Социальная идентичность: временные и средовые компоненты[67] . Г. М. Андреева

Социальная идентичность: временные и средовые компоненты[67]. Г. М. Андреева

Осознание времени своего существования – важное дополнение к осознанию собственной идентичности. В данном случае речь идет об отождествлении себя не только с определенной группой, но и с временным промежутком истории, с которым «совпал» период существования человека. Усвоение стандартов общества помогает человеку ориентироваться в мире и адекватно действовать в нем, но не менее важно для него и усвоение стандартов времени. Е. И. Головаха и А. А. Кроник полагают, что в сознании человека формируется определенная система обобщенных представлений о времени. Ее можно назвать «концепцией времени личности в масштабах ее жизни». Следует вспомнить, что и другие авторы, анализируя мироощущение человека в различные исторические эпохи, говорили также о наличии определенного «образа времени» как об одной из фундаментальных составляющих «образа мира».

В проблеме времени можно выделить две части: а) осмысление человеком своего «психологического» времени, рубежей и этапов его развития; б) осмысление связи времени своего существования с временем эпохи, в рамках которой личность существует.

Первая часть этой задачи имеет традицию своего изучения в психологии. Существует ряд экспериментальных исследований, выявляющих влияние психофизиологических, личностных, социальных факторов на оценку длительности временных интервалов, что обусловлено событийной насыщенностью того или иного отрезка времени. В рамках этой традиции следует рассмотреть идеи К. Левина, который обозначал так называемую временную перспективу личности, интерпретируя ее с точки зрения «событийной концепции психологического времени». Различная временная перспектива личности возникает потому, что время разного масштаба задано личности определенными границами психологического поля в данный момент. Человек видит не только свое настоящее, но имеет всегда и определенные ожидания, т. е. надежды, страхи, мечты о будущем. Вместе с тем временная перспектива включает в себя и психологическое прошлое человека. Именно поэтому она крайне важна для определения уровня притязаний, настроения, творчества, проявления инициатив личностью. Именно от состояния психологического поля зависит то, что впоследствии было названо П. Фрессом «временной кругозор личности». Хотя в данной традиции речь идет об осмыслении личностью своего психологического возраста или своей временной перспективы, т. е. «личной хронологии», по выражению П. Жане, уже здесь просматривается связь, которая существует между названными характеристиками и социальным контекстом.

Поскольку человек осваивает временные отношения в практической деятельности, то именно на ее основе рождается некоторая Концепция Времени, свойственная каждой личности. Эта концепция конструирует связь настоящего, прошедшего и будущего, а эта связь, в свою очередь, определяется социальной значимостью событий. Так, по мнению Ш. Бюлер, в жизненном пути каждой личности формулируется временной порядок – своеобразное «расписание» жизни, предписывающее определенные акценты в деятельности в течение разных периодов. Это расписание в различных социальных группах весьма различно, и внутри каждой группы существует свое представление о том, что нужно «успеть» на каждом конкретном этапе жизненного пути. Соответственно по-разному трактуется «отставание» на каждом таком этапе и переживается как жизненный неуспех.

В психологии давно введено понятие «самооценка возраста» – сопоставление личностью своих достижений с предъявляемыми обществом возрастно-ролевыми ожиданиями. Они представляют собой нормы и требования для включения в круг определенных социальных ролей. И если такое включение оказывается в силу каких-то причин невозможным, возникает ощущение дискомфорта. В общем плане проблема была поставлена С. Л. Рубинштейном: «Субъективное время личности отражает разный уровень бытия личности, разный уровень способов ее существования» (1960). Это определяет и такую деталь на жизненном пути человека, как несовпадение психологического возраста личности в разных сферах ее жизнедеятельности, т. е. – многомерность психологического возраста. Отсюда такие явления, как возникновение «акселератов», молодых людей, у которых их физическое развитие обгоняет формирование многих необходимых социальных качеств, и т. п. ‹…›

Связь с концепцией времени, существующей в определенную эпоху, рождает в личности ощущение, что индивидуальная жизнь не ограничена рамками непосредственного существования, но должна быть рассмотрена в историческом масштабе: то, что было до моего непосредственного существования, то, что будет после, так или иначе вовлекается в личную концепцию времени. По справедливому замечанию К. А. Абульхановой, человек предвосхищает, организует события своей жизни всегда с точки зрения будущего, и ему свойственна «временная транспектива» – сквозное видение из настоящего в прошлое и будущее (1994). ‹…›

Более конкретно проблема соотнесения времени своей жизни с эпохой выглядит так: для каждого индивида необходимо достичь адекватности собственных возможностей, имеющих место сегодня, с возможностями их реализации, даваемой историческим временем. Проблема «потерянных поколений» – это как раз проблема тех поколений, которые почувствовали себя невостребованными обществом, находящимся на данном этапе его развития. Каждая эпоха требует определенных социальных ролей, и одна из задач личности – соотнести особенности эпохи и личный период своего развития для успешного исполнения набора требуемых ролей.

Примером трудностей, стоящих на этом пути, является продолжительность срока обучения молодого поколения в современных развитых обществах. С одной стороны, общество требует все большего и большего объема знаний от молодого человека, вступающего в жизнь. Как следствие этого – требование большей длительности образования. С другой стороны, в динамически развивающихся обществах требуются все время более молодые деятели на общественном поприще, и это, казалось бы, должно привести к сокращению сроков обучения. В исследовании Е. И. Головахи и А. А. Кроника показано, что чем раньше человек научился соотносить свои возможности с требованиями времени, тем успешнее его деятельность; так, например, в сфере политики молодые люди менее консервативны и, следовательно, более готовы к поиску нового, требуемого социальными изменениями. Важным условием точного определения «времени действия» своей возрастной группы является сравнение своей возрастной группы с группами других возрастов.

Проблема «вписывания» в историческое время стоит особенно остро в ситуации радикальных социальных преобразований в обществе. Еще Эриксон показал опасность для личности ее конфликта с временем. Рассмотренная на фоне макроизменений, эта опасность представляется еще более значительной. Ломка устоявшихся в обществе отношений с неизбежностью порождает мучительный вопрос об ответственности поколения «за время». Нужно понять, кто инициировал предшествующие формы общественного развития, когда они создавались, кто был ответствен за эти формы тогда, при их создании, кто за эти продукты прошлого ответствен сегодня?

Быстрый темп смены эпох – вообще трудность для индивидуального существования человека. Об этом хорошо сказано у Анны Ахматовой:

Что войны, что чума?

Конец им виден скорый,

Их приговор почти произнесен.

Но как нам быть с тем ужасом, который

Был бегом времени когда-то наречен.

На уровне обыденной психологии давно сформулирована мысль о необходимости «поспевать за временем», «не упустить время» и т. п. Но как осуществить эти заповеди? Очевидно, что важнейшим этапом на этом пути является понимание времени. Познание (понимание) времени – один из компонентов социального познания. В современной гуманистической психологии введено понятие «временной интегрированности личности». По А. Маслоу, более интегрированные личности лучше самоактуализируются, они приподняты над мелочами, обладают широким горизонтом, дальней временной перспективой, руководствуются широкими универсальными ценностями, т. е. осознание времени выполняет ту же функцию, что и познание других элементов социального мира – способствовать адекватному поведению в нем. По мнению И. М. Палея и B. C. Магуна, именно понимание времени позволяет индивиду оторваться от сиюминутного, увидеть мир шире. Иными словами, это означает временную децентрацию человека (1970). Личность, осуществляющая такую временную децентрацию, не только лучше осознает свой жизненный путь, но и осмысливает его в историческом контексте. Механизм временной децентрации позволяет индивиду взглянуть не только на свою жизнь с любой точки отсчета, но и с точки зрения момента, выходящего за пределы собственной жизни. Благодаря этому человек более «объемно» видит мир, каждый момент жизни, а значит, и обогащает свою временную картину мира.

Более точная характеристика времени, переживаемого обществом, весьма важна для реализации практических действий человека. Известен пример разработки стратегии и тактики компанией «Форд Моторс» по реализации модели «Мустанг» – маленького автомобиля спортивного типа. Предполагалось, что реклама должна быть рассчитана в основном на молодых, не особенно богатых покупателей, но выяснилось, что машину покупали практически и все другие слои. Был сделан вывод о том, что при разработке маркетинга была допущена ошибка: следовало ориентироваться не просто на возраст покупателей (молодые люди), а на группу, обладающую характеристиками «психологически молодых» людей. Время, эпоха сегодня делает таковыми представителей самых различных возрастных групп.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что важнейшим компонентом образа мира являются представления о характере отношений между происшедшими, происходящими и предстоящими событиями собственной жизни человека в соотнесении с событиями в жизни общества. Это и дает основания рассматривать проблему временной идентичности личности наряду с традиционными представлениями о ее групповой идентичности, так же как образ Я, образ Группы, образ Времени представляет собой важнейший элемент общего образа Мира.

Еще одна новая составляющая идентичности – это идентичность с окружающей средой. Несмотря на необычность такого словосочетания, факт, в нем зафиксированный, хорошо известен на уровне обыденной психологии: человек всегда обитает в некоторой «жизненной среде», к которой можно отнести географический район его проживания, тип поселения (город или деревня), природные и климатические характеристики своей местности и многое другое. Поэтому образ мира не может быть построен без учета и этого рода отношений человека с миром.

В современной психологии обозначилась самостоятельная область исследований, которая получила наименование «психология среды», иногда – «экологическая психология», которая изучает психологические аспекты взаимоотношения человека с окружающей средой. Среда органично включена в жизнедеятельность человека и служит важным фактором регуляции его поведения. С любым компонентом экосистемы индивид связан через процессы приспособления к ней и, вместе с тем, через процессы ее преобразования. Степень зависимости человека от среды весьма различна как в физическом, так и в психологическом смысле. Поэтому от того, каким сформирован образ окружающей среды в сознании человека, во многом зависит тип его поведения. И. Альтман, видный исследователь в области экологической психологии, считает эту дисциплину необходимой добавкой к традиционным психологическим исследованиям.

Одной из первых концепций, предложенных в этой области психологии, была концепция Р. Баркера, названная «эко-поведенческая теория», в которой рассматривались процессы, возникающие при взаимодействии группы людей со средой. Центральное понятие концепции Баркера – «место поведения» – объективная, ограниченная во времени и пространстве ситуация, которой свойствен определенный набор типов поведения. Пример – «Лекция». Это не комната, где всегда по понедельникам это происходит; не психологи, которые на ней присутствуют; не текст, который произносится преподавателем. «Лекция» – это и то, и другое, и третье – комплекс всего перечисленного, задающий своеобразную программу действий включенных в него личностей. Несмотря на ряд критических замечаний, высказанных позднее по поводу концепции Баркера она была оценена достаточно высоко, поскольку вводила в психологию в качестве важнейшего компонента социальную среду. В настоящее время спектр исследований «места поведения» существенно расширен. Наряду с развитием идей Баркера предложен еще целый ряд подходов, из которых особенно важен в нашем контексте тот, который разработан в рамках когнитивной психологии. «Место поведения» здесь рассматривается в контексте ориентировки человека в мире, для чего введено понятие «образ социального» («social image»).

Для того чтобы понять, как формирование образа окружающей среды вплетается в процесс социального познания, необходимо обратиться ко всей совокупности понятий, относящихся к экологической психологии. Само понятие «среда» достаточно полно описано. В среде выделены четыре подсистемы: 1) природная среда – общий «фон» общества – состояние атмосферы, водный компонент, состав поверхности земли, структура ландшафта, растительный и животный мир, климат, плотность населения; 2) среда «второй природы» – модификации природной среды, преобразованной людьми: угодья, дороги, зеленые насаждения, домашние животные, культурные растения; 3) «третья природа» – искусственный мир, созданный человеком, не имеющий аналогов в естественном мире (т. е. «очеловеченная природа»): асфальт, бетон городов, пространство жизни и работы, транспорт, технологические объекты, мебель, культурно-архитектурная среда; 4) социальная среда – своеобразная интеграция трех предшествующих сред, что дает в итоге определенное качество жизни, проявляющееся, например, в культурной оседлости. По мнению О. Н. Яницкого, социальная среда включает в себя набор референтных групп для личности, представление о своих «корнях», малой Родине, ценности своего «места» (местности) (1996).

Совокупность природных и социальных факторов среды образует то, что называют «жизненной средой» или «непосредственной жизненной средой». Ее характеристики даются во вполне психологических терминах, когда выделяются:

а) Внутренняя среда индивида – моделируемое сознанием представление о «своей среде», ее «образ». Некоторые исследователи называют это «имплицитными теориями среды», подобно «имплицитным теориям личности», т. е. субъективными представлениями о характеристиках этой среды. Внутренняя среда индивида включает совокупность знаний и навыков, которые в ней могут быть актуализированы.

б) «Первичная экоструктура» – жизненное пространство, непосредственно «моя» среда обитания (дом, квартира, комната, вещи), как бы продолжение моего собственного «Я». Психологически эта среда формирует чувство хозяина – это «мой» мир.

в) «Групповая экоструктура» – среда сообщества: территория предприятия, вообще места работы, различные помещения совместного пребывания – клуб, спортивная секция и т. п.

Именно эта, непосредственная жизненная среда выступает основой идентификации личности с каким-то определенным местом ее существования и пребывания. Термин «средовая идентичность», не очень благозвучно звучащий на русском языке, относительно новое образование, претендующее на то, чтобы обогатить представления об идентичности личности. Так же как и в случае формирования других координат идентичности (образ Я, образ Группы, образ Времени), образ Среды формируется на протяжении всей жизни человека. Исследования Т. Нийта (1983, 1985) показали, как влияет на восприятие мира ребенком восприятие им своей непосредственной Среды обитания: наличие или отсутствие у него своей «территории» – уголка или комнаты. Показано, что дети, живущие в перенаселенных квартирах, демонстрируют часто большую агрессивность, порожденную тем, что негде побыть одному, и т. п. Несмотря на наличие таких негативных воздействий среды обитания в детстве, именно ее образ сохраняется на всю жизнь. Впоследствии ностальгия «привязывается» именно к этой среде.

Механизмы формирования представлений об окружающей среде обусловлены тем, какое значение придает человек среде. Окружающая среда может быть репрезентирована человеку двояким образом. Прежде всего она «отвечает» на вопрос «где?»: где, в какой ситуации происходит то или иное событие, где Я-сам, где то, что мне близко и т. д. В английской и немецкой терминологии употребляются специальные термины, обозначающие данный тип значения среды: Whereness, и соответственно «Wo?». Если бы не опасаться вульгаризации русского языка, можно было бы употребить такой русский эквивалент этих терминов: «гдетость», т. е. такое качество среды, которое отвечает на вопрос: «где что-то существует или происходит?». Далее, второй аспект значения среды, в котором, собственно, и выясняется ее значимость для индивида: «А что это такое? Что это означает для меня?». Существительное, которое употребляется в английском и немецком языке, – соответственно Whatness и Was? (русский условный эквивалент – «чтотость»). Отвечая на два эти вопроса, человек как бы помещает себя в некоторое пространство, привязывает себя к нему, использует своего рода когнитивную карту с обозначением места своего пребывания. Если место это очень значимо, человек отождествляет себя с ним, возникает «идентификация с местом».

Этот феномен хорошо известен на уровне житейской психологии. Если в обыденных обстоятельствах для человека не столь значимо отождествление себя с каким-либо «местом» (будь то место его рождения или место какого-то периода проживания), то в ситуациях исключительных это родство с местом приобретает особую роль. Например, в условиях разлуки с родиной ностальгия особенно часто касается места, где прошло детство или где произошли какие-то исключительные события (признание в первой любви, впервые испытанное чувство страха и т. п.). Новобранцы в армии часто устанавливают контакты по принципу землячества («он из наших мест»), и такая идентификация порой более очевидна, чем отнесение себя к какой-нибудь социальной или возрастной группе. Значение «среды» в нетрадиционной ситуации настолько велико, что идентичность личности по преимуществу становится «средовой». Отсюда и восприятие, и познание социального мира приобретает особую окраску; среда воспринимается как существенная характеристика социального бытия человека.

В таких ситуациях могут возникать особого рода экологические стереотипы и предпочтения, что заставляет специфически окрашивать воспринимаемый мир: местные нормы, стандарты поведения, а не только черты родной природы могут восприниматься как наилучшие, от чего зависит и вся картина мира. В случае предпочтения области проживания целого народа такие представления тесно смыкаются с этническими стереотипами, различными символами и в этом качестве также предстают как элемент конструирования социального мира с позиций идентификации себя с определенной средой. «Использование» Среды детерминировано культурными нормами и определенными символами. Это определяет характер экологического сознания, что проявляет себя не только в глобальном отношении к среде, но и в способах поведения в конкретных «средовых» ситуациях, например в храмах, на кладбищах и пр. В этом смысле вандализм, проявляющийся в сокрушении памятников, в хулиганских надписях на стенах зданий (так называемые Graffiti), есть всегда сигнал не просто невоспитанности, но и разрушения нормальных отношений со средой обитания, т. е. неблагополучия с проблемами социальной идентичности. Значимость чисто экологических характеристик местности была продемонстрирована в одном из экспериментов: африканским детям было предложено 90 слов, имеющих отношение к жизни континента. Из них надо было выбрать такие, которые в наибольшей степени, по мнению испытуемых, характеризуют их материк. Лишь 25 % детей выбрали такие термины, как «расовые проблемы», «ислам», «социализм». Более 80 % посчитали, что картина их мира показательнее предстает в таких терминах, как «дикие животные», «черные аборигены», «каннибалы», «пигмеи», «шаманы, потрясающие дротиками» и пр.

Формирование экологического сознания включает в себя формирование отношения не только к природе, но и к различным аспектам среды, а их, как мы убедились, достаточно много. Одно из существенных направлений изучения психологии среды состоит в определении позиции человека относительно дистанции, которую он считает оптимальной для взаимоотношения с другими людьми. Два основных термина описывают характер этих представлений: «уединение» и «скопление». Что касается проблемы «уединения», то это не новая проблема в психологии, которая зачастую известна под названием «персональное пространство». Уже в рамках проксемики при исследовании оптимальной организации пространства общения, особенно посредством невербальных средств, было выявлено наличие у человека достаточно точных представлений о том, в каких ситуациях какая дистанция является уместной. М. Аргайл сформулировал «шкалу интимности», где как раз и обозначены различные дистанции, годные для интимного, делового общения или для публичного выступления. Другая сторона этой проблемы успешно исследовалась психологами Эстонии. Т. Нийт, например, изучал вопрос о том, какое значение имеют пространственные характеристики как для людей с различными индивидуальными психологическими особенностями, так и для представителей разных культур. Дело не только в выборе дистанции общения, но и в общей потребности человека в определенном «уединении». Эта психологическая потребность тесно связана с социальными условиями ее реализации. (Так, для разных людей в разной степени нетерпима теснота коммунальной квартиры или даже отсутствие собственной комнаты в квартире изолированной. Восприятие мира во многом строится и через призму именно этой характеристики существования.) По мнению И. Альтмана, «уединение» обозначает такую меру социальной стимуляции, при которой люди могут оптимально взаимодействовать. Это обусловлено тем, что «личное пространство» гарантирует индивиду возможность принимать самостоятельно решение о том, какую информацию о себе он готов передавать партнеру и при каких обстоятельствах. Иными словами, должная мера «уединения» выступает компонентом формирования Я-концепции, а следовательно, экологическая характеристика сопряжена с формированием идентичности.

Другая сторона этого же вопроса – «скопление» людей, их пребывание в толпе, вообще в системе превалирующей тесноты. В данном случае это уже не вопрос тесноты в квартире, а мироощущение человека в ситуации любого массового сборища. Сензитивность к «уединению», как правило, коррелирует с крайне негативной оценкой всякого «скопления». Объединяемое термином «территориальность» предпочтение к той или другой стороне альтернативы «уединение-скопление» выступает значимой переменной в оценке индивидом окружающего мира. Хотя эти оценки могут быть и чисто ситуативными, в конечном счете они могут влиять и на более общую картину мира. Так, в исследовании М. Хейдеметса было показано, что человеку свойственно поддерживать определенный уровень пространственного контакта с другими людьми, и успешность/неуспешность этого определяет в значительной степени не только психологическое состояние индивида, но и эффективность его деятельности. Угроза персональному пространству приводит к повышению его значимости, следствием чего является, с одной стороны, еще более настойчивая идентификация себя с этим пространством, а с другой – толчок к общему восприятию мира через призму восприятия своего пространства, своей среды.

Отношение к среде заставляет человека выработать определенные категории, при помощи которых эта среда может быть адекватно описана. Все они так или иначе относятся к категоризации пространства, т. е. касаются последовательности, расстояния и ориентации. Примерами применения такой категоризации являются построения образа города, что стало в последнее время довольно частым предметом психологических исследований. Начало им было положено книгой К. Линча «Образ города». Работа выполнена в традициях, весьма близких к когнитивной психологии, и предлагает, по существу, конкретизацию процесса построения некоторой когнитивной схемы. Линч обозначил пять основных категорий, которыми люди пользуются, организуя свой образ города: дороги (их совокупность – это «умственная карта города»); перекрестки представляют точки принятия горожанами решений и выбора; окраины – дающие ясность твоего собственного положения в городе; районы – обозначают своеобразную иерархию частей города; специальные ориентиры, которые являются такими точками на карте города, которые помогают нам определить, на правильном ли мы находимся пути. Эта категоризация, с одной стороны, служит просто наиболее экономному описанию конкретного города, а с другой стороны, способствует и конструированию такого абстрактного образа города, который оптимален для существования человека. На примере отношения человека к городу (элементу «построенной среды») хорошо также проследить связь проблем экологии и идентичности. Целый ряд исследований посвящен вопросу о том, как человек воспринимает изменения городской среды. Эти изменения внесены урбанизацией: меняется цветовая гамма городских пейзажей, возникают большие плоские поверхности вновь построенных площадей, больших магистралей, начинают преобладать прямые углы и линии, связанные с массовой застройкой новых жилых кварталов. Вопрос в том, как люди относятся к этим изменениям: затрагивают ли они идентификацию с привычным обликом города? Зачастую потеря привычной территории, «присвоенной» человеком, приводит к своеобразной ностальгии, откуда возникает негативное отношение к преобразованиям, особенно у пожилых людей.

Это выражается в неприятии новой планировки районов, переименования улиц и т. п.

Все это можно проинтерпретировать как один из элементов разрушения идентичности, что обусловлено разрушением некоторых символов, а среда, как видно, также обладает для человека символическим значением. Потеря территории, предметов, ее наполняющих, или символов, репрезентирующих эти предметы, способствует потере ориентации человека в мире, что есть обязательное условие сохранения идентичности.

Нужно также упомянуть и еще о некоторых специальных областях экологической психологии, которые имеют отношение к психологии социального познания.

Одной из таких специальных областей является так называемая рискология – научная дисциплина, активно развивающаяся в последние годы и исследующая различные проблемы риска. Рискология охватывает широкий круг вопросов и подходит к анализу риска с различных точек зрения: так, например, риск изучается в комплексе технических (инженерных) дисциплин. Но есть и особая область исследования риска, целиком связанная с проблемами психологической ориентации человека в мире. В этом качестве риск изучается в контексте экологической психологии вместе с другими проблемами влияния окружающей среды на поведение человека.

Здесь анализируется такая ситуация, когда наиболее значимым для человека является не объективная степень риска, а его субъективное восприятие риска, для чего вводится понятие «воспринимаемый риск». Конечно, степень риска, которому подвержен человек в той или иной ситуации, определяется и объективными характеристиками опасности и угрозы, однако поведение во многом опосредовано тем, как и насколько индивид воспринимает эту опасность. Под «воспринимаемым риском» и понимается как раз сочетание субъективной вероятности неблагоприятного события и оценки его возможных негативных последствий.

Образ среды во многом обусловлен тем, насколько она представляется источником разного рода рисков. В экспериментальных исследованиях выявлены различные факторы «воспринимаемого риска». Из них чрезвычайно важным является, например, степень удаленности от непосредственного очага угрозы, а также мера информированности (отдельного человека или группы) о конкретных «рисковых» ситуациях. В обыденной жизни все эти выявленные в исследованиях факторы хорошо известны. В конкретных чрезвычайных ситуациях включение риска в поведение человека во многом обусловлено именно степенью его информированности как о характере угрозы, так и о возможных последствиях. В ряде исследований, проведенных в нашей стране после чернобыльской катастрофы, установлены различные типы поведения в ситуациях риска. Чрезвычайно важным фактором восприятия окружающей среды через призму риска является осмысление связи «чисто» экологических (природных) катастроф и социальной ситуации, в рамках которой они происходят. Мы вернемся к этому вопросу подробнее ниже, но сейчас необходимо сказать о том, что образ мира как целостное образование в сознании человека включает в себя представление о единстве природной и социальной среды.

Возвращаясь к проблеме идентичности, можно сделать вывод, что идентификация с определенным типом среды есть важнейший компонент образа Я.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.