Введение

Введение

«Возможно, название этой книги: «между травмой и надеждой» уже зародило у некоторых читателей ожидание, что я могу предложить один единственный путь, ведущий к исполнению надежды (пусть даже лишь одного из родителей), или путь избежания опасностей, связанных с долгосрочными последствиями развода у детей. Думаю, что в какой-то степени я все же ответил на важнейшие вопросы, но проблема заключается в том, что ответы эти не могут быть однозначными. Во всяком случае, я иногда использую свои «если» или «но», относящиеся к условиям, которые не могут быть предусмотрены, изменены или заранее оценены нашей читательницей или читателем.

В основе проблемы стоит как комплексность человеческой души, так и само «происшествие развода», где каждый «акт» имеет собственную драматургию. Во всяком случае невозможно понять, что, как и почему происходит в каждом отдельном случае, если не знать, что было раньше. Невозможно также предсказать, как окончится пьеса. Потому что действие пишут сами исполнители. Важнейшим фактором является объем их власти над событиями и ответственность за них. Но свобода исполнителей ограничена прошлым течением событий, которые невозможно стереть, а также определенными правилами (психологическими закономерностями), согласно которым количество вариаций весьма ограничено; присутствием исполнителей других ролей, преследующих иные цели, и, наконец, деятельностью своего собственного бессознательного. И только тот, кто осознает свою зависимость, имеет шансы достичь своих целей хотя бы частично».

Такими словами я начал заключительную главу моей первой книги о «детях развода»[3]. Задача этой второй книги заключается в следующем:

помочь родителям понять свою зависимость от множества обстоятельств и, в первую очередь, – гораздо шире, чем это было изложено в первом томе, – обратить внимание на их, в общем-то, достаточно большие возможности в формировании дальнейшей жизни;

облегчить задачу профессиональных помощников в определении их места в этой «драме»: действующих лиц или все же режиссеров. Следует заметить, что мы слишком часто исполняем роль своего рода прожекторов, высвечивая лишь то, что нам хотелось бы высветить, и практически ничего не изменяя в том действии, которое происходит на сцене. Более того, порой мы многого не видим, поскольку основное действие разыгрывается, собственно, в темноте. Однако нельзя ли и здесь что-то изменить? В чем наша зависимость, и где лежат наши возможности? А главное – как можем мы повлиять на происходящее?