Морган из другого угла комнаты.
— Садись, Морган. Подходи сюда и садись. Подходи сюда и садись.
Морган, игнорируя его, рассматривает чашку.
— Чашка, — говорит он, хотя Брюс его не слышит.
— …сюда и садись.
Ни-че-го.
— Дженнифер, может, вы тогда возьмете его на колени и сядете в круг?
Она усаживает Моргана, и это получается легко; покуда кто-то из нас сидит вместе с ним, он будет счастлив сидеть.
— Хорошо. Кэтлин, скажи, что на этой картинке? — он поднимает карточку с нарисованным ковбоем.
Она трясет головой.
— Кэтлин, я знаю, тебе это известно. Я видел, ты с этим справлялась. Что на карточке?
— Ков-бой, — она практически прошептывает.
— Скажи так, чтобы я услышал.
— Ковбой.
— Замеча…
Морган вырывает картинку из рук учителя.
— Ага! Понравилась картинка, Морган? Можешь дать мне карточку? Дай мне карточку, Морган.
Не дает. Тогда Брюс забирает ее обратно:
— Теперь картинка у меня, Морган.
Морган соскальзывает с маминых колен, тянется за карточкой с ковбоем, и Брюс протягивает ее Моргану.
— А теперь карточка у тебя.
…И тут же хватает ее обратно:
— А теперь я взял карточку. У кого карточка?
Морган тянется за ней, даже не глядя на Брюса, но тот держит картинку над головой.
— Карточка у меня, а вот, — он опускает картинку к тянущейся руке, — теперь у тебя карточка. У кого карточка, Морган?
У кого карточка?
У кого карточка?
У ко…
…Опять хватает обратно.
— Теперь у меня, Морган. Прочитай…
Слезы.
Морган взрывается плачем и молотит руками и ногами. Его маленькие ботинки разлетаются в стороны: о Господи, он же сейчас выбьет зубы девочке. Но нет, Морган хватается за ногу Брюса и начинает карабкаться за карточкой.
Я не выдерживаю.
— Морган… — я сгребаю его в охапку, рыдающего. — Морган, Морган, все нормально, все в порядке, все хорошо, малыш…
Приходится держать его к себе спиной: он орет, пинается, молотит ногами воздух — сиди он лицом ко мне, попадал бы мне по ребрам. Я глажу его по волосам, не даю ему встать: все хорошо, малыш, хоро…
Девочки уставились на нас во все глаза.
«Давайте вы пока поиграете», — говорит им Брюс, и они послушно следуют его предложению. Он поворачивается к нам, пожимая плечами.
— Думаю, этот класс не подходит для него.
Теперь Моргана держит Дженнифер, целуя и вытирая ему лицо.
— То есть?
— Ну… По тестам выходило, что он находится в верхней части кривой, среди самых «высоких» аутистов, но видимо, он скорее в середине… — его рука очерчивает в воздухе воображаемую кривую.
Я чувствую, как внутри закипает. Истерика Моргана имела причину. Он вообще-то ведь счастливый. Счастливый, когда его оставляют в покое, позволяют ему делать то, что он хочет. Это внешний мир не такой — люди из внешнего мира .Делай то, делай это. Ему не понятен смысл этого; вот он и кричит и сучит ногами.
— Во всяком случае, он сейчас не готов к структурированным групповым ситуациям. Ему пока нужно индивидуальное инструктирование, чтобы приучить его отвечать на команды и коммуницировать с помощью слов. До тех пор пока он не будет готов, групповые занятия не имеют смысла. Ну может быть, разве что играть…
У Моргана слезы все еще катятся по щекам, однако он уже посматривает на игру девочек с цветными обручами и, кажется, готов к ним приблизиться. Он смотрит на них; они смотрят на него.
— Видите, подражание поведению других у него есть, это хорошо. И параллельная игра; он не играет вместе с девочками, но рад поиграть рядом с ними, это неплохо для начала. Но во время структурированного группового занятия, где приходится вести целую группу учеников, — там этого не происходит. Пока не происходит.
— Так значит ему надо в класс для аутистов.
— Да… наверное. Но туда берут начиная с трех с половиной лет.
— А ему только-только три.
— М-да…
— И что нам делать полгода?
— Не знаю. Мне надо посмотреть, какие еще для него есть варианты.
Морган между тем снова увлекается карточками и начинает запихивать их куда-то под парту.
— Он карточками очень интересуется, — объясняю я.
— Ага, — Брюс поворачивается к нему. — Морган, можешь положить карточки сверху, на парту? На парту.
Кажется, безумие возвращается к Моргану.
— Нам надо идти, — Дженнифер кивает на девочек. — Можете заняться ими.
— Хорошо. Я поговорю с моим руководителем и перезвоню вам завтра.
— Пошли, — я отрываю Моргана от парты. — Едем домой.
Дома нас поджидает коробка. Каждый день на нашем крыльце появляется коробка с книгами, доставляемыми срочной почтой: «Аутизм», «Мышление в картинках», «Понимание других», «Психическая слепота», «Руководство по синдрому Аспергера», «Наше путешествие в аутизм». Это все копится на обеденном столе, рядом с растущей кипой бумаг из образовательных и медицинских учреждений.
Морган берет одну из книг и исследует ее гладкий, без единой морщинки корешок, трется о него щекой, одеждой; затем вытягивает шею и начинает скользить глазами по всем страницам сверху вниз — так, как если бы носил бифокальные очки. Хм… Интересно, но это вовсе не «Мерк мэнуэл» — знакомый ему медицинский справочник. Он швыряет книгу на пол и карабкается ко мне на колени, чтобы схватить со стола свою картонную книжку на спиральках. Он листает ее, вертит в руках, сует пальцы в колечки спирали.
— Элм — старый пастух, — говорит он. Затем он повторяет эту фразу еще и еще раз. Это все из фильма, который ему нравится: оттуда всплывают слова, фразы, порой целые диалоги. «Элм-ста-лы па-сту». Иногда — за сотни, тысячи повторений — он добавляет или убирает слоги: слова таким образом полностью превращаются в абстрактные фонемы, стихи, содержание которых знает исключительно он.
Морган обнимает меня. На обеденном столе разбросаны скрепленные распечатки текстов — выкопанные из Интернета медицинские статьи, страницы веб-сайтов. Сначала, как всегда, на тебя сваливается бесполезный информационный поток: группы для аутистов в Австралии, в Индии, в России; школы для аутистов; судебные тяжбы из-за прививок. Книги и видео об аутизме. Лекарства от аутизма. Иски против лекарств от аутизма. Везде — одно и то же окончание: покупайте! продается! требуйте! кто-то должен за это платить!
…баллов…
…дцать баллов.
— Прости. Что ты говоришь? — поднимаю глаза из-за стола.
— У меня сегодня сто двадцать баллов, — говорит она, проходя через комнату.
— Ясно.
У Дженнифер своя система ведения домашнего хозяйства. У нее вообще все систематизировано. Но система баллов — самая важная. Каждую вещь надо положить на место, каждую — вымыть или убрать: за это — балл. Некоторые более тяжелые дела, предполагающие значительные затраты сил (подкрасить наши обшарпанные полы, например) вознаграждаются несколькими баллами дополнительно. А сгибаться над стиркой бесчисленных вещей — это уже просто «золотое дно» баллов. Но чаще всего заниматься приходится просто наведением порядка. Кусочки пазлов, кроссворды… какие-то загадочные листы чертежной бумаги с нарисованными треугольниками — все расположены и раскрашены каждый раз по-своему, не так, как на соседнем листе. С тех пор как мы живем вместе, она перестала этим заниматься, но я успел спасти один лист из мусорного ведра. Этому листу уже несколько лет, и я до сих пор не понимаю смысла нарисованного на нем.
— Ты слышишь? — спрашивает Дженнифер.
— Что?
— Марк придет нескоро — он ведь думает, что мы ближайшие два часа в школе.
— А Морган у нас уже одет на улицу… Эй, Морган, пойдешь в библиотеку с папой? В библиотеку? С папой? На улицу, в библиотеку?
Он спрыгивает с моих колен и исследует обивку стула.
— На улицу, — я тяну его за руку. — Морган?
Воздух холодный и хрустящий; Морган тут же останавливается и молча вытягивает руки, изображая телом букву Т. Это его сигнал: просьба взять его на руки. Я поднимаю Моргана на плечи, и мы идем так один квартал до библиотеки, прежде чем я опускаю его снова на землю. Здание — «усеченный» Палладио, кирпичное строение, выполненное в классическом колониальном стиле и похожее на здания банков в маленьких городках. Только вместо хранилища драгоценностей в подвале устроен зал детских книг. Морган скачет, размахивая рукавами, и с восторженной улыбкой крутится и смотрит вокруг.
— О-о-о!
— Тс-с-с. Не так громко. Это ведь библиотека, Морган.
— Только ты! — начинает он кричать, затем замолкает. Подбирает со стола книгу и случайно прочитывает слово, никогда не виденное раньше.
— С-у-д-н-о. Судно.
— Здорово! А…
— Только ты!
И он быстро бежит по ковру в зал, где взрослые работают на компьютерах.
— Ты не увидисменя-a! Ты не увидисменя! Ты! Не!
Я бросаюсь вслед за ним.
— Морган, давай почитаем…
Во все стороны разлетаются руки и ноги.
— Ты! Не!
Все вокруг поднимают глаза, смотрят на меня, смотрят на нас. Он удирает от меня.
— Тс-с-ссс… — я настигаю его около стола справок. — Морган, иди сюда, к папе. — Но он на меня не смотрит. Он вообще ни на кого не смотрит.
— Ты! Не! — вопит он.
Это фраза из песни «Битлз». У него все фразы — откуда-нибудь: из телевизора, компьютерных игр, книг, песен. Он, словно сорока, подбирает осколки речи, обрывки разговоров; и в конце концов свивает из этого материала гнездо — уютное для него и непостижимо странное для других.
— Морган, иди к папе…
Он улыбается куда-то в никуда:
— Не увидис меня!
Морган сам по себе не дойдет до слов: это мы должны донести слова до него. Я покупаю в супермаркете пачки пустых карточек ярких цветов, а еще коробку для карточек — обычно в таких хранят кулинарные рецепты. Дома я украшаю коробку блестящими стикерами с жучками, птицами, цветами и составляю из стикеров-букв заголовок:
Коробка для слов Моргана!
Я хочу, чтобы его коробка была вместительной, чтобы мы могли указывать на предметы карточками со словами или выкладывать на полу последовательности слов — целые предложения, фразы. Как тут не вспомнить гуингмов из «Путешествий Гулливера», которые не использовали слова, а таскали с собой огромные кули со всякой всячиной: всегда можно вынуть и показать нужный предмет.
Начинаю я со слова «грудь». Записываю его маркером на одной из карточек. Следующее слово — «попкорн». Это, пожалуй, две из наиболее часто выражаемых Морганом просьб в течение дня, и именно эти слова наиболее «острые» в нашем словаре. Он их никогда не скажет — каким бы напряженным ни было его требование. Он будет показывать на попкорн моей рукой, будет цепляться за руку Дженнифер и шлепать ею по ее груди, но… слова из себя не выдавит.
Дженнифер посреди гостиной вновь и вновь требует от него:
— Скажи, Морган. Скажи «грудь».
Он лишь цепляется за ее руку и еще настойчивее нажимает рукой на грудь.
— Морган, пососать грудь. Скажи «грудь», — Дженнифер поворачивается ко мне. — А ты, папа, можешь сказать «грудь»?
— Грудь! — объявляю я триумфально.
— Умница, папа!
— Мама, а ты можешь сказать «грудь»?
— Грудь! — говорит она.
— Молодец, мама! — поворачиваюсь к Моргану. — А ты, Морган, скажешь «грудь»?
Он уходит, недовольный. Скорее останется голодным, чем произнесет требуемое.
Вот поэтому-то эти два слова — самые первые на наших карточках.
— А ты хочешь все писать заглавными буквами? — спрашивает Дженнифер, пока я пишу.
— Наверно. А это имеет значение?
— Но девяносто процентов букв в предложении — маленькие.
Я вообще про это не думал.
— Да, верно, — я комкаю карточки и принимаюсь писать снова.
Морган посреди комнаты головокружительно вертится; но вот, запнувшись, он подходит ко мне — посмотреть, как я пишу. Он хочет маркер и одновременно хочет стопку белых карточек; еще он хочет ту самую карточку, которую я в данный момент надписываю.
— Подожди, дружок, — я отвожу его руку. — Вот теперь держи.
попкорн
Он с сомнением взглядывает на карточку, потом смотрит на то, как я надписываю следующую. После дюжины карточек он наконец-то перестает выхватывать их у меня недописанными и берет в тот самый момент, когда я поднимаю маркер. Он складывает их в колоду. На самом деле он начал их складывать по-своему сразу же, когда карточек было только две, придирчиво осматривая их и определяя: вот эта сверху, а эта — внизу. То же самое повторяется с каждой новой карточкой. Так продолжается все время, пока я заполняю не одну сотню таких карточек и останавливаюсь просто от изнеможения — хотя я уверен, что есть еще сотни слов, которые он знает зрительно.
Морган вьется вокруг Дженнифер, его руки все теребят и теребят толстую кипу ярких карточек: верхняя карточка пристально изучается и затем отправляется вниз. Он совершает это снова, и снова, и снова, в сосредоточенном молчании. Дженнифер начинает задремывать; пошевелиться она не может — он так уютно к ней прижался.
— Хочешь, я побуду дежурной мебелью?
— Ну. Если можешь.
Я чуть-чуть сдвигаю Моргана вперед, так что Дженнифер может отойти, а я — занять ее место, но он начинает бить меня руками.
— Ничего-ничего, — говорю я ей. — Как будто это по-прежнему ты.
Мы меняемся местами, я сижу рядом с ним и наблюдаю. Он читает карточку, держит ее над следующей карточкой наподобие щита, разбирая по одной букве нового слова, а затем отправляет освоенную карточку в низ пачки. Я видел, что он и книги читает так же: медленно переворачивает страницы, разбирая вертикальные ряды букв. Карточки и буквы для него — не слова или предложения: это всего лишь бесконечная цепочка букв, закодированная бегущая строка.
Он продолжает заниматься карточками, без перерыва. Два часа. Вряд ли какой взрослый смог бы пялиться в карточки каталога непрерывно в течение двух часов, не говоря уж о трехлетних детях. И как раз в тот момент, когда я уже готов сдаться, — а к этому времени моя рука, к которой привалился Морган, онемела практически до паралича, — он прерывает молчание.
— З-у-б-н-а-я-п-а-с-т-а. Зубная-пата.
— Морган! Вот здо…
— О-б-л-а-к-о. Облако.
И я, слишком ошеломленный, чтобы его хвалить и подбадривать, слушаю, как он громко вслух читает все карточки — несколько сотен. Он не смотрит на меня, не улыбается, но ясно читает их все, к моей радости. У меня получилось.
Поздно уже, больше десяти. Когда я веду его в ванную чистить зубы, он все держит ярко-зеленую карточку. И когда я веду его к маме — пососать грудь — и потом в постель, он все сжимает ее и, держа карточку рядом с материнской грудью, вглядывается в буквы. Глаза у него слипаются, но вдруг с волнением открываются.
— Т-е-нь. Тень.
Он выскакивает из постели и бегает по дому, повторяя слово, в поисках остальных карточек. Найдя, издает восторженный вопль, и уж затем засыпает.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.